Юрий Волузнев - Черное зеркало
Она стремительно пролетала сквозь нахлынувшие на нее волны свежего воздуха. Сквозь фонтаны искрящейся влаги, чистыми струями обливающие, окатывающие ее безжизненное тело.
На нее хлынули потоки ледяной воды, заливая ее целиком…
Тело забилось в судорожных, спазматических конвульсиях. Вязкая кислая слизь обильными струями вырывалась, выстреливала изо рта… Чьи-то руки крепко держали ее тело. Наклоняли голову. Омывали лицо…
И наступила полнейшая тьма.
Она очнулась в просторной, залитой светом комнате. На широкой, с резными деревянными спинками кровати. Под теплым одеялом.
Недоуменно огляделась…
И встретилась взглядом с неизвестной, никогда прежде не встречавшейся ей красивой дамой.
Но что-то знакомое было в ее облике. Что именно, Лариса не могла сразу понять. Лишь какие-то ассоциации. Какие-то неясные воспоминания на трудно воспроизводимом из-за последующих напластований генетическом уровне вдруг унесли ее вдаль. В даль, давно ушедшую и подернутую ностальгическим туманом, давно бережно сокрываемую плотно задернутой завесой времени… В век золотой. В век менуэтов и блистательного барокко…
В век Екатерины Великой.
Дама приветливо улыбнулась. Подошла поближе. Села у изголовья кровати.
— С пробуждением!.. — сказала она. — Как вы себя чувствуете?
— Благодарю, — с трудом шевеля губами, прошептала Лариса.
Попыталась приподняться. Но голова закружилась и снова бессильно упала на подушку.
— Лежите, лежите! — мягко приказала Дама. Коснулась пальцами ее лба. — Сейчас вам необходим полный покой… Может быть, желаете чего-нибудь?
— Кофе, если можно…
Дама с сомнением взглянула на бледное лицо Ларисы:
— А вам не станет от этого хуже?
Лариса улыбнулась:
— Нет. Я всегда пью кофе… Он для меня как бы панацея…
— В самом деле? — почему-то вдруг обрадовалась Дама. — Я тоже заядлая кофеманка. И с удовольствием принесу его вам. Но на первый раз — немного. И не очень крепкий…
Через несколько минут она вернулась, катя перед собой сервировочный столик, на котором стояли две изящные, тонкого расписного фарфора чашечки. Комната наполнилась кофейным ароматом.
Были предложены и сигареты, чему Лариса чрезвычайно обрадовалась. И вскоре сама собой завязалась непринужденная беседа.
— Вас, конечно, интересует, как вы оказались у меня? — спросила Дама.
Лариса молча кивнула.
— Я расскажу вам. Вчера около полуночи я уже приготовилась отходить ко сну. Погасила свет. Как вдруг что-то подняло меня. И какая-то тень внезапно возникла посреди комнаты. Подошла к двери и взглядом своих сияющих в темноте зеленых глаз пригласила за собой… Я быстро собралась, вышла из квартиры и, спустившись по лестнице, села в машину. Ни в малейшей степени не сомневаясь в том, что это действительно срочно и необходимо… Тень молча сопровождала меня. Она ничего не говорила, но я прекрасно понимала, куда надо ехать, словно читала ее мысли. Словно между нами происходил какой-то беззвучный внутренний диалог… И я узнала эту тень. Еще в прошлый раз, на ваших… Простите… — Дама поправилась, многозначительно взглянув на Ларису. — На якобы ваших похоронах… Я впервые встретила ее. В тот раз она легким призраком мгновенно пронеслась над головами собравшихся и внезапно внимательно заглянула в мои глаза…
Мы остановились у ворот кладбища. И хотя было уже темно и трудно было различить что-либо, я смело шла по невидимым извилистым дорожкам. Потому что эта тень… Даже, скорее, не то чтобы тень, а какое-то светлое сияние вело меня по ночному кладбищу, направляя мои шаги в нужную сторону… Через некоторое время эта тень остановилась у какого-то склепа. И мгновенно исчезла. И тут я увидела вас…
— Вы хорошо рассмотрели ее, эту тень?.. — затаив дыхание спросила Лариса.
— Нет, не очень… Но отчетливо помню какой-то прозрачно сияющий в темноте — то ли бронзой, то ли старинным золотом — ореол… И глаза… Лучистые, словно мерцающие из глубины космоса зеленые звезды…
— Лошка — Рыжая Кошка… — улыбнувшись, прошептала Лариса.
— Что? — не поняла Дама.
— Моя подруга. Та, которую убила эта старуха…
— Ах вот оно что!..
Некоторое время обе молча курили.
Внезапно Лариса подняла голову:
— Простите, но как вы оказались на тех похоронах? Я что-то не припоминаю, чтобы мы с вами когда-нибудь прежде встречались…
— Совершенно случайно, — задумчиво ответила Дама. — Я действительно не имею никакого отношения ни к вам, ни к вашей семье. В тот день происходила кремация одной моей сотрудницы по прежней работе. Но в другом зале… И кстати!.. — Она несколько удивленно посмотрела на Ларису. — Сейчас только вспомнила… Ведь я вовсе и не собиралась ехать на эти похороны! У меня была масса других неотложных дел… Но что-то вдруг словно подтолкнуло меня. И в самый последний момент я все-таки решилась поехать… И уже после окончания этой печальной церемонии, проходя по холлу, я внезапно увидела знакомое лицо. Точнее, даже не лицо, а глаза… Эти глаза ни с какими другими спутать было нельзя. Я их слишком хорошо запомнила… Еще с детства… Эти глаза постоянно стояли передо мной все эти годы. Снились по ночам… Это были глаза одной немки. Эсэсовки. Хильды фон Зигельберг… Странные были эти глаза. То густо-синие, то вдруг какие-то прозрачно-голубые. Излучающие ледяной холод. И в то же время словно гипнотизирующие, парализующие чужую волю… Иногда из глубины этих глаз тянулись пронизывающие насквозь лучи, и словно окружены они были каким-то клубящимся туманом мерцающих звезд… По-моему, она уже тогда была не в себе. Что-то фанатическое, маниакальное таилось в ее взоре…
Лариса внимательно слушала Даму, изредка бросая взгляд на ее классический профиль.
— Мне вдруг захотелось подойти к ней, — продолжала та. — Напомнить о прошлом… Я слышала, что она после войны попала в плен и была в лагерях… Ну, думаю, свое отсидела и в России осталась. Ведь, если вы знаете, таких случаев и во времена Наполеона было достаточно, когда пленные французы обрусевали… Короче, на поминки к сотруднице я не поехала, сославшись на занятость, и смешалась с группой ваших знакомых и родственников. Кое-что из разговоров услышала и представилась как ваша случайная знакомая по косметическому кабинету… Да, впрочем, никто и не интересовался… А фамилию вашу в списке кремируемых нашла… С одной дамой разговорилась, с которой мы вместе цветами гроб украшали. Сначала было подумала, что она ваша мама… Очень уж она расстраивалась из-за вас… Потом узнала, что соседка.
— Нина Леонидовна… — прошептала Лариса.
— Вот-вот!.. Именно она. Как раз от нее я узнала, что среди провожающих и ваш брат находится… И все старалась поблизости от Хильды оказаться. Узнает или не узнает, думала… Как вдруг слышу, кто-то ее по имени назвал. Галиной Николаевной!.. Я сразу насторожилась. Поняла, что дело нечисто. И решила не торопиться с дружескими объятиями вновь обретенной приятельницы. — Дама усмехнулась. — Когда у гроба стояли, заметила я и шрам ее знаменитый на руке. Только мне-то сразу татуировка вспомнилась, которую я во время войны хорошо рассмотрела…
После церемонии подошла к брату вашему, Георгию Михайловичу. Тоже представилась как ваша давняя знакомая. Соболезнование выразила. И о так называемой Галине Николаевне справилась. Он тут же очень заинтересовался. Обменялись мы с ним телефонами, а через некоторое время встретились… Я все ему и рассказала. Его мои воспоминания буквально чуть ли не в шок повергли. Но затем он насторожился, словно охотничья собака, и потребовал все имена, подробности… ну и все такое прочее… Кто же мог предполагать, что братец ваш воспользуется моей информацией совершенно недопустимым образом!.. За это и поплатился…
— Расскажите и мне о ее прошлом… — глядя перед собой, прошептала Лариса. — Я некоторое время назад узнала, кем она была в то время. Мне ее сожитель рассказывал… Роман. Которого она за это убила… Но он и сам не много знал. Только тот факт, что она в СС служила. Затем с лесными братьями… А потом в плену оказалась…
Дама кивнула. Закурила.
— Я ее узнала за несколько месяцев до прихода Красной Армии, — начала Дама. — Мне в то время лет двенадцать было. Так что ваша Галина Николаевна гораздо старше меня. Хотя и выглядит несравненно моложе…
— Уже не выглядит… — тихо произнесла Лариса.
— Я понимаю, что она умела омолаживаться. И даже подозреваю, каким именно способом… — кивнула Дама. Затем продолжала: — Так вот… Я была еще девочкой. Красивой девочкой… Я это вам уже безо всякой ложной скромности говорю. Так сказать, с высоты своего возраста… Очень красивая была… Прятались мы с матерью от немцев на одном литовском хуторе. Долго удавалось скрываться. Но все-таки кто-то донес. И — в Шяуляй, в гестапо… А там в это самое время наша с вами знакомая Хильда фон Зигельберг свирепствовала… И вроде бы что ей так надо было из кожи вон лезть в своем рвении! Сама еще чуть ли не девчонка. Белокурая. Красавица. Глазищи голубые, взгляд зачаровывающий… Ей бы любить да любить. А она над людьми издевалась. Настолько была жестока, что даже сами немцы, ее сослуживцы, с ней ссориться опасались. А уж чтобы там до каких-то ухаживаний!.. Как я понимаю, и подступиться не смели. Этакая молодая волчица! Мать мою сначала у себя в застенке замучила, а потом сама и застрелила… Она любила расстреливать. Словно хобби какое-то было у нее… А меня не тронула. Чем-то я ей приглянулась. Все время при себе держала. И заставляла с ней всякими мерзостями заниматься… Я у нее чем-то вроде игрушки была, собачки комнатной… Но даже в постели со своим парабеллумом не расставалась. Бывало, я ублажаю всякие ее прихоти, а у нее палец на спусковом крючке. А когда до экстаза доходила, начинала в потолок палить… Сумасшедшая, одним словом…
