Евгений Евтушенко - Ардабиола
Обзор книги Евгений Евтушенко - Ардабиола
Евтушенко Евгений
Ардабиола
Евгений Евтушенко
Ардабиола
1
Девушка почувствовала на себе взгляд. Девушка была в кепке - не в какой-нибудь кожаной "парижанке", а в обыкновенной буклешке, - и подумала, что этот взгляд относится к ее кепке, а не к ней самой. Ей уже порядком поднадоели эти взгляды - то любопытствующие, то осуждающие. Но, может, назло таким взглядам она и продолжала носить кепку. Есть взгляды, которые скользят по тебе, как будто у них нет веса. Но у этого взгляда была тяжесть, заставившая девушку почти вздрогнуть.
Девушка стояла на задней площадке битком набитого старенького трамвая, придавленная к окну, так что козырек ее кепки упирался в стекло. Толстяк в украинской вышитой рубашке с красненькими кисточками поставил ей на дешевенькую туфлю-вельветку еле впихнутое в трамвай овальное, в человеческий рост зеркало в оправе с завитками из фальшивой бронзы, сделанное под мебель Зимнего дворца или под что-то подобное. На обратной стороне зеркала висел неотодранный ярлык мастерских художественного фонда. Девушка еле высвободила ногу из-под зеркала и на мгновение поджала, потому что ногу некуда было ставить. Слева от девушки в зеркале отражалось лицо толстяка с глазами, выпученными из-под огромного побагровевшего жировика на лбу, делавшего его обладателя похожим на носорога. Толстяк уставился свирепым взглядом в зеркало, обнятое его борцовскими ручищами. Исход борьбы - кто кого, или он зеркало, или зеркало его, - еще не был предрешен. Справа от девушки покачивались потусторонние, непонятного пестренького цвета глаза, полузатененные засаленной, потерявшей очертания шляпой. Из-под шляпы что-то икало в плечо девушки, обдавая ее плодово-ягодным бормотушным запашком. В ее бедро больно упиралась бутылка, пребывающая в кармане соседа. Взгляд, который почувствовала девушка, был не из трамвая. Девушка посмотрела в окно и увидела, что взгляд исходит от кого-то за рулем оранжевого пикапа-"Жигуленка", почти уткнувшегося в трамвайный буфер; к буферу мальчишки привязали для музыкального развлечения пустую консервную банку, колотящуюся при движении по булыжинам. Лобовое стекло пикапа было пыльным, и лицо водителя лишь полупроступало. Но глаза виднелись отчетливо, как будто существовали отдельно от лица Глаза были похожи на два неестественно голубых, светящихся шарика, подвешенных в воздухе над рулем пустой машины, которая идет без водителя, сама по себе Девушке в кепке даже стало страшновато Трамвай дернулся и пополз дальше по старомосковской улочке, где на подоконниках деревянных домов стояли обвязанные марлей трехлитровые банки с лохматыми медузами "чайного гриба" и зеленые пупырчатые рога столетника. Трамвай доживал свой век вместе с этими домами, и казалось, что между ними и трамваем было какое-то грустное взаимопонимание. Оранжевый пикап опять следовал за трамваем, и взгляд из пикапа продолжался. Девушка в кепке опустила глаза, с трудом вытянула из прижатой к стене полиэтиленовой сумки с изображением мишки-героя только что закончившихся Олимпийских игр "Иностранную литературу" и еле раскрыла ее, потому что между лицом и окном почти не было пространства. Перед глазами прыгали буквы, кое-как складывающиеся в словосочетания, такие далекие от пыхтящего толстяка с зеркалом, от чужой бутылки, упирающейся ей в бедро, от двух голубых шариков внутри кажущегося пустым оранжевого пикапа, от нее самой: "Да, я намерена торговать своим телом. И заявляю об этом во всеуслышание! сказала Мэри-Джейн Хэккет, приехавшая из штата Кентукки. - На талант спроса уже нет. Им подавай просто тело. Молодое и аппетитное". Взглянув поверх "Иностранной литературы" в окно, девушка снова увидела те же самые неотрывные глаза, отдельные от лица. Но вдруг на мгновение включились дворники, смывая струйками воды пыль с лобового стекла оранжевого пикапа, и глаза обросли лицом. Лицо было мужское, сильное и даже почти молодое, если бы не резкие морщины на загорелом лбу. Голова была наголо выбрита, и человек за рулем походил на чуть постаревшего солдата или на кого-то, только что выпущенного из тюрьмы. Бритый не улыбался, не заигрывал глазами - он только смотрел. Девушке стало не по себе. "Может быть, мне кажется, что он меня преследует? Едет за трамваем, да и все... Смотрит на трамвай, а вовсе не на меня и даже не на мою кепку, - подумала девушка и снова защитилась "Иностранной литературой". - А может быть, мне тайно хочется, чтобы меня преследовали? Для этого и кепка? - съязвила девушка самой себе. - Может быть, я тоже Мэри-Джейн, только недоразвитая?"
Буквы перед глазами снова затряслись в такт движению трамвая по еще дореволюционным булыжникам:
"- Фи, фи, Мэри-Джейн, - сказал высокий молодой человек.
- А когда, интересно, ты в последний раз целовал девушку? требовательно спросила она.
- В двадцать восьмом году, в честь избрания президентом Герберта Гувера, - не задумываясь ответил тот.
Все в приемной добродушно рассмеялись".
И девушке показалось, что над ней все тоже рассмеялись, но только далека не добродушно: и толстяк с зеркалом - так, что затанцевали красненькие кисточки его украинской вышитой рубашки, - и тощий выпивоха в засаленной шляпе, и бывший невидимка за рулем оранжевого пикапа. Про себя девушка считала остановки: "Первая... вторая... третья... Следующая моя". Втиснула "Иностранную литературу" в сумку, стукнувшись козырьком кепки о край зеркала, и, пробиваясь к выходу, все-таки взглянула в сторону окна сквозь чьи-то слипшиеся лица и плечи: в просветах неумолимо брезжило нечто оранжевое. Соскочив с подножки трамвая и выдергивая сумку, потому что голова олимпийского мишки на полиэтилене застряла в захлопнувшихся дверях, девушка с тоской подумала, не глядя в сторону пикапа: "Только бы не пристал... Этого еще не хватало для полного счастья". Но когда трамвай двинулся и девушка попыталась перейти улицу, оранжевый бок пикапа вырос перед ней, и крепкая рука распахнула дверцу.
- Садитесь.
Сзади возмущенно загудел мебельный фургон.
- Садитесь, - повелительно сказал бритый. - Здесь нельзя стоять. Я вам все потом объясню.
И девушка, сама не зная почему, села, и пикап двинулся, как и прежде, за трамваем, сопровождаемый неукротимым призраком мебельного фургона, видневшегося в зеркальце заднего обзора.
- Что вы мне объясните? - спросила девушка, не глядя влево и смертельно злясь на себя за то, что неизвестно почему оказалась в этом оранжевом пикапе, В пикапе был какой-то странный огородный запах.
- Я ехал за вами, - ответил бритый. - Меня испугало ваше лицо.
- А меня ваше... - передернулась девушка.
- Вы думали о бессмысленности жизни, - не слушая ее, продолжал бритый. - Я это понял по вашему лицу. А если человек мыслит даже о бессмысленности жизни, то жизнь уже этим небессмысленна...
