Ольга Онойко - Некромантисса
Обзор книги Ольга Онойко - Некромантисса
Повесть в традиционном жанре «старые сказки на новый лад». Простая и, пожалуй, немного наивная история о любви. Сюжетно связана с «Балладой о яви и сне».
7.03.11 ru Forcosigan FictionBook Editor Release 2.6 08 March 2011 http://www.jeltis.narod.ru/ FE58DF08-57B1-4772-B053-E562DD1E7840 1.01.0 — создание файла by Forcosigan
Ольга Онойко
Некромантисса
пока эту землю поют, она существует.
пока в это пламя шагают, оно горит.
in_sе1
Придёт май, наступит условленный день, и он снова будет ждать на опушке леса. Весть о нём передадут звери и птицы. Помчится над зелёными кронами, обгоняя весенний ветерок: «Лореаса!»
Он снова ждёт.
Порхнёт сойка и прошепчет весть рыжей белке, а белка настрекочет с ветвей серому волку. Поднимется серый, глянет янтарным глазом, поскребёт лапой трухлявый пень — и вот уж хлопочет вдовая лешачиха, посылая сына за гиблый бор, за овраг, в край болотный: «Зовут, зовут тебя, Лореаса». Хваткий, бедовый лешачонок поскачет зайцем, полетит тетеревом, поползёт ужом — сквозь лес, сырой и дремучий, через ледяные ручьи и страшные топи — дальше, дальше. Замрёт маленький вестник на седой кочке, покличет иволгой, покличет враном, и пробудится древний холодный дом на краю болота, чёрный дом, крытый замшелой дранкой. На крыше поверх дранки белеют кости, а под углами сруба стынут могилы, давно стынут, так давно, что если отворятся и выпустят своих мертвецов, подивится на них народ лесной, всего навидавшийся. Потому — не людские это кости и не звериные, и не помнит уже никто из живущих такого племени, и спроси хоть саму Деву Сновидений — не узнает этого сна.
Поминая Деву Сновидений не то к добру, не то к худу, выйдет на свет Лореаса. Завидит её неулыбчивое лицо маленький лешачонок и запрыгает лягушкой, вновь и вновь повторяя: зовут тебя! Снова пришёл к нам твой храбрый молодчик, шугает птиц, топчет травы, и от коня его пахнет сталью и дымом. Вот уже много лет ты не можешь прогнать его — ни весенней грозой, ни волками, ни призраками тёмных болот, ни даже нахмуренной бровью. Поздно гнать, Лореаса!
Подпрыгнет в последний раз лешачонок, переливчато засмеётся и нырнёт в чёрную пахучую воду под ковром ряски — уплывёт туда, где сердце и утроба болота, где гниют поваленные деревья и забытые утопленники.
А вслед за Лореасой из чёрного дома выбегут под солнце две девочки в платьишьках из болотного мха. Посмотрит на них Лореаса и опустит глаза, не проронит ни слова. А дочери её, красавицы беззаботные, голосистые, примутся играть и смеяться: близнецы, наполовину люди — Лореана и Лореада.
Было время, когда Лореаса шла через лес — ступала по сухому суглинку и моховым коврам, вброд переходила ручьи, пробегала над оврагами по наклонным стволам и толстым веткам. В ту пору она заранее перебиралась поближе к условленному месту, ночевала там в тёплом березняке, с раннего утра считала вздохи — когда же придёт Кодор? Каждый год боялась, что он не придёт. Каждый год её сердце вздрагивало и замирало, как мышь, пронзённая рысьим зубом, стоило только услышать вдалеке топот подкованного коня, а потом и громкие человечьи шаги… Подув на травы, Лореаса поднимала туман и пряталась в нём, долго-долго слушала голос гостя и улыбалась.
Это было, когда она ещё не родила дочерей.
— Лореаса!
Теперь Лореаса веет с холодным ветром, течёт с водой, змеится в земле тонким корнем. Она больше не прячется и не ждёт. Она возникает перед Кодором как волшебное дерево, в один миг прорастающее из семечка: только что дремала в тиши поляна, пустое, тихое место, и вот поднялась и стоит Госпожа Леса — роса на серебрящихся косах, пояс из живых ящериц.
Изумлённо вздохнув, Кодор отступает на шаг.
— Поздно гнать его, Лореаса! — светло и радостно поют птицы в кронах. — Вот уже двадцать лет!..
«Вот уже двадцать лет», — мысленно повторяет она и складывает руки в замок, а Кодор смотрит тревожно, узнавая горькую складку в углах её губ. Он не пугается колдовства: никогда его не боялся. Сызмала он воспитывался как Королевский Лесничий, четырнадцати лет отроду поступил на великую службу. Но Кодору больно думать, что он не может позаботиться о Лореасе, обогреть её, как людской мужчина людскую женщину — и это она читает в его глазах.
Двадцать лет минуло с их первой встречи. Уже их дочери вступили в возраст учёбы. Лореаса думает, что они будут учиться долго, упорно и прилежно, а потом попытают счастья — так же, как их бабка и прабабка, Лориола и Лоревина, и вплоть до самой родоначальницы Лорелеи… и так же, как все былые некромантиссы, девочки потерпят неудачу и поселятся в чёрном доме с могилами под каждым углом.
А Кодор стал старым.
Лореаса смотрит на него и видит все пролетевшие годы в одном миге, видит время сразу застывающим и текущим.
…Сейчас, в это мгновение Кодор юн, и красив, и плечист, и бесстрашен, и глаза его лучатся весенней зеленью, точно были некромантиссы в его роду. Он пробирается через чащу, погнавшись за ланью, блуждает неделю и выходит к болоту — к порогу чёрного дома.
В это же самое время он измождён, полусед, щёки его ввалились, а в улыбке не хватает пары зубов, но глаза горят ярче прежнего. Рана на подбородке уже поджила, рука всё ещё на перевязи.
— Мы отстояли наш город, Лореаса, — говорит он, и всхрапывает за его плечом боевой конь, конь Лесничего, не боящийся колдовства. — Мы сражались доблестно, хотя враг вдесятеро превосходил нас числом. Не взвидеть бы нам света, если бы половину вражеского войска не унесла холера… Спасибо тебе, Лореаса.
Она молчит.
Идут годы. Кодор лысеет, толстеет, растет в землю, обзаводится парчовым камзолом, орденом, золотой цепью. Но он приезжает снова и снова, один, как было условлено десятилетия тому назад, и зовёт её. Порой — чтобы только увидеть, порой — с иными мольбами.
— Лореаса!..
— Если ничего не предпринять, — отвечает она, — в город придёт чума.
— Что делать?
— Изведите всех крыс, — говорит она. — Всех до единой, в особенности — в бедных кварталах и дешёвых публичных домах.
И в тот же миг Лореаса видит единственное свидание, которого Кодор не мог дожидаться условленный год. Минул всего месяц, оставалось ещё одиннадцать. Но она смилостивилась, вышла на отчаянный зов, позволила смолкнуть вечно поющимся клятвам. И как кричала она тогда на Кодора, трясущегося и бледного!
