Глен Кук - Возвращение Дракона-мстителя
Обзор книги Глен Кук - Возвращение Дракона-мстителя
Кук Глен
Возвращение 'Дракона-мстителя'
ГЛЕН КУК
ВОЗВРАЩЕНИЕ "ДРАКОНА-МСТИТЕЛЯ"
1.
Фигура облачена в алое.
У существа маленький лысый череп. Лицо с тонкими женскими чертами. Губы подкрашены светлой помадой. Брови оттенены сурьмой. Мочки ушей оттягивают подвески, отдаленно напоминающие какие-то знаки зодиака.
Никто из посторонних не сможет сказать, какого пола это существо. Впрочем, здесь не бывает посторонних.
Глаза фигуры в алом одеянии закрыты веками. Рот полуоткрыт. Оно поет.
Этой песнью был ужас. Зло. И голос поющего наполнен страхом.
Он пел, но губы его не шевелились.
Существо восседает на троне из черного камня. Трон находится в самом центре начертанной на полу пентаграммы. Ее прямые линии переливаются оттенками красного, синего, желтого и еще одного цвета, названия которому нет в человеческих языках. Цвета мерцают, изменяются, подчиняясь ритму и мелодии песни, порой на мгновение вспыхивая чистым серебром, раскаленным золотом и ядовитым пурпуром.
По атласно-гладкому женоподобному лицу скатываются капельки пота. На висках темными жгутами взбухают вены. Мускулы шеи и плеч превратились в узлы и веревки. Маленькие пальцы, тонкие и хрупкие, заканчиваются длинными, острыми и изогнутыми когтями, окрашенными в цвет свежепролитой крови. Когти вцепились в подлокотники трона.
Факелы над высокой спинкой трона затрещали, пламя закоптило, свет померк.
Голос существа дрогнул...
Но вот тело его напряглось, словно черпая силы из какого-то внутреннего источника. Из глотки вырвался вопль.
Мрак медленно отступил.
Фигура медленно встала, воздев руки. Песня-вопль превратилась в крик торжества. Распахнулись глаза - поразительно синие, почти сияющие. И беспредельно злобные.
И тут мрак нанес удар. Из-за спинки трона ночным питоном метнулось черное длинное тело и обвило жертву. Извивающиеся щупальца впились в ноздри колдуна и его искаженный криком рот...
2.
Каравелла медленно движется по невидимому кругу, словно ее гонит течение, не имеющее начала и конца. Прохладное и спокойное море похоже на бескрайнюю плиту из отполированного желтовато-зеленого жадеита. Ни плавник, ни ветерок не нарушают его безжизненную поверхность.
Мой взгляд устремлен на море. Я смотрю на него вечность или чуть больше. Оно всегда неизменно, и я давно уже не обращаю на него внимания.
Купол тумана накрывает место успокоения "Дракона-мстителя". Там, где туман соприкасается с морем, он похож на гранитную стену, но наверху становится тоньше, сквозь него просачивается дневной свет.
Сколько уже раз поднималось и закатывалось солнце с тех пор, как боги покинули нас, отдав во власть смертной воли итаскийского колдуна? Я не считал.
Иногда, крайне редко, ценой неимоверного напряжения мне удается покинуть свое тело. Ненадолго и недалеко. Чары, удерживающие нас здесь, могущественны и необоримы.
Меня согревает мысль, что я смог убить чародея. Если мне когда-нибудь удастся вырваться из этого плавучего ада и встретиться с ним на том свете, я нападу на него снова.
Освобождаясь от оков плоти, я получаю ровно столько свободы, чтобы обозреть жалкие останки своего дрейфующего гроба.
За его борта цепляется изумрудный мох, он вползает почти на фут выше ватерлинии. Мелкие зубастые твари гложут, проедая насквозь, гниющую древесину. Снасти свисают обрывками паутины. Паруса превратились в лохмотья. Древняя парусина стала хрупкой, малейший ветерок унесет ее серой пылью.
Но здесь не бывает ветров.
Палубы завалены мертвецами. Они утыканы стрелами, как еж иголками. Вывернутые, неестественно изломанные конечности торчат во все стороны. Внутренности лежат на склизких досках. На всех телах, и на моем тоже, зияют раны. Но посторонний не увидит следов крови или разложения. Впрочем, здесь не бывает посторонних.
Шестьдесят семь пар глаз смотрят на серые стены нашей крошечной и неизменной вселенной.
На верхушках покосившихся мачт сидят двенадцать черных птиц. Они темны, как дно свежевыкопанной могилы. Перья их тусклы. Лишь едва заметные движения маленьких голов говорят о том, что они живы.
Им неведомо нетерпение, голод или скука. Они вечные стражи, охраняющие место, где затаилось древнее зло.
Их тяжелая служба - следить за кораблем мертвецов. Они будут делать это вечно.
Птицы возникли над нами в тот злосчастный миг, когда мы одолели колдуна. Но судьба одолела нас...
Внезапно все двенадцать голов одновременно дергаются. Желтые глаза впиваются в призрачное марево тумана, купол которого нависает над нами. Резкий вскрик пронзает густой воздух. Темные крылья в страхе трепещут, выбивая барабанную дробь тревоги. Птицы неуклюже взлетают и погружаются в туманную бездну.
Я никогда не видел, как они летают. Никогда.
Невесть откуда появляется огромная тень, словно гигантские крылья на миг заслоняют то, что я полагаю небом. Впервые за бесчисленные годы чувства возвращаются ко мне, и я ощущаю ужас, чистейший первозданный ужас.
3.
Каравелла больше не идет по кругу. Ее нос смотрит на северо-восток. Судно рассекает гладкую поверхность жадеита, поднимая два пенных буруна. За кормой возникает завихрение.
"Дракон-мститель" плывет.
Черные стервятники немного покружили над его расщепленными мачтами и в ужасе улетели прочь.
Наш капитан лежит на высоком полуюте каравеллы неподалеку от штурвала. На нем лохмотья. Когда-то они были роскошным одеянием, которому позавидовали бы знатнейшие дворянские фамилии. Капитан все еще сжимает в судорожно сведенных пальцах обломок меча. В былые времена его звали Колгрейвом, безумным пиратом.
Не все свои раны Колгрейв получил во время нашей последней битвы. Одна его нога была изувечена много лет назад. Левая половина лица сожжена колдовским огнем, да так, что на месте щеки торчит лишь кость.
Команда "Дракона-мстителя" состоит из первостатейных мерзавцев. Но Колгрейв самый мерзкий среди нас. Самый жестокий, самый злобный.
Теперь наш мертвый капитан валяется рядом с такими же мертвецами, как он сам и я...
Его глаза все еще смотрят с яростной ненавистью, пылая адским огнем. Для Колгрейва смерть была продажной девкой на одну ночь, и он собирался ее выставить пинком под зад, если она запросит с него лишку. Мне кажется, у него и в мыслях не было платить по счету.
Колгрейв был убежден в своем бессмертии. И вот сейчас он распластался на палубе высокой носовой надстройки, словно дохлая камбала, в лохмотьях столь же черных, как утраченная надежда. Рядом лежит матрос. Из его груди торчит бело-синяя стрела, голова и плечи опираются о борт, а источающие ненависть глаза уставились сквозь пробоину в противоположном борту. Лицо его омрачено тенью безумия.
