Влад Менбек - Варианты виртуальной реальности
Обзор книги Влад Менбек - Варианты виртуальной реальности
…Он уже точно знал, что активно собирает и анализирует информацию об окружающем мире, и не только из книг, но и из жизни. Еще он заметил за собой, что научился переключать внутри себя энергетический поток сексуальных желаний и половых влечений на работу мозга и деятельность организма. Как это у него получалось, Павел не знал, но разобраться в этом хотел…
…Начал систематизировать накопленную информацию. Дедовщина его не коснулась, хотя другим доставалось от «старослужащих». Его не обходили, а обтекали. Он практически не умел волноваться или бояться, и это чувствовали все, кто с ним общался. А такое свойство натуры выглядело, как всеподавляющая уверенность в себе…
Влад Менбек
Варианты виртуальной реальности
Павел помнил себя с трёх лет, когда по уши влюбился в свою ровесницу Олечку – светленькое, как солнышко, чистенькое существо. Теплым утром, встречаясь с ней на общем дворе, он млел, замирая от восторга. Молча возьмутся за руки и идут гулять, не видя дороги. Поэтому часто попадали в не просыхавшие все лето лужи с осклизлой грязью по краям и падали. Вымазавшись как чертенята, с ревем и слезами брели домой, к мамам. Сияющую ауру их чистых отношений не могла выпачкать никакая грязь.
С тех пор утекло море воды, но видение не тускнело.
Из тысяч жизненных мгновений память выхватывает частые переезды. Отец скитался по новостройкам, таская семью по баракам. Как Павел плакал, расставаясь с Олечкой! И она захлебывалась слезами. Их детские сердца говорили, что это – навсегда. Родители Павла и Олечки не знали, что делать: то ли самим заплакать, то ли смеяться. Горе не имеет возраста, лишь память о печали может быть детской.
Поселившись на окраине рабочего поселка, около речушки с нехорошей темной водой, в которую Павел свалился с крутого берега, нахлебавшись воды до икоты. Его вытащил огромный угрюмый дядька. Долго тряс, держа за ноги, вниз головой. Именно тогда Павел понял, что есть черта, которую нельзя переступать.
Целый вечер отец молча поил дядьку водкой. Обессиленный, лежа в подушках под теплым одеялом, Павел с напряжением наблюдал за ними. Дядька был какой-то непонятный, темный, а отец – светлый. У стола суетилась мать, подкладывая им картошки и огурчиков.
Она была хорошая, добрая, но никакая: ни темная, ни светлая.
В пять-шесть лет Павел возмужал до того, что убегал с соседскими мальчишками на другой конец поселка, к заманчивой котельной, где они соревновались в подкидывании камней в небо. Однажды Павел бросил вверх сизый кусок стеклоподобного шлака, а он упал ему на голову. Сначала был только удар, затем накатила адская боль.
Пока какие-то люди бегом несли его в больницу, где тети в страшных белых халатах выстригали волосы на голове, что-то резали с хрустом и зашивали с отвратительным треском, он орал на полную мощность. По окончании операции устал и охрип, обвиснув на руках перепуганной матери.
Происшествий было множество, и почти все они несли боль и опасность. То шлепнется на руку капля кипящего битума, когда он, разинув рот, смотрел, как ругачие дядьки смолят лодку. То у автокрана лопнет трос, со свистом стегнув кирпичную стенку над головой, прорубая глубокую борозду. То соседская собака, без лая и рычания, злобно обнажив верхние клыки, вцепится в ногу.
Очевидно, поэтому к нему пришло острое ощущение опасности. Павел стал чувствовать, что таится за спиной, за углом, за поворотом. И когда мать отвела его в первый класс, он уже знал, что для него плохо, а что – нет. И окружающие люди несли в себе тайну. Все, кроме матери. Люди были очень разные: от очень злых до хороших. А Павел мог быть разным: он причислял себя и к злым, и к хорошим.
С каких-то пор, незаметно, отношение окружающих к нему перестало вызывать у Павла эмоции. Будто со стороны он наблюдал за людьми, за их контактами друг с другом, пытаясь в уме упростить их отношения, для того чтобы все понять. Но не мог этого сделать, и его это немного раздражало. Переплетение контактов было так сложно и запутанно, что постоянно преподносило сюрпризы. Он не мог понять, что они все хотят.
Школьная учеба и чтение «ненужных», по мнению педагогов, книг, не вытолкнуло Павла из людской среды, но и не втянуло в нее. Он не был нелюдимым, он был замкнутым. Окружающие говорили: себе на уме. На этот счет у Павла было собственное мнение.
С жадностью фанатика Павел изучал окружающий мир, читая книги. Он замечал, как по телевизору какой-нибудь умный дядька простыми словами объяснял сложные вещи или как кто-то бурчал что-то косное, комплексуя и отворачиваясь от камеры. Он видел, как на улице поддавшие мужики, проявляя животный кобелизм, цепляются за слова друг друга, доводя разговор до драки, как пьяница, налившись водкой, недалеко от магазина укладывается спать под забором. Он слушал, как шелестят листья, перешептываясь о своих тайнах, как упрямые муравьи тащат извивающуюся гусеницу в муравейник, затаив дыхание наблюдал, как желтенькие мухи, стремительно совершившие фигуры высшего пилотажа, внезапно зависают в метре от земли, будто приклеенные к невидимой точке пространства.
Он насыщался всем этим, но не мог понять – для чего?
Про себя думал, что он пока наблюдатель. Почему и как возникла эта уверенность – не понимал. А хотелось понять, очень хотелось. Поэтому в свободные минуты терзал себя беспощадным самокопанием. Хотелось уединиться, но надолго не удавалось. Живя среди людей, быть вне их – невозможно. Из-за этого приходилось участвовать в отвратительных сценах.
До двенадцати лет его взаимоотношения со сверстниками были естественные, пока он не углубился в книжный мир. Прочитанные взахлеб «Три мушкетера» и «Капитан Фракас» возбудили четкую позицию джентльмена. Проявляя благородство, неожиданно для себя он стал проигрывать соученикам в неизбежных стычках. Правило: слабого и лежачего не бьют – стоило ему многого.
Нередко домой из школы он шел с соседкой Юлей, взбалмошной девчонкой из параллельного класса. Павел отлично видел, что для нее он почти никто: спутник по дороге домой, и только. Но она ему нравилась каким-то образом. Непонятно, как, но он ощущал их совместимость в далеком будущем.
Однажды на улице их встретили парни из соседнего квартала, им было уже лет по четырнадцать-пятнадцать. Они просто оттолкнули Павла, подставив ножку. Упав и больно ударившись об асфальт, Павел скривился. Парни стали приставать к Юле, с противными смешками стали дергать ее за юбку, за кофту. Она растерянно хихикала, отбиваясь портфелем. У Павла потемнело в глазах от бешенства, что происходило нечасто. Он вскочил на ноги и бросился на обидчиков. Его примитивно сбили с ног и стали с остервенением пинать, нарушая все законы. Юля наблюдала, нервно всхлипывая. Потом парни ушли вместе с Юлей. Павел едва доплелся до дому.
Неожиданно мать закатила истерику, ругая его за порванную рубашку, за синяки, за ссадины.
– Все дети как дети, а ты идиот какой-то! – кричала она, не замечая как с днища дуршлага с вермишелью капали белые капли на ее передник, на тапочки, на чистый пол.
Павел попытался все объяснить распухшими губами, но она его не слушала. Он понял – бесполезно. Вечером отец выслушал мать, посмотрел прищурившись на окна, помолчал и, покачав головой, ушел в спальню. Чуть позже прибежала Юлина мать и обвинила Павла в том, что он устроил драку на глазах у ее нежного ребенка, избив друзей дочери. Павел был ошарашен неправдой. Он даже не сумел обидеться, и поэтому почти не замечал, как мать снова принялась его ругать за Юлиных друзей.
