Елена Чудинова - Декабрь без Рождества
Чья-то рука протянула Императору приятно теплую глиняную кружку со сбитнем. Николай осушил не глядя, в три глотка.
— У разносчика купил, — улыбнулся принц Евгений. — Самая торговля у них, каналий, вона сколько зрителей набежало.
— А что, согревает. Продолжаем окружать, Эжен.
— У нас есть силы атаковать, Государь.
— Я хочу обойтись без атаки, — жестко возразил Николай. — Занимай Исакиевский мост.
…Лейб-гренадеры уж выбирались со льда.
— Тяжелые у вас сумы-то, ребята! — весело окликали их белокурые преображенцы. — Боевыми набили? Нешто вы вправду сюда пришли в своих стрелять? Ох, ребята, не попадут ваши пули![50]
Пущин и Бестужевы уж обнимались и целовались с Сутгофом, когда подошел Якубович.
— Чего пришел? — недовольно бросил ему Бестужев-Мумия. — Ты говорил с тираном, я видел, близко говорил, а убить не убил! Тебя ж не обыскали даже…
— Во всем порядок должен быть, — с достоинством отвечал кавказец. — Не было уговору мне его кончить. А говорил затем, чтоб его настроение понять. Тоже не пустяк. Трусит он здорово, Палыч-то. Нутка ему сейчас требования выдвинем, а? Я б его живо убедил теперь, право же, дело!
— Слушай, а пошел бы ты отсюда лесом, — прищурился Иван Пущин. — Пустозвон ты оказался, братец. А ведь в серьезном деле пустозвона и прибить могут, под горячую-то руку. Не искушай.
Якубович насупился, но препираться не стал. Побрел к забору стройки, туда, где толпился простой люд.
Пущин проводил его хмурым взглядом. Мысль об отсутствии Трубецкого все больше терзала его. К тому же куда-то незаметно делся Рылеев. Может статься, все же пробует финляндцев поднять? Оно бы и хорошо, мало народу, ох, как мало… Но Трубецкой? Мысль опять, сделавши круг, воротилась к князю. Заварил кашу, а нам теперь расхлебывай. Где вот он теперь, когда его планом собранные готовятся к бою?
…
— Князь Сергей Петрович изволили прибыть, — доложили между тем графине Потемкиной, воротившейся из гостей. Половину намеченных визитов графиня наносить передумала: не было сил плыть в русле обыденной жизни, когда тревога о брате таким гнетом давила сердце.
— Слава Богу! — невольно воскликнула Елизавета Петровна. Стало быть, он все же не с теми, не с бунтовщиками! Стало быть, все речи брата, все многозначительные его оговорки в недавних беседах — так, пустое. Теперь многие так говорят, из чего она, глупая, решила, что Серж способен затеять революционное кровопролитие? — Где он, в дневной гостиной?
Не дождавшись ответа, графиня поспешила в небольшую уютную комнату, обтянутую веселеньким английским ситцем в мелкие незабудки. И мебель в дневной комнате была светлого дерева. На круглом столе, покрытом скатертью цвета чайной розы, валялся небрежно кинутый альбом английских каррикатур, словно кто-то его только что листал.
— Так где же князь? Разве он меня не дождался?
— Не отбывали-с.
Графиня кинулась в большую гостиную, не понимая, отчего так стучит в висках.
— Серж!
Библиотека, кабинет мужа…
— Серж, где ты?!
Столовая, малая столовая… Происходящее мучительно напомнило вдруг детские прятки. Так же кричала она когда-то иным, веселым и детским голосом.
Да где ж может он быть? Всегда умел он прятаться лучше всех, ее брат.
Что за глупости, что за страх? Не застал, уехал. Глупые слуги проморгали. Самое простое дело. Надо успокоиться. Надо помолиться, помолиться о том, чтоб Сергей не оказался причастен к беспорядкам, о которых толкуют сегодня во всех гостиных.
Графиня вошла в свою молельню и пронзительно закричала.
Князь Сергей Петрович лежал на полу под образами, растянувшись во весь свой немалый рост. Лежа он казался еще длиннее.
Поднялась суматоха, сбежались лакеи, горничные. Сергея Петровича перенесли на ближний диван — в будуаре.
— Жив, матушка Елизавета Петровна, жив! — приговаривал старый мужнин слуга Степан. — В обмороке изволят быть, в обмороке!
В чувство Трубецкого приводили долго. Обморок оказался глубок, сколько князь пролежал в нем — не известно. Упал неудачно, набил шишку на лбу. Пока суетились с солями, принесли из погреба льда, приложили ко лбу полотенце.
Быть может, лед и помог лучше солей. Сергей Петрович вздрогнул, окинув комнату мутным, размытым взглядом.
— Что случилось, Серж? Боже милостивый, ответь же, что?
Сергей Петрович отвел глаза от лица сестры, застонал.
Что мог он ответить? Ужасный день, начинавшийся так четко и победно, казалось, длился долгие годы. Трудно было поверить, что солнце даже не думает заходить, а оно, меж тем, весело золотило белые ламбрекены. Каким давним казалось утро, когда, расставшись с Рылеевым и Пущиным, он направился в канцелярию Главного штаба. Там все были, понятное дело, хорошие знакомцы, так что сочинить предлог для того, чтоб проболтаться час другой в канцелярии не составило труда. Это было удачной мыслью — и до Зимнего рядом, и вести о начале восстания всего прежде притекли бы как раз туда. Но вестей не было. А явившись, наконец, были они вовсе не теми, коих князь ждал. Никто не подумал двигать матросов на Зимний. Из казарм же и вовсе удалось вывести одних московцев. Карточным домиком рушился план.
Раздираемый тревогой, князь вышел из канцелярии, но по площади не дошел: глядел из-за угла дома, как строится бесполезный карей. Несколько раз ворочался в канцелярию, все ждал вестей о Якубовиче. Опять вышел на угол. Тут уж случилось вовсе неприятное: вместо подмоги московцам на бульвар промаршировали мимо преображенцы, возглавляемые отнюдь не арестованным Императором.
Да еще, как раз поравнявшись с князем, Николай Павлович приказал батальону остановиться, чтоб зарядить ружья. Князя он заметил, заметил и, кажется, что-то понял. Даже взглядами столкнулись на мгновение. Тяжко между тем смотреть в глаза человеку, которого сам же только что обрек на гибель! За глаза нет ничего легче решить, в глаза же неприятно, смутно… Прежде чем Император отвернулся, сделав вид, что не заметил князя, Трубецкой ощутил, как щеки заливает предательская краска…
Караулить на углу после этого отхотелось. Зашел к Илариону Бибикову, благо квартировал приятель при штабе. Не застал, но полчаса проваландался у него, якобы ожидая. Взаправду, конечно, не решался отъехать от площади, все ждал атаки Экипажа.
И Экипаж выдвинулся… вовсе не туда! Что тут делать дальше, что?! Уж сам не понимая, зачем, поймал извозчика и, в обход, поехал на Исакиевскую, к сестре Лизе.
Хотел передохнуть от ожидания, собраться с силами, а сделалось только хуже. В уютной тишине тревожные мысли набросились на растерзанные нервы, словно мухи на мед.
— Что… там, Лиза, что там?
— На площади… Серж, лежи спокойно, умоляю! Не знаю… Там стреляют.
— О, Боже! Вся эта кровь падет на меня! — Трубецкой зарыдал.
…Домишка, оказавшийся ближним в списке Романа Кирилловича, оказался в два невысоких этажа. Наверху, в тепло учиханных оконцах, висели кружевные занавесочки, внизу пустовала лавка. Закрытые ставни в ней были снаружи заколочены. Впрочем, замок на дверях висел новехонький.
— Ломайте топорами! — кивнул Сабуров.
При первых ударах на улицу выскочил владелец в подбитом заячьим мехом халате и турецких туфлях без задников.
— Что?!.. Что здесь… — голос его с перепугу подскочил до фальцета. — Да у меня все бумаги выправлены! Я налог платил с аренды!
— С аренды? — Роман Кириллович усмехнулся. — А кто ж у нас будет арендатор?
— Вы прав не имеете ломать хорошую дверь!
— Так где ключ?
— Как же у меня может быть ключ от чужого добра? Арендатор почтенный — Компания Российско-Американская!
— Вот оно как! Быстрей, ребята, не ждет наше времечко!
От двери только щепа летела.
— Каков же товар, для коего места на складах не нашлось?
— Перестаньте, я прошу, кто будет отвечать?! Товар как товар, ворвань да твердый жир тюлений, кто ж теперь за его сохранность-то поручится? Деготь еще… Не в жилые ж горницы мне перетаскивать?
— Деготь да ворвань? — Роман Кириллович расхохотался. — Ну и товары нынче из Аляски доставляют. В Вологодской губернии, стало быть, деготь вышел, а в Архангельске жиры.
Дверь рухнула. Шарахнулись во все стороны голохвостые крысы.
Запах, наполнивший темное помещение, кое-как освещенное теперь из дверного проема, явственно свидетельствовал о наличии ворвани.
Нимало не озадаченный, Сабуров ринулся в полумрак. Пожарные только ошарашено глядели, как приседал он у каждого бочонка, лез во все углы, что-то щупал, что-то нюхал.
— Оба-на! Есть! Сюда, молодцы!
Владелец протиснулся вслед за пожарными.
В руках Роман Кирилловича был теперь круглый берестяной туес, из тех, что используют в хозяйствах попроще для хранения крупы. Темный порошок, его заполнявший доверху, не оставлял о себе малейших сомнений, даже коли рядом не нашлось бы запаса похожих на крысиные хвосты фитилей. Нашлись также длинные факелы, не меньше полудюжины.
