Алексей Корепанов - Игры на песке
Обзор книги Алексей Корепанов - Игры на песке
Алексей Яковлевич Корепанов
Игры на песке
Сереже на память о песчаной горе
– Смотри, Ник! – сдавленно сказал Ром, застыв на полусогнутых ногах.
Ник, уже повалившийся на песок, мгновенно вскочил, приготовившись отреагировать на новую опасность. Проследив за взглядом Рома, он ошеломленно выругался и медленно вытер рукавом мокрый лоб, сдвинув к затылку синюю матерчатую кепку с длинным козырьком. Похлопал по комбинезону, стряхивая песчинки, и направился к невысокой насыпи, пересекавшей склон левее их маршрута. Ром, так и не расшнуровав высокие ботинки, выпрямился и зашагал следом, сплевывая хрустящий на зубах песок.
Горячий ветерок, без устали веющий из плотного белесого тумана, в котором скрывался горизонт, тыкался в бок перегородившей мир необъятной песчаной гряды и взвивался к ее далекому верхнему краю, неровной чертой окаймлявшему бледное небо. От его легких порывов постоянно то тут, то там возникали маленькие песчаные ручейки; мелкий серый песок струями стекал по склону, собираясь в зыбкие холмики, – и над склоном витало непрерывное тихое шуршание. Казалось, шуршал сам жаркий воздух, силясь исторгнуть из пустоты неведомые слова. Выплеснувшаяся из далекого тумана серая безжизненная равнина, похожая на засохший потрескавшийся лист гигантского дерева, подползала к песчаному склону и терялась под ним. Серая равнина и серая гряда, въезжающая в небо, – казалось, больше ничего не было в этом мире.
Из насыпи торчала нога в высоком коричневом ботинке. Ник присел на корточки, откинул за плечо висящий на шее репиратор и начал обеими руками осторожно разгребать податливый песок. Ром, опустившись на колени, устроился рядом и тоже взялся за дело. Они работали молча и сосредоточенно, и лишь когда из песка появилось лицо – желтая высохшая маска с черной щетиной на щеках, оскалом зубов и пыльной кожей закрытых век, – Ник, отшатнувшись, сел, вытащил из нагрудного кармана помятую пачку сигарет и сказал:
– Это Ползун. Мой предыдущий напарник.
Ром промолчал. Он знал, что Ник ходил с Ползуном, и что Ползун пропал под обвалом. Доползался.
Несмотря на жару, Ром вдруг почувствовал озноб и невольно поежился, глядя на скорченное тело в синем комбинезоне. Ползун не добрался до верха гряды.
«А мы доберемся?» – подумал он и взглянул на Ника. Ник угрюмо курил, и лицо его было серым от песка.
Шуршал песок, застыло в вышине слепое небо, и не верилось, что еще и двух суток не прошло с того момента, когда он, Саня Романенко, Ром, встретил Ника в шумной вечерней забегаловке у моста. Какие денечки провели они вместе на распроклятых Балканах, в добровольческом батальоне! Не приведи Господь повторения тех денечков… Пестрые были денечки, шальные, залитые кровью, пропахшие гарью, переполненные неистовым треском автоматных очередей и грохотом взрывов, и криками, криками… А потом вздрогнуло, покачнулось ярко-синее балканское небо, с гулом обрушилось на голову, и увидел он над собой грязного потного Ника, беззвучно шевелящего черными губами.
Долго потом вспоминались ему кровавые эти Балканы, метался на койке в госпитале, просыпался от боли и вновь погружался в полубред-полусон. Выкарабкался все-таки, отлежался, вернулся в родной город в украинских степях. Полез было в коммерцию, но хватка оказалась не та; подался на завод – быстро надоело, чего-то другого хотелось; нанялся в охранники к «новым богачам» – невыгодное оказалось дело, стреляли часто, а однажды чуть не сожгли вместе с офисом. Может быть, поэтому устроился, в конечном счете, в пожарную охрану – благо, здоровье уже позволяло, организм справился с последствиями контузии – молодость есть молодость. Платили не очень, но все-таки – если бы еще цены не росли чуть ли не каждый месяц… Худо-бедно, а у отца с матерью на шее не сидел, на пару стаканчиков в выходные хватало. Хотя, конечно, разве это деньги – если хватает на пару стаканчиков?..
А Нику, вероятно, подвалила удача. Потому что он, сидя за столиком у окна забегаловки, пил не дешевую настойку, от которой наутро трещит голова, а хлебал коньячок, словно воду. Словно жажду заливал, да все никак не мог залить.
Встреча у них получилась отменной. Вся забегаловка притихла, когда они молча крепко обнимались – уразумел пьющий люд, что не просто собутыльнички встретились после недельной разлуки, что тут нечто иное, серьезное…
Потом Ник поил его коньяком, и они говорили, говорили, и все никак не могли наговориться. Было им что вспомнить, было кого помянуть.
К полуночи, захватив с собой бутылку, выбрались из духоты и табачного дыма под блеклые городские звезды, спустились к реке и устроились на камнях у самой воды. Помолчали. Изредка с гулом катили по мосту поздние троллейбусы, доносилась разухабистая музыка из ресторана за рекой. Вот тут Ник и предложил дело на двоих.
Чем дольше Ром слушал сбивчивые слова боевого друга Коляна Яцука, тем трезвее становился. Выслушав, машинально приложился к бутылке; не почувствовал вкуса коньяка – задумался, соображая.
Ник поведал об интересных и удивительных вещах. Буквально в километре отсюда, за рекой, за серыми сараями деревообрабатывающего завода, в одном из зданий, помнящих, наверное, еще бегство Мазепы, размещалась некая частная контора, совершенно не рекламирующая свою деятельность. А деятельность конторы заключалась в организации восхождений на песчаную гряду, расположенную неизвестно где: в Каракумах? Сахаре? Гоби? «Может быть даже она вообще не здесь, не у нас», – как-то странно сказал Ник, и Ром не сразу понял, что подразумевал тот под этими словами.
Условия восхождения были просты. Две команды из двух человек каждая начинают путь от подножия к гребню по склону гряды; одна пара не видит другую – их разделяет достаточно большое расстояние. В кармане комбинезона каждого соревнующегося – две какие-то питательные плитки, у пояса – единственная фляга с водой. Задача: успеть подняться как можно выше, опередив соперников, прежде чем кончится продовольствие и иссякнут последние силы. Чем ближе к верху гряды сможешь подняться – тем больше будет вознаграждение каждому из обоих победителей.
Любому клиенту конторы давалась возможность три раза попытать счастье на склоне. Только три раза.
«Им реклама ни к чему, – говорил Ник. – Отбоя не было бы от желающих – платят прилично. Каждый втихаря ищет себе партнера и отваливает после своих трех попыток. Так меня Ползун разыскал, мы с ним уже после тебя давали жару хорватам. Вкатили нам в этой конторе по уколу – и очнулись мы с ним уже там, у подножия. И полезли. Но прокололись. Я прокололся – провалился в яму. Представляешь, что-то невероятное: сверху песок, а под ним вдруг – яма. Не может такого быть, понимаешь? Ползун меня полумертвого вытащил, откачал… Потом лезли уже без питья и жратвы, на одном упрямстве… Попали в оползень, скатились вниз… Опять полезли. Я вырубился, тогда и Ползун отступил. Сунул мне таблетку, сам глотнул – и очухались опять в конторе. Проигравшие. И сразу записались на второй круг. Теперь уже я ученый был, осторожничал, каждый шаг обдумывал. Эх, Санек! Словами не передать, это видеть надо – ни с того ни с сего срывается песчаная лавина, мчится вниз, а разрастается вверх, сбивает с ног… Я-то успел откатиться, меня только краем задело, пронесло с километр и отбросило, а Ползун в самую струю угодил, а потом, наверное, провалился в яму, как я в первый раз. Представляешь, Санек: никаких следов. Тишина, песок – и никаких следов. Я весь этот пляж кругом облазил, матерился на чем свет стоит, звал – бесполезно. Понял: ни Ползуна, Юрой его звали, ни денег. Только потом, в конторе, узнал: выиграл. Потому что те, двое, соперники наши, вообще не вернулись…»
