Георгий Островский - Занятная новогодняя история
Обзор книги Георгий Островский - Занятная новогодняя история
Островский Георгий
Занятная новогодняя история
Георгий Островский
Занятная новогодняя история
Это был удивительный снег. Он не скрипел под ногами, а мягко и бесшумно проваливался, едва мы на него ступали. В нем оставались глубокие следы, на дне которых темнели аккуратные отпечатки наших рубчатых, как автопокрышки, подошв.
Снег шел всю ночь - медленный, сонный, теплый. Только на рассвете небо очистилось; и теперь, ранним утром, он лежал, нетронутый, плавными застывшими волнами на тротуарах и мостовой. Туи склонялись под его тяжестью до земли, а графическая тонкость голых веток платанов и акаций казалась особенно подчеркнутой от присыпавших их снеговых пластов.
Впереди нашего трамвая, откапывая серебряные рельсы, бодро грохотал снегоочистительный струг. В обе стороны от него летела стеклянная пыль. Небо после снегопада было голубое и наивное, как весной.
Саша приложил руку к заледеневшему оконному стеклу, посмотрел на белую улицу сквозь прозрачный отпечаток ладони и задумчиво сказал:
- Интересно, как он будет работать на новом режиме...
- Кто?
Саша удивленно взглянул на меня, словно не предполагал, что в трамвае есть еще кто-то, кроме него:
- "Микрон"...
Собственно говоря, я мог бы и не спрашивать: Сашин самопрограммирующийся "Микрон" был мне хорошо знаком. Саша создал его для нахождения и расшифровки сигналов внеземных цивилизаций, но "Микрон", осознав себя как личность, первым делом в порядке юмора подсунул своему создателю восприятие окружающего мира... глазами аквариумной рыбы. Хотя этой выходкой электронного остряка заинтересовались бионики, биологи и психологи, Саше все-таки нужен был надежный исполнитель, а не юморист, и он вот уже второй месяц вправлял "Микрону" его ферритовые мозги.
На Большом Фонтане от трамвайного кольца к морю сбегала горная улица с крутыми поворотами, маленькими, цепляющимися за обрыв домиками и неожиданным названием - Золотой берег. В одном из этих домов, в комнате с видом на огород и каменный ракушечниковый забор жил Петро. Сейчас забор был завален жилистыми виноградными лозами, которые весной покрывались огромными растопыренными листьями. А летом на огороде всегда был праздник: там беспрерывно что-то произрастало, цвело и плодоносило - то похожие на деревянные баклуши кабачки, то витиеватая, лезущая в чистое небо фасоль, то стремительно протыкающие землю зеленые рапиры лука.
Увидев нас, Петро обрадованно сгреб в сторону свои эскизы, резцы и жирные черные карандаши. Он поставил на стол миску с бледными холодными картофелинами, хлеб и плоские лопоухие вареники с творогом.
- Мы к тебе на минуту, - сказал Саша.
Он обвел взглядом комнату. На стенах висели черно-белые гравюры, которые Петро сводил с деревянной доски и на которых одна-единственная тонкая белая линия, как в головоломках, прочерчивала и человека, и ветви деревьев, и земной шар, и звезды. На книжных полках, которые тоже сделал сам Петро, стояли ящики с тусклой кудрявой травой, а из горшка, висевшего под потолком, любопытно выглядывали мускулистые ветви традесканции с тугими эмалированными листиками.
Саша легко, как паяные сплетения проводков, потрогал традесканцию, удивленно рассмотрел траву в ящиках ("Полынь, что ли? Здорово степью пахнет") и, закончив свой поверхностный осмотр, сказал:
- Дело в том, что мы (то есть наша организация) едем за елкой. У тебя ведь ее нет? Я, председатель новогодней комиссии, готов злоупотребить своим служебным положением и взять тебя с нами. Ведь старые школьные друзья должны помогать друг другу.
Петро встал.
- Насчет старых друзей все правильно, - сказал он, не то отвечая Саше, не то размышляя вслух. - И елки у меня действительно нет. Но... - Он обернулся к Саше, и взгляд его из рассеянного и неопределенного вдруг стал концентрированным и прямым, как световой луч, прошедший сквозь сильную линзу. - ...Месяца три назад умерла сестра моей хозяйки. Целый день крышка соснового гроба стояла в сенях. Весь дом тогда пропах сладким скипидарным запахом хвойного леса.
Петро любил разговаривать притчами и аллегорическими историями, что всегда производило на собеседника впечатление тем неотразимее, чем непонятнее была аллегория. Но то, что он говорил сейчас, не было ни притчей, ни аллегорией. Во всяком случае, мне это было понятно. Понял его и Саша; Он кивнул и стал натягивать свою синтетическую куртку, которая в его руках струилась и переливалась керосиновой радугой.
Петро накинул пальто и вышел с нами на улицу.
Черты улицы, прописанные свежим снегом, были очищены от ненужных второстепенных подробностей и виделись отчетливо и чисто, как в перевернутом бинокле. Небо сияло. От плотного стального воздуха в первый момент перехватило дыхание, как при прыжке со скалы в глубокую темно-зеленую воду.
Море было совсем рядом, и мы, постояв мгновенье возле ворот, спустились по улице Золотой берег до самого ее конца - к пляжу.
Пляж был как пляж - протертые прибоем ноздреватые камни, серая галька, синевато-вороненые острые обломки мидий, а снег, перемешанный с желтым крупным песком, был похож на хрупкую пену, которая остается на берегу после шторма. Но море! Я и Саша остолбенели, увидев ровную сизую поверхность. Как плохо укатанный асфальт, она тянулась до самого горизонта.
Такое можно видеть не часто - обычно Черное море не замерзало, оставаясь всю зиму темно-малахитовым, иногда даже не очень холодным на вид. А сейчас это было похоже на странный сон, который хотелось усилием воли стряхнуть с себя, чтобы увидеть вместо тесной однообразной плоскости привычное живое море.
Мы прошли по гулкому дощатому причалу, дожелта отмытому штормами и высушенному малиновым зимним солнцем.
Железные поручни причала были холодными; опершись на них, я почувствовал это даже через пальто и свитер.
Я всмотрелся в льдины, лежавшие прямо подо мной. Они чуть приподнимались и опускались, издавая тихий стонущий звук, похожий на печальный вздох. Казалось, какая-то огромная добрая сила пытается высвободиться из-под мраморных плит льда. Это, несмотря ни на что, жило море, подо льдом шла зыбь, льдины, поскрипывая, подымались, а потом, когда проходила волна, тяжело падали в пустоту.
- Учти, Петро, - сказал Саша, - за новогодним столом будет проведен конкурс на самую занятную новогоднюю историю. Надеюсь, ты в форме?
- История должна быть обязательно смешной? - опросил, в свою очередь, Петро.
- Нет, почему же, - пожал плечами Саша и посмотрел на часы. - Она может быть и страшной. Знаешь святочные рассказы? Гробы летают по воздуху, как вагоны монорельсовой дороги. Так что дерзай! А мы поехали.
