Кира Сошинская - Федор Трофимович и мировая наука
Обзор книги Кира Сошинская - Федор Трофимович и мировая наука
Сошинская Кира
Федор Трофимович и мировая наука
Кира Сошинская
Федор Трофимович и мировая наука
Все началось в насоса. Седову нужен был насос. Насос лежал на складе в Ургенче. Если за насосом не съездить, то он так и будет лежать на складе, пока его не утащат хивинские газовики. Им он тоже нужен. Я никогда на была в Хорезме, и ребята согласились, что ехать надо мне. Седов попросил меня купить в Ургенче десять пачек зеленого чая первого сорта, потому что в кишлаке уже вторую неделю как остался только третий сорт, а он крошился и пылил не меньше, чем Каракумы.
В Ургенче насоса не оказалось. Худайбергенов позвонил в Хиву. Там тоже не было нашего насоса. Худайбергенов пошутил немного, потом попросил зайти завтра и сказал, что насос будет. Я хотела съездить в Хиву, чтобы посмотреть старый город и серьезно договорить с газовиками, но автобус ушел перед самым носом, а со следующим ехать было поздно.
Я пошла по городу куда глаза глядят я дошла до широкого канала. Он казался очень глубоким - вода в нем была такой густой от ила, что почти не отражала солнца. Вдоль берегов стояли в тени тонких тополей громоздкие колеса с лопастями, черпали воду и лили ее под ноги тополям. Я подумала, что эти колеса нетипичны и тут же услышала сзади голос:
- Слушай, девушка, нетипичное сооружение.
Я обернулась. Небольшого роста пахлаван - богатырь, он же джигит, нес, сгорбившись, телевизор "Темп" в фабричной упаковке. Пахлаван попытался мне дружески улыбнуться, но в глаз ему попала капля пота, и улыбка получилась кривой.
- Понимаю, - ответила я. - В наш век драг и насосов...
И тяжелые мысли о пропавшем насосе и коварных газовиках полностью завладели мной...
Джигита я увидела на следующее утро на аэродроме.
Перекати-поле скакали по белесым соляным пятнам, шарахаясь от вихрей вертолетных винтов, сменившиеся механики пили пиво с сардельками у зеленого хаузика, а неподалеку шмелем возился каток, уминая сизый асфальт. В еще прохладном зале аэропорта, густо уставленном черными креслами с металлическими подлокотниками, было дремотно и тихо, - трудно поверить, что за беленой стеной все время взлетали и садились, разбегались и тормозили, прогревали моторы и заправлялись - в общем занимались своими шумными делами ЯКи и АНы.
- Гена, - сказала девушка в серой юбке и белой блузке с очень не форменным кружевным воротничком; - повезешь кровь в Турткуль.
Гена почему-то взглянул на меня и спросил:
- А пассажиров не будет?
- Возьмешь больного в Турт-куле. И поскорей возвращайся. Тебя Рахимов в Хиве ждет.
Гена вздохнул жалостливо - вздох предназначался мне - и пошел в маленькую дверь сбоку от кассы - там, наверно, он заберет свой груз.
Худайбергенов позвонил мне поздно вечером и сказал, что есть насос в Туйбаке на Арале и что билет уже заказан. Я сначала подумала, что он хочет от меня от делаться. Но от Туйбака до нашего кишлака рукой подать, и я спорить не стала. Может быть, в Худайбергенове заговорила совесть.
Уже улетел Гена на своем ЯКе в Турткуль, а посадку на мой самолет еще не объявляли. Воздух помаленьку разогревался, как бы исподволь подготавливая меня к жарище, которая будет здесь через час. Наконец, девушка с кружевным воротничком подошла ко мне и спросила:
- Вы в Нукус?
- Нет, в Туйбак.
- Это один и тот же рейс, Проходите на посадку.
Когда я вышла на веранду аэропорта, оказалось, там собрались уже все пассажиры. Девушка повела нас к тихоходному на вид биплану, который допивал положенный ему бензин. У самолета уже стоял вчерашний джигит с телевизором. Мы с ним поздоровались.
Я уселась на неудобную, узкую лавочку. Маленькие АНы очень некомфортабельны - у затылка торчал какой-то крюк, который норовил вырвать клок волос. Кроме того, я все время съезжала на свою соседку. Пилоты помогли джигиту втащить телевизор. Рядом со мной сидели три старушки узбечки. Я подумала, что совсем недавно они вряд ли осмелились бы подойти к поезду - и вот, пожалуйста! Старушки негромко разговаривали - видно, о каких-то прозаических вещах. Их не волновали в данный момент глубокие мысли о скорости прогресса. Кореянка по имени Соня - так ее называл пожилой татарин, который провожал кореянку до самолета, - раскрыла "Науку и жизнь". Джигит сел на пол, поближе к телевизору.
Пришел еще один узбек, из районных работников, в синем кителе, сапогах и синей кепочке с невенутым картонным кружочком, отчего кепочка принимала несколько фуражечный, ответственный вид. Узбек уселся рядом с кореянкой и сразу наклонил го-лову, чтобы разглядеть, что изображено на обложке журнала.
И мы полетели, оставив внизу облако пыли, поднятое колесами.'
Весенний Хорезм покачивался под окном. Пилоты сидели повыше нас и как будто тащили нас наверх, склоняясь, когда было трудно, к циферблатам приборов. Солончаки отражали раннее солнце и казались озерами.
Теплый воздух, поднимаясь с поля, качнул самолет. Джигит с размаху схватился за телевизор. Джигиту, по-моему, было страшно.
- Сколько лететь будем? - спросил узбек в кепочке.
Ему пришлось повторить вопрос, потому что мотор верещал довольно громко. Один из пилотов расслышал и, откинувшись к нам, крикнул:
- Час двадцать.
На горизонте земля и небо, одинаково серые, сливались воедино. Там была дельта Аму-Дарьи. Там же в конторе консервного комбината лежит насос для нашей партии. Если Худайбергенов не обманул.
Самолет затрепетал, будто встретил любимую самолетиху, и провалился чуть ли не до самой вемли. Джигиту стало совсем плохо. Он положил голову на коробку с телевизором и закрыл глаза.
Я смотрела в окно; а когда надоело, уселась, как положено, и услышала, что ответственный узбек сказал кореянке:
- Я эту статью тоже читал. Очень нужная статья.
Джигит очнулся, потому что самолет восстановил равновесие, и сказал:
- Я журнал "Наука и жизнь" домой получаю.
Старушки посмотрели на него, и он прокричал эту новость по-узбекски. Старушки, наверно, были растроганы, но не подали виду. И я заподозрила, что все они тоже выписывают журнал "Наука и жизнь". Тут самолет вздрогнул, джигит уткнулся в телевизор, а пилот перегнулся к нам и крикнул:
- Дед у него - отчаянный старик!
Он показал на джигита.
- Какой дед?
- Папаша его жены, Федор Трофимович.
Джигит молчал, и при резких толчках самолета его ноги в узконосых ботинках взлетали над узлами и чемоданами.
- Эту проблему решить для сельского хозяйства большая польза, - продолжал обсуждать статью в журнале узбек в кепочке. - Комбайн мой хлопок убрал, к Джимбаеву полетел, колхоз "Политотдел" полетел, как самолет.
Второй пилот, который, оказывается, все слышал, вставил:
