Алексей Шаманов - Заарин
— Дикий народ, — резюмировал москвич.
— Варвары, — согласился питерец.
— Так вот, — продолжил капитан, — пожелали европейцы такую казнь снять. С актером из иркутского ТЮЗа, бурятом по национальности, за штуку баксов договорились. Дыхательный аппарат от акваланга на турбазе взяли, проверили его сто раз… Снимают, значит, как его, жадного бурята, в яму зарыли, а откопали — все…
Замолчавший капитан достал беломорину, постучал папиросой о пачку, смяв бумажный мундштук, засунул в рот и прикурил.
— В каком смысле «все»? — спросила блондинка.
— В смысле — кранты. Бурят оказался хорошим актером. — Капитан рассмеялся невесело. — По словам одного нашего нобелевского лауреата, «не читки требует с актера, а полной гибели всерьез…».
«Александр Исаевич Солженицын!» — подумала блондинка.
«Вряд ли она крашеная, натуральная, судя по всему, — подумал питерец, — Конечно же, Иван Бунин!»
«Подобное могла написать только Анна Ахматова», — подумал москвич.
«Ну и дураки же вы все необразованные, — подумала брюнетка, — это же строчка Иосифа Бродского!»
— Шланг передавило, и задохнулся мужик, не откачали, — сказал капитан.
Молодые люди смолкли, впрочем, местному кэпу поверили не слишком. На любом курорте рассказывают подобные страшилки, дабы туристов заинтриговать. Капитан между тем продолжил после подобающей паузы:
— А почему киношники беду на себя накликали? — вопросил он, но тут же сам и ответил: — Они же все, какие возможно, табу нарушили, сээр по-бурятски, а это на древней земле делать смертельно опасно, тем более на сакральном Острове Духов, на Ольхоне, значит… Потому и погибли европейцы, по глупости своей.
— Как фамилии погибших киношников? — спросила скептически настроенная брюнетка. Никаких имен, она была уверена, кэп не назовет, однако ошиблась.
— Режиссера звали Поль Диарен, оператора Ганс Бауэр, — не задумываясь, ответил капитан, — как звали продюсера и актера, извините, не знаю, да и не знал никогда.
Тем временем наконец подъехал на раздолбанном уазике долгожданный приятель кэпа, и тот принялся переливать горючее из канистр в топливные баки, а блондинка, что-то бормоча себе под нос, вынув из сумки, стала перелистывать глянцевый журнал.
— Ты что ищешь? — спросила ее подруга.
— Фамилия режиссера знакомой показалась, — ответила блондинка, — где-то я о нем недавно что-то читала…
И когда катер уже отчалил и, набирая скорость, направился к противоположному берегу пролива, едва различимому впереди, блондинка хлопнула ладошкой по раскрытой странице.
— Нашла! Вот он, покойной режиссер, смотрите! — Тут же и уточнила: — Журнал, кстати, новый, этого года.
Все склонились над крупной фотографией свадебного кортежа, затем москвич зачитал вслух начало статьи:
— «Знаменитый французский режиссер Поль Диарен, приглашенный недавно в одну из студий Голливуда, накануне съемок нового фильма женился на продюсере своей съемочной группы Жоан Каро…»
— Хорошо выглядит для покойника, — заметила брюнетка.
— Да и невеста ничего себе для зарезанной, — добавила блондинка.
— Значит, все-таки байку нам капитан рассказал, — усмехнулся питерец, — я так и думал…
После полуторачасовой, оговоренной заранее водной прогулки катер вошел в небольшой залив с пологим берегом между скал. В сотне метров от линии прибоя стоял добротный брусовой дом, крытый шифером, но с пустыми оконными и дверными проемами. За домом находились хозяйственные постройки, как и загоны для скота по соседству, полуразобранные, разворованные. Сразу угадывалось, что в доме не живут, здесь царило запустение, однако сегодня — далеко не безлюдье. Разочарованные туристы увидели припаркованные возле дома новый американский внедорожник и самосвал КамАЗ, стоящий к заливу кузовом, а потому отсутствие кабины не афиширующий. Ко всему прочему, на песчаном берегу загорало несколько мужчин и женщин.
— Это, кэп, вы назвали безлюдным местом? — спросил с усмешкой москвич.
— Да никогда здесь раньше никого не было! — ответил рассерженный капитан. — Что за черт? Это же гиблое место, проклятое…
— А ну-ка, расскажите! — попросила блондинка, с улыбкой переглянувшись с брюнеткой.
— Правда-правда, расскажите, нам очень интересно! — присоединилась та к просьбе подруги.
— Этот дом построил фермер из Иркутска, — начал кэп, — но не пошли дела у городского, прогорел за два-три года. Засуха, неурожай, да и цены тогда на мясо упали, потому как в регион пришли крупные его партии из Китая и Монголии. Вдобавок он, бедолага, чтобы дело начать, кредитов набрал… Вы, молодежь, девяностых годов не застали толком, дикое было время, безжалостное… Словом, наехали на фермера конкретно, и он, недолго думая, в этом самом доме пустил заряд картечи себе в рот из охотничьего ружья. Кровищи, говорят, было — все стены забрызганы, потолок…
Капитан, прервавшись, стал прикуривать очередную папиросу, а туристы, едва сдерживая смех, ухмылялись и переглядывались. Крашеная блондинка, пока рассказчик опустил голову, покрутила пальцем у виска и состроила настолько потешную гримасу, что питерец, запавший было именно на нее, решил рокироваться в длинную сторону и поискать взаимности у ее подруги, жгучей брюнетки.
Выдыхая в небеса едкий ядовитый дым русских папирос, капитан продолжил:
— После самоубийства фермера дом облюбовали рыбаки, что по весне из-подо льда омуля ловят. И вот однажды, лет десять назад, в апреле месяце осталась тут ночевать компания рыбаков из Ангарска, мужиков семь-восемь, не меньше. На следующий день прибегает в Хужир один из них, ободранный, напуганный, трясется весь, как паралитик… Вызвали милицию из Еланцов, он и рассказал, что под утро на рыбаков напала большая стая собак, да не обычных, бродячих, а мутантов со свиными рылами, гахай-нохой буряты их называют. Свирепые, хуже волков, и огня не боятся… Здоровых мужиков за четверть часа всех в клочья порвали и сожрали, суки… До блеска обглоданные человеческие кости потом по всей округе собирали… Царствие им небесное, бедолагам…
Перекрестившись, капитан отвернулся к материковому берегу, а туристы, более не в состоянии сдерживаться, хохотали до истерики.
— Что же ты, кэп, нас в таком опасном месте на ночь оставить хотел? — непроизвольно переходя на «ты», сквозь смех спросил москвич.
— Да ты, братец, смерти нашей желаешь? — присоединился питерец.
— Злодей! — не сговариваясь, хором закричали девушки.
Хмурый капитан развернулся к пассажирам, размышляя, что так ведь можно и без оплаты остаться. Зря он вперед не потребовал…
— Ладно, знаю я неподалеку одно место, живописное и безлюдное…
Спустя минуту катер, развернувшись, на хорошей скорости ушел на север.
— Посмотрите, Римма Владимировна, — обратилась Татьяна Хандагурова к младшей из дочерей Владимира Атановича Шамбуева, с которой у нее сразу сложились приятельские отношения, — катер ушел в море, а я-то думала, новые постояльцы в наш отель прибыли.
— В соседний, однако, поплыли, — решила Римма Владимировна, провожая катер взглядом. — Побережье острова сплошь фешенебельными отелями застроено, не хуже нашего…
Солнце палило нещадно. Татьяна, наблюдая за катером, невольно вышла из тени, отбрасываемой шестиметровой вышкой для прыжков в воду.
— Таня, вернитесь в тень! — строго велела Римма Владимировна. — Вам нельзя загорать, или забыли, что вы в положении?
— Да, конечно. — Татьяна отступила в тень. Посмотрев на вышку, она увидела, что ее муж, готовый к прыжку, стоит на самом ее верху.
— Дима! — закричала она. — Ради бога, осторожней, не волнуй меня!
— Все в порядке, жена! — прокричал в ответ спортивного сложения молодой мужчина. Оттолкнувшись, он высоко подпрыгнул, дважды перевернулся в воздухе и ровно, почти не подняв брызг, вошел в воду.
Возле раздевалки Дмитрия Хандагурова как бы случайно встретила Татьяна Трапезникова, знакомая молодому человеку еще по совместному перелету из Москвы в Иркутск. Выглядела она, высокая, стройная, в черном закрытом купальнике, весьма соблазнительно, и Дмитрий не мог не задержать на точеной фигурке взгляд, может быть, чуть дольше, чем того требовали приличия.
— Дмитрий, у меня к вам одно деликатное дело, — с призывной улыбкой сообщила девушка.
— Излагайте. — В ответ тот ослепительно блеснул ровными зубами.
— Дело сугубо конфиденциальное, — полушепотом сообщила девушка, доверительно тронув мужчину за плечо, еще влажное, с капельками байкальской воды на коже. — Здесь никак нельзя говорить, сплошные уши!
Дмитрий посмотрел по сторонам, но никаких ушей поблизости не обнаружил.
— Пройдемте в мой кабинет!
