Майя Илиш - Комната кукол
Нужно действовать шаг за шагом. В первую очередь нужно выставить за дверь тех, кто мне не нужен. Рекомендательные письма я уже подготовила. Я предпочла бы, чтобы их написал Руфус, поскольку мне никто из этих людей не служил. Но он дал мне возможность поупражняться в новой подписи. Мне нравилось имя Роз Молинье, и оно великолепно смотрелось на бумаге, когда я выводила завиток буквы «е» в конце — не слишком вычурно, но со вкусом. Я понимала, почему Вайолет выбрала именно такую фамилию.
Затем мне пришлось собраться с силами и зачаровать оставшихся слуг, одного за другим. Я не знала, сумею ли справиться с этой задачей за один день — так было бы предпочтительнее, но у меня не было ни щепотки фейской пыльцы, чтобы облегчить себе работу. Да, это было настоящее испытание моей силы.
Если моих сил хватит, чтобы удержать прислугу, я смогу что-то противопоставить Руфусу или Вайолет, если еще когда-нибудь их увижу. И куклы… Для кукол тоже требовалась сила духа.
Три-четыре часа спустя от этой силы мало что осталось. Для меня это было уже слишком. Я выставила за дверь половину прислуги, и каждому нужно было выдать деньги из запасов, оставленных мне Руфусом. Мне приходилось каждый раз сверяться со списком, чтобы выяснить, кому сколько платить, и уже одно это выматывало мои нервы. Я наливала каждому фейское вино в бокалы для шерри. Хозяйка поместья угощает только что уволенного работника бокалом вина — это могло показаться странным, но что еще мне оставалось делать?
Я не могла допустить, чтобы хоть какие-то разговоры о феях просочились за ворота имения. Если местные крестьяне придут сюда с железными вилами и примутся штурмовать поместье, как в темные древние времена… Вайолет могла бы разогнать толпу одним-единственным жестом, я же оказалась бы бессильна перед лицом такой угрозы. И словно этого было мало, мне пришлось собраться с силами и зачаровать оставшихся слуг. По крайней мере следовало начать — я уже понимала, что не справлюсь со всеми шестью за один день, но хотела покончить с этим как можно скорее.
Я начала с Трента. После слов Руфуса эти чары показались мне самыми важными, но я понятия не имела, подействуют ли они на старика. Нужно взглянуть ему в глаза, выполнить ряд жестов, произнести заклинание на древнем языке — и когда я выясню, где он спит, и положу ему под матрас пучок ландышей, чары будут обновляться сами каждое утро. Но для этого мне еще нужны будут его волосы, а Трент почти облысел. Наверное, нужно собрать волосы с его расчески, но что, если это не удастся? Первое время он будет верен мне, и в худшем случае придется всякий раз заново плести чары. Но колдовство выматывало, и если каждое утро мне придется тратить все силы, чтобы заворожить слуг…
Ландыши я уже собрала — я торопилась, ведь вскоре сад отцветет и останется полагаться только на магию трав, грибов и вечнозеленых тисов из лабиринта. Второй я заворожила кухарку — ее услуги понадобятся в первую очередь, и я помнила, какая она была ворчливая и скандальная, а значит, очень важно держать ее в узде. Вайолет долго не наводила чары на работников кухни, и мы все увидели, к чему это привело. Зато по миссис Дойл сразу было видно, что мое заклинание сработало: ее взгляд опустел, губы растянулись в улыбке. Когда она сказала: «Ожидаю ваших распоряжений, мисс Молинье», мое сердце заиграло от радости. Но стоило женщине выйти за дверь — и чувство триумфа улетучилось.
Я сидела за столом, и больше всего мне хотелось опустить голову и уснуть — а проснуться уже лет через сто. И тут в дверь постучали. Я повернула голову и увидела в дверном проеме хрупкую, застенчивую девочку.
— Миссис Дойл сказала, ты хотела… вы хотели со мной поговорить?
Я прищурилась. Верно, я сказала кухарке, чтобы та прислала ко мне посудомойку. Но справлюсь ли я? На эту девушку много сил не понадобится — она, похоже, не слишком умна, зато очень добра. Стоит попробовать… Если мне не удастся опутать чарами самую слабую служанку, пришло время сдаваться.
— Присаживайся, Люси.
Я чувствовала себя немного странно. Это была не просто служанка. С ней у девочки были самые тесные отношения. Так кого же она видела во мне — Роз или Флоранс?
— Спасибо, что оставили меня в доме. — Люси казалась смущенной.
Не только я не знала, что думать по этому поводу, — похоже, она тоже.
— Пока я буду нуждаться в твоих услугах, тебе найдется работа в Холлихоке, — деловым тоном начала я. — Скажи, тебе нравится у нас? Если тебе чего-то не хватает, не стесняйся, говори.
Так это и работало. Говорить приветливо, добиться доверия… тогда на них легче навести чары. Пряник, а не кнут.
— Я… — Люси потупилась. — Я…
— Смотри на меня, когда я говорю с тобой. — Возможно, мои слова прозвучали слишком резко, поэтому я добавила: — Дженет.
Никого нельзя заворожить под чужим именем. И, признаться, мне было все равно, что произошло у Вайолет и сестер Кантерхог.
Девушка подняла голову. Пришло время поймать ее в сеть, опутать чарами ее сердечко и привязать ко мне, чтобы она никого не любила сильнее, чем меня, свою госпожу. Но случилось что-то другое. Я сама утонула во взгляде ее ярко-голубых глаз. Человеческих глаз, лишенных магии. И все же я чувствовала, как из них струится неведомая сила. Я не знала, что это за сила, но не могла отвести взгляд.
Наконец я взяла себя в руки, вскочила, оттолкнула девочку и выбежала из комнаты.
Вначале я думала, что бегу в свою комнату — комнату, где жила после окончательного пробуждения, комнату, принадлежавшую раньше бедняжке Бланш. Но, захлопнув за собой дверь и оглянувшись, пытаясь усмирить сердце в груди, я поняла, что очутилась в комнате девочки. Не знаю, что было хуже: осознание того, что я спала на этой жалкой кровати с тонким матрасом и истрепавшимся покрывалом, или охватившее меня чувство, будто я после долгого отсутствия вернулась домой. Я подперла спиной дверь, ловя губами воздух, — чтобы никто не вошел сюда, последовав за мной.
Но я не могла и не хотела стоять на месте. И не хотела прятаться, как загнанный зверь, которому ничего не остается, как заползти в какую-то нору. Да, я сбежала, но не от слуг, даже не от Люси. Я бежала от того, что носила в себе. Оно жило, шевелилось и не желало смириться с тем, что о нем позабыли, что оно осталось в прошлом и теперь выполняло одну-единственную цель — поддерживать жизнь в моем теле. Я медленно подошла к окну и посмотрела сквозь запыленное окно на вечерний сад. Девочка могла бы и помыть окна для разнообразия.
Открыть окно показалось мне необычным действием — я слишком привыкла к тому, чтобы звать горничную, когда нужно было, например, зажечь свечу или запереть дверь. Никто не мог ожидать, что фея будет заниматься этим сама, но сейчас подобная гордость не имела значения. Я не хотела дышать затхлым воздухом комнаты, тут настолько сильно пахло человеком, что у меня закружилась голова. Это был мой собственный запах, теплый и привычный, и он пробуждал во мне то, что не должно было пробудиться. Снаружи уже сгущались сумерки, в последний раз сад источал ароматы цветов — на прощание с Вайолет. Фиалки отцветут в саду первыми.
Недолго думая, я забралась на подоконник и принялась болтать ногами. Я хотела ощутить свободу, хотя и была заточена внутри этого тела. Но затем я поняла, что и этого недостаточно. Внизу простиралась крыша пристройки, и если бы я могла смотреть сквозь стены, то увидела бы отблески фейского пламени — недалеко от меня, но в то же время в совсем другом мире. Но я не думала о пламени. Я сняла туфли и бросила их на крышу, за ними последовали и чулки. Затем я начала спуск. На мгновение я повисла в воздухе, держась руками за подоконник, повисла между небом и миром. Я поняла, что до крыши далеко, дальше, чем я думала. Да, я смогу приземлиться на конек, но после этого не заберусь обратно в окно. Печально рассмеявшись, я отпустила руки. Пусть я сломаю ноги — мне все равно. Так или иначе, мое тело несовершенно. Я потеряла крылья, покинув царство фей, — все ради того, чтобы жить среди людей. А сейчас крылья так мне пригодились бы! Что-то во мне вспомнило о чувстве полета — и об утрате. Я отказалась от крыльев по собственной воле, обменяв их на что-то, что казалось мне более ценным. Решение покинуть родину принадлежало мне и только мне. Меня не изгнали, я была свободна, но я хотела жить среди людей, потому что мне это нравилось. Потому что я любила людей. Но они больше меня не любили…
Я приземлилась не очень удачно, но хотя бы на ноги. И осталась на крыше, а ведь могла свалиться с нее. В этом не было моей заслуги — мои ноги были ногами человека, и они сами знали, что делать. Как фея, я понимала, как летать, но человек мог пробежать по коньку крыши с ловкостью кошки — до самого края. В этом не было радости и триумфа. Я помнила, как радовали такие трюки девочку, но сама не испытывала и толики восторга. Я спасалась бегством, мчалась к крайней границе возможного. Теперь мне оставалось только прыгнуть — в пропасть, в забвение, раскинув руки — и надеяться, что там, где я окажусь, я буду знать, кто я и с кем мое место. Но я не прыгнула. Я уселась на конек крыши, обхватила себя руками и закрыла глаза. Я не хотела прыгать. Я хотела вернуть себе ясность сознания, а когда я вновь стану собой, расправить крылья и полететь домой.
