Антоний Оссендовский - Бриг «Ужас»
Приложив руку к козырьку фуражки, Любимов спокойно вышел.
V. В Хайпудырской губе
Командир «Грифа» проявлял необычайную энергию и неутомимость. Он почти не спал, оставаясь все время на палубе, совещаясь с норвежцами и делая какие-то приготовления.
Когда «Гриф» прошел уже мыс «Русский Заворот» и был на меридиане «Гуляевских Кошек», Любимов заметил на горизонте парус.
Он встревожился, вызвал на палубу норвежских боцманов и двух старых матросов. Они вынесли на палубу какие-то мешки и опустили их в воду, прикрепив на баграх к борту парохода.
Тревога однако была ложной. Белевшийся вдали предмет оказался не парусом, а ледяной горой. «Гриф» вошел в ту часть Ледовитого океана, где в это время года встреча с айсбергами не была редкостью.
Борясь со льдами и лавируя среди ледяных пиков и сплошных полей, «Гриф» медленно подвигался в сторону острова Долгого.
Обогнув его в 25 милях от берега, Любимов вошел в Хайпудырскую губу и застопорил машину.
— Вам, быть может, угодно сойти на берег? — спросил он у проходившего по палубе Туманова. — Я бы, возвращаясь с «Безыменного Острова», зашел за вами.
— Я спрошу Сванборга, — ответил ученый и, вернувшись, заявил: — Профессор Сванборг и я намерены плыть на «Грифе» до окончания им рейса.
— Отлично! — коротко сказал Любимов и крикнул в машину: — Полный ход вперед!
Пароход быстро входил в закрытый и сравнительно с бурным морем спокойный залив.
Когда вода изменила цвет и из синевато-зеленой сделалась буро-желтой, что обозначало начало мели, «Гриф» тихим ходом подползал к поднимающемуся из-за горизонта острову.
Мель однако неожиданно исчезла, и брошенный в темную пучину залива лот с 100-саженным линьком до дна не дошел.
«Безыменный Остров» был как на ладони. Вдали виднелась изрезанная зубцами цепь гор, а на плоский берег взбегали волны.
— Вперед! — скомандовал Любимов. — Через час мы будем на острове.
«Гриф» однако не двигался, хотя из трубы его валил клубами черный дым.
— Механик! — крикнул командир в машинное отделение: — полный ход вперед!
— Машина не работает, капитан! — сказал, выходя на палубу, механик. — Все золотники, парораспределение, цилиндры и поршни, словом — все в порядке, а машина не действует.
— Ничего не понимаю! — крикнул командир. — Вы пьяны, или смеетесь надо мною?
— Никак нет, капитан! — возразил механик. — Машина действительно остановилась, и я принужден выпустить пар, так как боюсь, что он разорвет котел. Остановилась не только машина, но часы и манометр, капитан!
Любимов бросился к компасу. Стрелка была неподвижно устремлена на юго-восток и даже не вздрагивала от легкого покачивания судна на волнах.
Взглянув на свои часы, командир сказал:
— Да… да… догадываюсь… С проклятого острова на нас направили электрические волны. Они намагнитили стальные части машин, и мы не можем двинуться вперед, если не захотим взорвать на воздух весь пароход… Или, может быть, это случайное явление? — Механик! — приказал он: — мы повернем в море… Будьте наготове! Поднять кливер!
Матросы закопошились у бушприта, завизжали блоки, и вскоре на носу взвился косой парус. «Гриф», подхваченный спереди ветром, быстро повертывался кормой к острову, и когда маневр был окончен, Любимов приказал пустить в ход машину.
Мерно застучал вал, и пароход начал двигаться в сторону выхода из бухты.
— Руль на правый борт! Полный поворот на прежний курс! — скомандовал капитан; но лишь только нос «Грифа» стал поворачиваться, машина смолкла, жалобно засвистел пар, и заскрежетали поршни в наполненных паром цилиндрах.
Из машинного отделения и пароотводных труб повалили клубы пара, а судно остановилось, изредка покачиваясь на волнах.
Никто не решался подойти к командиру.
Любимов, всегда такой веселый и приветливый, был мрачен. Он не выпускал из руки револьвера, готовый, в случае неповиновения или опасности, броситься навстречу врагу.
Командир ходил по мостику и злобным взглядом осматривал видневшийся вдали остров.
Когда Любимов принял какое-то решение, он сошел вниз и, созвав на ют всю команду, объявил:
— Скоро ночь, и нельзя идти вперед, потому что мы не знаем этого моря. Однако черт меня возьми, если я не дойду до этой проклятой землишки! Ночью ставить вахты почаще! Смотреть в оба и, как только что заметят, бить тревогу немедля!
Сказав это, Любимов впервые за последние дни пошел в свою каюту и, не раздеваясь, бросился на койку.
Около полуночи тревожные свистки на палубе, топот ног и крик у двери его каюты разбудили его.
— Что там такое? — крикнул он вестовому, натягивая на себя теплую куртку.
— Стреляют… стреляют… — стуча зубами, ответил матрос. — Беда…
— Дурак! Трус! Подлая собака! — загремел Любимов и, оттолкнув насмерть перетрусившего вестового, бросился на палубу.
Море было темно, и густой мрак висел над водою.
— С ума они посходили, что ли? — пробормотал сквозь зубы Любимов.
Где-то далеко, как будто слабый отблеск зарницы, по небу скользнуло светлое пятно и погасло. Одновременно с этим командир услышал ворчание и громкое уханье. Не оставалось сомнения, что приближается снаряд. И он действительно пронесся между мечтами, оставляя за собою длинную полосу светящегося и удушливого дыма. В полуверсте от «Грифа» снаряд разорвался со страшной силой. Высокий столб внезапно вскинувшейся под нависшие облака воды и огня взметнулся кверху и встал из густого мрака, как зловещий огненный призрак. Издалека примчалась волна, подняла судно на своем пенистом гребне, стремительно бросила его куда-то вниз и ушла, маяча и клубясь в темноте.
Еще и еще, снаряд за снарядом проносились над «Грифом».
Каждый из них ложился все ближе и ближе. Уже брызги рассыпающихся при взрывах водяных столбов окатывали палубу судна, и Любимов, приказав приготовить шлюпки, ожидал снаряда по «Грифу». Но невидимый бомбардир, очевидно, играл с неосторожным и назойливым противником. Он обрушивал на палубу парохода целые потоки студеной и соленой воды, забрасывая его рвущимися и грохочущими снарядами со всех сторон.
После двух, а, может быть, и трех часов обстрела «Грифа» снаряды начали летать с грозным уханьем и каким-то лязгом во все стороны. Они уносились в темноте, поднимались к небу, оставляя за собою, словно улетающие с земли давно упавшие на нее звезды, длинный, ярко очерченный след, и пропадали.
Когда над далеким островом погасли злобные вспышки зарниц, поднялся ветер и погнал перед собою волны. Пошел снег большими хлопьями, свирепела буря, и впереди не было ни зги.
Стоящие на вахте матросы не выпускали сигнальных рожков из рук и напрасно протирали залепляемые снегом глаза, стараясь что-нибудь разглядеть. Мачты, палуба и море — все исчезло, все слилось с мраком, в котором что-то металось и мчалось, грозя и пугая.
— Капитан, — сказал, подходя к Любимову, механик: — мои кочегары и машинисты требуют повернуть нос парохода в открытое море и дать полный ход отсюда, где нас ждет гибель…
— Вы не имеете права делать такие заявления командиру судна! — оборвал его Любимов. — Потрудитесь спуститься в машинное отделение и ждать приказаний.
— Слушаю… — пробормотал механик, быстро сбегая по ступенькам, ведущим с капитанского мостика.
Через несколько минут перед капитаном выросла грузная, коренастая фигура старшего кочегара. Это был мрачный, черный и всегда злой матрос, неизвестного происхождения и национальности, но опытный и чрезвычайно выносливый моряк.
— Меня послали мои товарищи к вам, капитан, сказать… — начал он и осекся, когда к нему подошел Любимов.
— Ну? — спросил он и пригнулся, как бы готовясь к прыжку.
— Мы, вы знаете сами, капитан, от работы не бегаем, — продолжал кочегар: — но мы боимся и этого острова и здешних вод. Мы требуем сейчас же уходить отсюда, если же вы не согласитесь, мы сами сделаем это…
Сдавленный крик вырвался из горла кочегара.
Командир, схватив его одной рукой за шею, другой обнял его и, тряхнув, со всего размаха толкнул от себя. Грузное тело, колыхнувшись, поднялось на воздух, ударилось о край висящего над водою мостика и рухнуло в бьющиеся у бортов «Грифа» волны.
Только вахтенные и штурвальные видели это и с ужасом сторонились, когда мимо них проходил угрюмый, сразу постаревший и сгорбившийся Любимов.
Он долго ходил по мостику. Тяжелые думы, такие обидные и назойливые, мучили его. Никогда в жизни он не предполагал, что ему придется встретиться в этих пустынных морях с неизвестным противником, побеждающим его, оставаясь невидимым и недосягаемым. Он, исколесивший весь мир, избороздивший весь грозный, полный непредугадываемых опасностей Ледовитый океан, старый и опытный моряк, чувствовал себя совершенно побежденным и обессиленным. И перед ним там, на неизвестной отмели, был враг, а он с своим «Грифом» стоял на одном месте, словно скованный по рукам и ногам человек.
