Кир Булычев - Обозримое будущее
Обзор книги Кир Булычев - Обозримое будущее
Обозримое будущее
«Суть установки заключается в возможности прослеживать возрастные изменения как в прошлое, так и в будущее. Допустим, перед нами фотография старика, снятая где-то в Сибири в восьмидесятых годах прошлого века. Есть предположение, что это фотография известного писателя, поздних портретов которого не сохранилось. Так вот, есть ли возможность убедиться в том, что перед нами именно этот писатель? Наша установка, проанализировав фотографию, синтезирует затем образ этого человека, каким он был двадцать лет назад. Затем нам достаточно сравнить его с известными портретами писателя, чтобы убедиться, не ошиблись ли мы в своих предположениях… Сложнее заглянуть в будущее. Казалось бы, принцип здесь тот же самый, однако если прошлое человека существует объективно, то будущее проблематично. Над решением этой задачи и работает сейчас наша лаборатория…»
– Нет, – сказала Лера и отложила перо. – Керам из меня не выйдет.
– Кто не выйдет? – спросил Саня Добряк, который, пользуясь затишьем, расчесывал свои буйные, до плеч, кудри, видно, стараясь достичь сходства с неизвестной Лере эстрадной звездой.
– Ке-рам.
– Естественно, – согласился Саня. – Керам – мужик, а вы, Калерия Петровна, прекрасная и еще сравнительно нестарая женщина.
– Спасибо. Ты хоть знаешь, кто такой Керам?
– Физик, – ни на секунду не усомнился Саня.
– Правильно. Популяризатор археологии. Тебе не попадалась книга «Боги, гробницы, ученые»? А жаль.
– Обязательно прочту, – сказал Саня и открыл свою большую записную книжку, в которую заносил телефоны знакомых девушек и мудрые мысли, которые ему довелось услышать. Какая-то часть этих мыслей была высказана Лерой. Саня Добряк полагал, что Лере лестно, когда ее слова фиксируют подчиненные.
– Ниночка, – попросила Лера лаборантку, – прочти галиматью, которую я написала. Меня просили сделать статью о нашей работе для журнала, а у меня буквально перо валится из рук от литературной бездарности.
– Кстати, Эйнштейн – слышали о таком? – сказал Саня Добряк, – не написал в жизни ни одного романа. И ничего. Прожил. А ведь даже Эйнштейн не смог бы вычислить из того лупоглазого младенца Льва Толстого, как мы с вами вчера сделали.
Ниночка читала недописанную статью, подчеркивая карандашом слабые места. Ниночка была отличницей во всем, этакая профессиональная отличница, и фамилия у нее была невероятная: Успевающая. Ниночка Успевающая.
– Если ты сегодня куда-нибудь спешишь, можешь идти, – сказала Лера Сане.
– Вас мучает совесть, что вы держали меня вчера до восьми вечера? Но я же не обижаюсь. Я согласен на жертвы. Ведь они ради Науки с большой буквы. Я правильно вас цитирую?
– Ты цитируешь не меня, а директора института и отлично знаешь об этом.
– Вообще-то правильно написано, – сказала Ниночка. – Но совершенно нет тайны. И нужны примеры.
– А что ты предлагаешь?
– Тут обязательно должна быть завязка. Допустим, к нам приносят миниатюру, и никто не знает, кто это такой. Только один старик-коллекционер говорит, что это – Лев Толстой в детстве. Ну и так далее…
– Ясно, – сказала Лера. – Придется тебе, Ниночка, все это и написать, потому что я бездарна, а они уже взяли с меня клятву, что статья будет сдана в четверг. Ты чего не уходишь, Саня? Обычно тебя не удержишь.
– Думаю, – сказал Добряк.
Ниночка фыркнула.
– Могу же я иногда думать?
– Нет, Калерия Петровна, мне не справиться, – сказала Ниночка. – Это ответственная работа. Одно дело – читать, а другое – рассказать, как мы это делаем.
– Ты мне в среду принесешь, что у тебя получится, мы вместе сядем и подумаем. Может, тебя шокирует, что ты, настоящий ученый, будешь печататься в популярном журнале?
– Если вы считаете нужным…
– Тогда иди.
Лера принялась за отчет и так увлеклась, что не заметила, как прошло полчаса. Саня все торчал в лаборатории.
– Никакого сравнения, – сказала Лера, закончив абзац. – Отчет писать легче.
– Практика, – ответил Саня.
– Так над чем ты изволишь мыслить?
– Калерия Петровна, поймите меня правильно, – сказал Саня. – Я не о себе пекусь, а о науке.
– Ты всегда печешься о науке. Даже когда уносишь пол-литра спирта на день рождения к двоюродному брату.
– Но это же было полгода назад! Нельзя быть такой злопамятной.
– Можно и нужно. Продолжай.
– Наверное, мы сами еще не знаем всех возможностей установки.
– Конечно, не знаем.
– Вот вы обратили внимание, что наши девчата меня держат за первого человека в институте?
– Я думала, что из-за твоих бесценных мужских качеств.
– Не только. Они догадались, чего вы не догадались.
– Открывай тайну.
– Они мне свои фотографии подсовывают. С тех пор как установка пошла и вы доклад на ученом совете сделали, они только и подсовывают свои фотографии.
– Так почему же?
Лера уже догадалась, в чем дело, но лучше пускай Добряк расскажет об этом своими словами.
– Они хотят знать… – Добряк сделал драматическую паузу, и тут Лера не выдержала и разрушила все одним ударом:
– Какими они будут через десять лет.
– Нет, – сказал Добряк, – через пять. На десять у них смелости не хватает. Вдруг растолстеют?
– Ну и ты сдался?
– Ни в коем случае. Вернее, пока еще не сдался.
– Ясно, недостаточно соблазнили.
– Еще проще, Калерия Петровна. Ведь установку включишь, она столько энергии забирает, что весь институт об этом знает – заработала, голубушка. Без вас дежурный электрик примчится, а при вас – тем более нельзя.
– Так ты предлагаешь теперь, чтобы мы с тобой открыли совместное ателье по прогнозированию прелестей наших девушек?
– Нужны они мне! Я просто хотел проиллюстрировать, как моя идея развивалась.
– Тогда продолжай. Только кратко. Я еще отчет не дописала, а у меня дома мужчины некормленые сидят.
– Ничего, им не впервой. Я подумал: а вдруг наша машина и другое сможет?
– Так не томи же!
– Человек жил-жил и умер. Допустим, от старости или от болезни. А мы не знаем, в каком году это случилось. А знать нужно. Допускаете такой вариант?
– Допускаю.
– Ну ладно, с Пушкиным может и не получиться, он нечаянно умер. А если кто своей смертью? Вдруг наша установка может это указать?
– Как ты себе это представляешь?
– Ведь не до бесконечности человек стареет. Покажем его столетним, а потом она должна вам сказать: шабаш – дальше ничего не было. Не дура же она.
Есть у Сани Добряка хорошая черта – относиться к приборам и установкам как к живым существам.
– А зачем? Показать, каким был бы Пушкин в восемьдесят лет? К науке это не имеет никакого отношения.
