Майкл Суэнвик - Я тоже жил в Аркадии
Обзор книги Майкл Суэнвик - Я тоже жил в Аркадии
Майкл Суэнвик
Я тоже жил в Аркадии
На холме в Аркадии Дарджер беседовал с сатиром. — Э, секс дело хорошее, — говорил сатир. — Этого никто не станет отрицать. Но разве на нем свет клином сошелся? Не понимаю. Сатира звали Деметриос Папатрагос, и по вечерам он играл на саксе в местном джаз-клубе. — Да вы философ, — заметил Дарджер. — Разве что доморощенный. — Сатир поправил кожаный передничек, единственный предмет одежды. — Но хватит про меня. Вас-то что сюда привело? В последнее время гостей у нас не много. Если не считать, конечно, африканских ученых.
— А зачем африканские ученые сюда пожаловали?
— Создают богов.
— Богов! Этого еще не хватало! Зачем?
— Кто может знать замыслы ученых? Приехали из самого Великого Зимбабве, пересекли винно-темное Средиземное море, забрались в наши романтичные холмы — и все ради чего? Чтобы запереться в развалинах монастыря святого Василиоса, Где трудятся так же усердно и безрадостно, как настоящие монахи. Никогда не выходят, разве что купить еду или вино и взять у местных анализ крови или соскоб кожи. Один как-то предложил нимфе деньги за секс — подумать только!
— Возмутительно!
У нимф, женской разновидности сатиров, не было ни копыт, ни рогов. Но от смертных они не беременели. Только так, помимо крошечного хвостика (а вот его-то обычно прятали под платьем), можно было определить, какой они расы. Нужно ли говорить, что у смертных мужчин они пользовались той же безграничной популярностью, что и сатиры у женщин.
— Секс или даруется по доброй воле, или гроша ломаного не стоит.
— А вы и сами философ, — отозвался Папатрагос. — Послушайте… несколько наших барышень, наверное, сейчас в охоте. Хотите, порасспрашиваю?
— Возможно, мой добрый друг Сэрплас откликнется на такое предложение, но не я. Сколько бы удовольствия ни приносил сам акт, после я всегда чувствую себя виноватым. Один из недостатков депрессивного склада ума.
На том Дарджер попрощался, подобрал с земли трость и неспешно направился вниз, в город. Разговор дал ему обильную пишу для размышлений.
— Что слышно про Евангелосову бронзу? — спросил Сэрплас.
Он сидел на заднем дворике трактира со стаканом рестины и любовался закатом. Трактир на окраине городка стоял почти на опушке леса, где сосны, ели и каштаны уступали место садам и оливковым рощам, пастбищам для овец и коз и возделанным полям Вид с заднего дворика был выше всяких похвал.
— Ничегошеньки. Местные счастливы порекомендовать руины амфитеатра или атомной электростанции, но при одном только упоминании бронзовых львов или металлического истукана смотрят недоуменно и растерянно трясут головами. Я начинаю подозревать, что тот школяр в Афинах нас надул.
— Ничего не поделаешь, профессиональный риск в нашем деле.
— Печально, но факт. Тем не менее если не в одном, так в другом бронза нам поможет. Вам не кажется странным, что два столь ревностных любителя древностей, как мы с вами, еще не осмотрели развалины монастыря святого Василиоса? Предлагаю завтра нанести тамошним ученым визит вежливости.
Сэрплас оскалился как пес — которым не был, во всяком случае, не совсем. Встряхнув кружевные манжеты, он подобрал трость с серебряным набалдашником и, опираясь на нее, встал.
— Буду рад случаю свести с ними знакомство.
— Местные говорят, они создают богов.
— Вот как? Что ж, на все, наверное, есть спрос.
Однако претворить в жизнь свои планы им помешали странные события: тем вечером через город в танце прошел Дионис.
Дарджер как раз писал меланхоличное письмо домой, когда за окнами его комнаты раздались первые крики. Он услышал «Пан! Великий Пан!» и бешенный вой дудок, а подойдя к окну, увидел поразительное зрелище: высыпав на улицы, жители городка на бегу сбрасывали с себя одежду, чтобы голышом танцевать в лунном свете. Во главе процессии подпрыгивала и выделывала коленца, подыгрывая себе на флейте, высокая темная фигура.
Он увидел ее лишь мельком, но она приковала его внимание. Близость бога он почувствовал как удар под дых. Напрягшись, он обеими руками вцепился в подоконник и попытался сдержать буйство, от которого тяжело ухало сердце и подрагивало тело.
Но тут к нему в комнату ворвались две молодые женщины — нимфа и дочка трактирщика Феодосия — и бросились целовать его и подталкивать к кровати.
В обычных обстоятельствах он бы их отослал: ведь был едва знаком с дамами. Но дочка трактирщика и ее козлоногая подружка смеялись, мило краснели и, более того, так стремились приласкаться, что жаль было их разочаровывать. К тому же вечерний воздух столь быстро заполнялся страстными вздохами и стонами (по всей видимости, ни один взрослый не остался глух к влиянию бога), что Дарджер счел извращением, если он один на целом свете не поддастся наслаждению.
А потому, неискренне протестуя, он позволил женщинам затянуть себя на кровать, снять с себя одежду и делать с его телом все, что пожелают. Впрочем, они сам от них не отставал, ведь, взявшись за дело, всегда трудился усердно.
Краем уха он успел услышать экстатичный вой Сэрпласа этажом ниже.
На следующее утро Дарджер проспал допоздна. Когда он спустился завтракать, Феодосия зарделась. С несмелой улыбкой поставив перед ним доверху наполненную снедью тарелку, она быстро поцеловала его в щеку и счастливо убежала на кухню.
Женщины не переставали изумлять Дарджера. Сперва позволяют обращаться с их телами с любой интимной вольностью и сладострастием, потакать малейшим своим слабостям, не отказывать ни в одном удовольствии… но тем больше ты им нравишься. Дарджер был непоколебимым атеистом. Он не верил в существование милостивого и любящего бога, правящего миром исключительно с одной целью: доставить наибольшее счастье своим тварям. Однако в такое утро приходилось признать, что сам мир как будто решил доказать ему обратное.
В открытую дверь он увидел, как трактирщик игриво потянулся шлепнуть по заду толстую супругу. Отмахнувшись, она с хихиканьем скрылась в доме. Трактирщик потрусил следом.
Дарджер нахмурился. Забрав шляпу и трость, он вышел в садик, где его уже ждал Сэрплас.
— Ваши мысли текут в том же направлении, что и мои? — спросил Дарджер.
— В каком же еще? — мрачно откликнулся Сэрплас. — Следует серьезно поговорить с африканцами.
До монастыря было не больше мили, но прогулка вверх-вниз по пыльным проселкам дала обоим достаточно времени, чтобы восстановить душевное равновесие. Вблизи оказалось, что над развалинами возвышается прозрачно-зеленый пузырчатый купол, недавно наращенный, чтобы укрыть внутренние помещения от непогоды. Постройки были обнесены древней каменной стеной. Каменную арку входа перегораживали деревянные ворота, забранные на запор, но не запертые. У ворот висел колокол.
