Роберт Хайнлайн - Что вытворяют с зеркалами
Обзор книги Роберт Хайнлайн - Что вытворяют с зеркалами
Роберт Хайнлайн
Что вытворяют с зеркалами
Криминальная история, рассказанная Эдисоном Хиллом
Я пришел сюда, чтобы посмотреть на голых красоток. Пришел, как и все остальные посетители. Это распространенная слабость.
Взгромоздившись на табурет в конце стойки бара, я подозвал хозяина заведения, оборвав его болтовню с двумя завсегдатаями.
– Налей на троих, – сказал я. – Нет, на четверых и хлопни одну со мной. Что новенького, Джек? Я слышал, ты тут устроил для публики кабинку с порнухой?
– Привет, Эд. Запомни, парень, у меня не порнуха, а настоящее искусство.
– Какая разница?
– Если девки ведут себя спокойно – это искусство, а вот если начинают извиваться и крутить задом – тогда закон против. Такие правила. На, посмотри.
Он дал мне программу. Я прочел:
ДЖОЙ-КЛУБ представляет
«МАГИЧЕСКОЕ ЗЕРКАЛО»
Прекрасные модели в серии развлекательных и художественных живых картин.
22.00 «Афродита» – Эстелла
23.00 «Жертвоприношение солнцу» – Эстелла и Хейзл
24.00 «Верховная жрица» – Хейзл
01.00 «Жертва на алтаре» – Эстелла
02.00 «Поклонение Пану» – Эстелла и Хейзл
(Посетителям рекомендуется воздерживаться от свиста, топанья ногами и прочих нарушений художественной чистоты показа.)
Последнее замечание было излишним. Заведение Джека Джоя славилось строгими правилами.
На другой стороне программки я увидел новый перечень цен, из которого узнал, что стаканчик в моей руке обойдется мне вдвое дороже, чем я предполагал. Тем не менее зал был битком набит народом – простаками вроде меня.
Я хотел было по-дружески сказать Джеку, что обещаю зажмуриться во время шоу, если он возьмет за выпивку по старой цене, но тут из-за стойки раздались два резких звонка – два пронзительных сигнала, похожих на морзянку.
– Одиннадцатичасовой показ, – объяснил Джек и, присев за стойку, начал там копаться.
Заглянув вниз, я заметил под стойкой какую-то продолговатую штуковину. Ее украшало столько электрических приспособлений, что их хватило бы на веселенькую рождественскую елку для бойскаутов – переключатели, кнопки, ручки реостатов, пластинки для проигрывателя и ручной микрофон. Я нагнулся, чтобы рассмотреть этот ящик получше. У меня слабость к таким вещам – наверное, от моего старика. Он ведь дал мне имя Томас Алва Эдисон Хилл в надежде, что я пойду по стопам его идола. Но я, наверное, здорово разочаровал его: мне так и не удалось придумать атомную бомбу, хотя иногда я пытаюсь починить свою пишущую машинку.
Джек щелкнул переключателем и взял микрофон. Его голос загремел из колонок музыкального автомата.
– А сейчас мы представляем «Магическое зеркало»!
Проигрыватель заиграл «Гимн солнцу» из «Золотого петушка», и Джой медленно повернул ручку реостата. Освещение в зале погасло, а «Магическое зеркало» медленно осветилось. «Зеркалом» служила стеклянная перегородка шириной около десяти футов и высотой около восьми. Она отделяла от зала небольшую сцену на балконе. Когда в баре горел свет и огни на сцене были погашены, стекло оставалось непроницаемым и выглядело как зеркало. Когда же свет в зале гас, а на сцене – включался, сквозь стекло начинала медленно проступать картина.
В баре осталась гореть только лампа под стойкой у Джека. Она освещала его фигуру и приборы. Яркий свет лампы слепил мне глаза; я прикрыл их рукой и уставился на сцену.
А там было на что посмотреть.
Представьте: две девушки – блондинка и брюнетка. Алтарь или стол, на котором, как символ сладострастия, раскинулась блондинка. Брюнетка застыла у алтаря, схватив блондинку за волосы и занеся другой рукой причудливый кинжал. Задник сцены переливался золотым и темно-синим цветом, изображая яркие солнечные лучи на псевдоегипетский или ацтекский манер, но никто не смотрел на задник – все взоры ласкали девчонок.
На брюнетке был высокий головной убор, серебряные сандалии и набедренная повязка из стеклянных побрякушек. И больше ничего! Никакого намека на бюстгальтер. А блондинка вообще была гола как устрица. Ее колено на авансцене приподнялось ровно настолько, чтобы заткнуть рот скулящим блюстителям нравов.
Я не смотрел на голую блондинку; мой взгляд тянулся к ней – брюнетке.
И хотя сыграли свою роль две милые торчащие грудки, длина грациозных ног, форма бедер, боков и прочего, тем не менее меня потрясло какое-то общее впечатление. Она была просто до боли хороша. Кто-то рядом воскликнул:
– Обалдеть можно! Я тащусь!
Я хотел уже шикнуть на него, как вдруг понял, что это мой собственный голос.
Тут свет на сцене погас, и я вспомнил, что надо дышать.
Я выложил безбожную плату недрогнувшей рукой. Джек интимно сообщил:
– Между показами они развлекают посетителей в зале.
Когда девушки появились на лестнице, ведущей с балкона в зал, он жестом подозвал их и представил меня.
– Хейзл Дорн, Эстелла д'Арки – знакомьтесь, это Эдди Хилл.
Хейзл, брюнетка, спросила: «Как поживаешь?», а блондинка фыркнула: «О-о, я встречалась с этим призраком раньше. Как дела? По-прежнему гремишь цепями?»
– У меня все замечательно, – ответил я, пропуская мимо ушей ее подковырки.
Да, я знал ее – не как Эстеллу д'Арки, а как Одри Джонсон. Когда я строчил автобиографию начальника полиции, она работала стенографисткой в муниципалитете. И она никогда мне не нравилась: слишком уж любила находить больные места и ковыряться в них.
Я не стыжусь своей профессии. Ни для кого не секрет, что я писатель-призрак и работаю на других авторов. Хотя вы можете найти мое имя на титульном листе «Сорока лет полицейского», прямо под именем начальника полиции – пусть маленькими буквами, но оно там: «в сотрудничестве с Эдисоном Хиллом».
– Как тебе понравилось шоу? – спросила Хейзл, когда я заказал круговую.
– Мне понравилась ты, – ответил я по возможности тише, как бы по секрету. – Не могу дождаться следующего номера, чтобы разглядеть тебя получше.
– Тогда ты увидишь кое-что еще, – пообещала она и сменила тему. У меня сложилось впечатление, что брюнетка гордится своей фигурой и с удовольствием принимает комплименты, но в то же время не совсем еще загрубела, выставляя тело напоказ для публики.
Эстелла склонилась через стойку к Джеку.
– Джекки-малыш, – сказала она тоном нежного упрека, – ты опять держал подсветку слишком долго. При моей позе это не страшно, но бедная старушка Хейзл к концу представления дрожала, как лист на ветру.
Джек ткнул пальцем в сторону песочных часов для варки яиц.
– Они рассчитаны на три минуты, и именно столько времени вы работали.
– Не думаю, что было больше трех минут, – подхватила Хейзл. – Я совсем не устала.
