Лорел Гамильтон - Список на ликвидацию
— Нормально, ты выше.
Она улыбнулась, несколько нервно.
— Карлтон, не переживай, — сказала я. — Я знаю, что моральный дух резко возрос, когда истребители вампиров стали выполнять ордера.
Она уложила вещи в ящик, задвинула его, снова посмотрела на меня как-то искоса.
— А почему так? Во всех учебниках пишут, но не объясняют почему.
Я присела, она отодвинулась, давая мне уложить вещи в нижний ящик. Я подумала, что ей ответить.
— До ордеров охотники на вампиров не очень выбирали способы убийства. Нам не надо было защищаться в суде, так что несколько легче спускали курок. Когда только ввели ордера, некоторые охотники стали сомневаться, удастся ли оправдаться в суде, не повесят ли на тебя криминальное убийство. Вспомни, тогда у нас значков не было. Некоторые попали за решетку, хотя убитый вампир оказывался подтвержденным серийным убийцей. Это вызывало у нас колебания при ликвидации, а колебание ведет к гибели.
— Теперь у нас значки.
— Да, официально мы копы, но не забывай, Карлтон, что на самом деле мы — ликвидаторы. У полисмена основная работа — чтобы никто не пострадал. Большинству из них за двадцать лет службы не приходится ни разу пистолета вытащить, что бы там по телевизору ни показывали. — Я уложила кофточки поверх лифчиков и трусов. — А наша основная работа — убивать. Копы этого не делают.
— Мы же убиваем не людей, а монстров.
Я улыбнулась, но сама знала, что невесело.
— Приятно так думать.
— На что ты намекаешь?
— Тебе сколько лет?
— Двадцать четыре, а что?
Я снова улыбнулась, все еще нерадостно.
— В твои годы я тоже думала, что они все монстры.
— А сколько тебе?
— Тридцать.
— Ты же только на шесть лет меня старше.
— У копов, как у собак, Карлтон. Умножай годы на семь.
— В смысле?
— Я тебя на шесть лет старше хронологически, но в собачьих годах считая — на сорок два.
Она уставилась на меня, недоуменно хмурясь:
— И что это вообще должно значить?
— Вот что: сколько за тобой казненных вампиров?
— Четыре, — ответила она несколько задиристым тоном.
— Ты их настигла на охоте и убила, или это была казнь в морге, когда они лежат на каталке в цепях и без сознания?
— В морге. А что?
— Поговорим, когда убьешь кого-нибудь из них не спящего, кто будет умолять не убивать его.
— Они умоляют? Я думала, они просто нападают.
— Не всегда. Иногда они боятся и молят, как и любой другой.
— Но они же вампиры, они же монстры!
— Согласно закону, которого мы придерживаемся, они не монстры, а граждане нашей страны.
Она всмотрелась мне в лицо. Не знаю, что она там увидела или хотела увидеть, но в конце концов она помрачнела.
— Так ты действительно веришь, что они люди?
Я кивнула.
— Веришь, но все равно их убиваешь.
Я кивнула еще раз.
— Но если ты правда так считаешь, то для меня это было бы как убить прохожего на улице. Как всадить осиновый кол в сердце обычного человека.
— Ага.
Она отвернулась, стала распаковываться дальше.
— Не знаю, могла бы я делать эту работу, если бы считала их людьми.
— Да, конфликт интересов просматривается.
Я стала думать, как разложить оружие, к которому мне нужен быстрый доступ — на всякий случай. Зная, что «Арлекин» может задумать мое похищение или ликвидацию, я очень хотела быть хорошо вооруженной.
— Можно мне задать один вопрос? Только не пойми меня неправильно… — спросила она, садясь на край кровати.
Я остановилась, выложив на свою кровать пистолет и два ножа.
— Наверное, нет, но ты все же задай.
Она снова нахмурилась, между бровями появилась складка. Ей бы надо отучаться от этой привычки, а то морщины появятся слишком рано.
— Мне не хочется никак тебя задевать, — сказала она.
Я вздохнула:
— Понимаешь, Карлтон, всякий раз, как кто-нибудь спросит; «Можно мне задать вопрос, только не пойми меня неправильно», — так наверняка прозвучит что-то оскорбительное. Так что спрашивай, но гарантировать я тебе ничего не могу.
Она подумала — серьезная, как первоклассник в первый школьный день.
— О'кей. Наверное, это глупость, но ответ меня настолько интересует, что согласна быть дурой.
— Так спрашивай.
— К нам приходили с лекциями другие истребители вампиров. Один из них сказал, что ты была лучшей в профессии, пока тебя не соблазнил мастер вашего города. Он сказал, что вампиру легче соблазнить женщину, чем мужчину, и ты — тому доказательство.
— Это был Джеральд Мэллори, охотник на вампиров, прикомандированный к Вашингтону, округ Колумбия?
— Как ты узнала?
— Мэллори считает меж блудницей вавилонской за то, что я сплю с вампирами. Оборотней, может быть, он бы мне простил, но вампиров он ненавидит так глубоко и всеохватно, что это даже пугает.
— Пугает? — спросила она, слегка недоверчиво.
— Я видела, как он убивает. Он при этом разряжается. Он расист, получивший разрешение ненавидеть и убивать.
— Ты про расиста — потому что я черная?
— Нет, просто не найду лучшего слова для такого отношения к вампирам. Я сказала, что стала его бояться, увидев, как он протыкает вампиров? Так это я не шутила. Он ненавидит их так, что просто не остается места для проблеска мысли, для малейшего повода, который дал бы возможность ненавидеть их меньше. Эта ненависть его сжигает, а сжигаемые ненавистью — психи. Ненависть ослепляет, не дает видеть правду и заставляет ненавидеть всех, кто с тобой не согласен.
— Еще он говорит, что вампира всегда нужно проткнуть колом. Использование серебряных боеприпасов он не одобряет.
— Да, он приверженец кола и молотка. — Я нагнулась над рюкзаком и вытащила дробовик «Моссберг-500 Бантам». — Вот это мое любимое оружие для расстрела в гробах. Всего-то и надо — уничтожить мозг и сердце. Но нельзя просто пальнуть в голову и в грудь и считать, что работа сделана. Нужно удостовериться, что мозг вытек на пол, или же что голова полностью отделена от тела. А сквозь дыры в груди должен проходить свет. И чем старше вампир, тем радикальнее надо разрушать голову и тело.
— Он говорил, что достаточно будет проткнуть сердце колом.
— Если сквозь грудную клетку виден свет, если сердце уничтожено полностью, то, вероятно, да. Но если есть время уничтожить еще и мозг, это стоит сделать. И я хочу, чтобы ты знала: так оно надежнее. Я, вынув сердце, потом возвращаюсь и стреляю в голову — в полевой работе.
— В смысле, на охоте?
— Да.
— У меня эта охота первая.
Я про себя подумала: вот блин.
— То есть ты даже не участвовала в охоте?
— Ни разу.
— Ты говорила, что казни выполняла только в морге, но я думала, ты хотя бы как помощник маршала работала. Никогда даже не видела, как убивают вампира в бою?
— Ничего, справлюсь.
Я покачала головой:
— Теперь я должна буду тебя кое о чем попросить, а ты не обижайся.
Она села на край своей кровати.
— Справедливо. Так о чем ты хочешь попросить?
— Это очень тяжелый случай, Карлтон. Охота не для новичка в полевой работе.
— Я знаю, что случай сложный.
— Нет, пока еще не знаешь. — Я села на свою кровать, лицом к ней. — Я тебя прошу переписать на меня ордер. Очень прошу.
Она разозлилась и не пыталась этого скрыть.
— Невозможно. Девушка в этой ситуации — я, и если я сдам назад, другие маршалы больше никогда на меня надеяться не будут.
— Карлтон, не в том дело, кто тут девушка. Дело в том, кто тут без опыта.
— Я сумею прикрыть тебе спину, Блейк.
— Да меня не волнует, что меня убьют из-за твоей неумелости.
Она снова нахмурила брови:
— Так что тебя волнует?
Я глянула в эти темно-карие глаза, в серьезное лицо.
— Волнует, что тебя убьют по этой причине.
На этом девичьи разговоры кончились, мы просто готовились ко сну. Я пошла в ванную переодеться. Оружие я паковала сама, а вот одежду — нет. Это сделал Натэниел, один из живущих со мной любовников, леопард-оборотень и леопард моего зова. Он из нас всех самый домовитый, а я могла бы разобраться с джинсами, футболками, сапогами и кроссовками, но с пижамами — нет, это пусть лучше он. Майка и мальчиковые шорты, вот только почему-то кружевные, черные и облегающие, как вторая кожа. Упругости ткани вполне хватало поддерживать мои груди в нужном положении. Обтягивающие штанишки тоже смотрелись классно, хотя и очень не подходили маршалу, но более подходящих Натэниел мне не положил. Ох, я ему все скажу. Давно собираюсь.
Когда я вышла, Карлтон заметила:
— Красивая пижамка. Даже жалко тебя разочаровывать, что ты не с мальчиками будешь спать.
Я не дала себе труда осадить ее взглядом.
— Это мне мой бойфренд уложил, пока я укладывала оружие.
— Ты доверяешь мужчине уложить тебе одежду?
