Николя Д’Этьен Д’Орв - Тайна Jardin des Plantes
— Вы хотите сказать, что моя мать вам угрожала? — сказал он.
При этих словах хозяин «Баскского трактира» побагровел. Его руки задрожали еще сильнее. Он словно бы только что осознал, кто перед ним.
— Ну… не то чтобы… — пробормотал он. — Я никогда не требовал многого, вы хорошо это знаете… А мадам Массон была добра ко мне… всегда помогала, если что-то не ладилось… То есть вы понимаете, что для меня невозможно было…
Он замолчал.
— …ее ослушаться? — подсказала Тринитэ, ошеломленная таким состоянием взрослого мужчины.
После недолгого колебания Дарриган опустил глаза и едва слышно подтвердил:
— Да, ее ослушаться…
Воскресенье, 19 мая, 18.37— Нам стоило бы спрятаться где-нибудь в ресторане, — проворчала Тринитэ.
— Ив на это не согласился бы ни за что. И потом, здесь, в сквере, мы и так рядом.
— М-мм… — недовольно произнесла Тринитэ, которая, чтобы справиться с раздражением, пересчитывала деревья в центральной аллее. — Думаете, этот сквер тоже скоро затопит?
— Весь центр уже под водой, — послышался позади них тихий голос.
Сильвен и Тринитэ обернулись. На земле сидел человек, прислонившись спиной к стволу платана. Лицо его было зеленовато-бледным, волосы и одежда — мокрыми и грязными. Можно было подумать, что недавно он упал в лужу — скорее всего, даже не в одну. В руках он вертел большой кусок ярко-красной резины.
— Вот смотрите, — сказал человек, протягивая в их сторону этот красный гигантский лоскут, но даже не глядя на них. — Это все, что осталось от резиновой лодки…
— Лодки? — переспросил Сильвен. Затем, приблизившись к человеку, опустился на колени и заглянул ему в лицо. Тот пожевал губами, как обычно делают старики перед тем, как в тысячный раз пересказать одну и ту же историю.
— Я живу на улице Арколь, на острове Ситэ, в двух шагах от Нотр-Дам, — заговорил он вполголоса. — Это самый центр Парижа… И вот сегодня в два часа дня началась эвакуация жителей из домов, потому что вода уже достигала вторых этажей…
Лицо рассказчика омрачилось.
— И что потом? — спросил Сильвен.
— Появились первые лодки, — ответил человек.
— Это были пожарные?
Но рассказчик молчал, словно у него перехватило дыхание. Наконец, глубоко вздохнув, продолжал:
— Я тоже сначала так подумал. Когда увидел эти лодки, которые приближались с правого берега…
— А кто это оказался на самом деле? — спросила Тринитэ.
— Откуда я знаю? Какие-то незнакомцы… Такие же люди, как вы и я, без сомнения… Их было около пятисот в этих лодках. Они хохотали! А в следующую секунду они набросились на нас. Один из них подцепил багром старуху и столкнул ее в воду! У меня до сих пор эта картина перед глазами… Она даже не пыталась выплыть, сразу утонула… видно, поняла, что любое сопротивление бесполезно…
Сильвен едва мог поверить в этот рассказ. «Может быть, это бред?..» — подумал он. Но выражение лица этого незнакомого человека делало такую гипотезу маловероятной.
— Они были вооружены? — спросила Тринитэ, пораженная рассказом.
Человек кивнул:
— Металлическими прутьями, крючьями, бейсбольными битами… в общем, всем, что удалось найти на улицах или в квартирах, которые они грабили… Я даже видел, как один из них открыл маленький чемоданчик, полный шприцев, и раздал их своим сообщникам…
— Пираты!.. — в изумлении прошептала Тринитэ, которая едва могла представить себе это водное побоище на острове Ситэ.
— А как вам удалось спастись? — спросил Сильвен.
Губы человека искривились в безрадостной улыбке.
— Я позволил столкнуть себя в воду, задержал дыхание и нырнул. Потом мне удалось доплыть до Нотр-Дам. По реке плавало много разных обломков — вот там я и нашел этот кусок резины… Оттуда я перебрался на левый берег, еще не так сильно затопленный. Потом следом за всеми остальными направился на юг… и вот я здесь.
В очередной раз прерывисто вздохнув, человек закрыл лицо руками.
Только сейчас Сильвен и Тринитэ осознали, что вокруг них собрались примерно два десятка людей. Глаза их блестели от слез, губы дрожали, лица были искажены — они все, подобно этому человеку, испытывали необходимость выговориться.
— Я с улицы Вьей-дю-Тампль…
— А я — с улицы Монтань…
— У нас в Берси вода поднялась до…
Никто никого особо не слушал, да и говорили все с трудом, прибегая к помощи жестов.
Сильвен потрясенно наблюдал за этими людьми, все потребности которых свелись лишь к одной — выживанию.
— Видите? — обратился к Сильвену и Тринитэ чудом спасшийся с улицы Арколь мужчина, указывая на небо. — А это ведь только первый вечер…
— Вечер?! — Тринитэ вздрогнула, словно очнувшись от забытья.
— «Баскский трактир»! — воскликнул Сильвен.
Воскресенье, 19 мая, 22.05— Это они, — тихо произнес Сильвен, заметив небольшую группу людей возле ресторана. Он медленно шел по тротуару, стараясь ничем не привлекать к себе внимания.
Каждый шаг, приближающий его к «Баскскому трактиру», позволял узнать еще одного-двух членов ОЛК.
«Министр внутренних дел, профессор Бланкер, доктор Вито, ректор Сорбонны… — мысленно перечислял он, следя за тем, чтобы оставаться в тени домов. — Никогда еще не видел их всех вместе… тем более здесь!»
— Они, как и мы, только что пришли, — прошептала Тринитэ.
Сильвен отрицательно покачал головой, видя, как один из членов ОЛК нервно набросил плащ и, не оборачиваясь, перешел на другую сторону улицы.
— Наоборот: они уже расходятся…
Укрывшись в небольшой нише под входным портиком соседнего здания, в нескольких метрах от ресторана, он тихо прибавил:
— Случилось что-то плохое… Смотри, они как будто спасаются бегством!
— Но чего они испугались? — прошептала Тринитэ.
— Того, чего они боялись всегда, — ответил Сильвен ледяным тоном. — Точнее, кого они боялись всегда. Ее.
Именно в этот момент Жервеза появилась на пороге ресторана. Она была в слезах.
— Друзья, — заговорила она жалобным тоном, протягивая руки к собравшимся мужчинам, — вы ведь только что прибыли. Будьте же благоразумны…
— И вы еще осмеливаетесь говорить о благоразумии! — возмущенно сказал ректор Сорбонны, медленно отступая в сторону шоссе.
— Но подумайте сами, Бенуа! — умоляюще проговорила Жервеза. — Ведь мы пользовались их услугами столько лет… Их бунт вполне объясним…
— О ком она говорит? — едва слышно прошептала Тринитэ.
Сильвен не отвечал, полностью сосредоточившись на том, чтобы услышать ректора Сорбонны. При последних словах Жервезы тот буквально взорвался:
— Вполне объясним?! Вы бредите, Жервеза! И еще хотите, чтобы мы… — Он машинально огляделся и увидел, что остался с хранительницей музея один на один, поскольку все остальные члены ОЛК поспешно расходились. — Хотите, чтобы я поверил в эти бредни! Вы потеряли голову и хотите увлечь нас за собой в бездну безумия!
Жервеза закусила губы, сдерживая гнев.
— Париж скоро будет затоплен! — резко произнесла она, указывая на улицу Крулебарб, которая теперь выглядела самым жалким образом: брошенные автомобили, опрокинутые мусорные баки, множество растерянных людей. Они не обращали никакого внимания на Жервезу и ее собеседника — очевидно, со стороны их разговор на повышенных тонах выглядел обычной стариковской ссорой.
— Думаете, я слепой? — тем же тоном ответил ей ректор. — Я прекрасно знаю, что так и будет! Но что общего это имеет с вашими безумными историями? Надо же — собрать нас всех, а затем попытаться на нас надавить таким постыдным образом!.. Это же настоящий шантаж! Если бы не чрезвычайная ситуация, я уверен, министр распорядился бы вас арестовать!
При этих словах лицо Жервезы окаменело, а взгляд стал холодным и решительным.
— Эти… люди решили стереть Париж с лица земли, — произнесла она, на сей раз совершенно бесстрастным тоном.
Тринитэ многое отдала бы за то, чтобы подойти ближе и услышать все детали разговора.
— Миллионы людей погибнут, — ледяным тоном продолжала хранительница музея. — Многие утонут, потом начнется голод, эпидемии… Прежде чем власти сумеют организовать спасение, страшно представить, скольких мы недосчитаемся…
Сильвен, Тринитэ и даже ректор Сорбонны одновременно вздрогнули при этих словах. В устах Жервезы предсказания грядущего апокалипсиса звучали убедительно.
Сильвен инстинктивно схватил Тринитэ за плечи, словно в поисках опоры.
— Политическое, моральное, религиозное равновесие страны будет разрушено раз и навсегда, — продолжала Жервеза. — Это будет смертельный приговор для Франции… если не для всей Европы. А если какие-то фанатики воспользуются хаосом, чтобы захватить власть… вот тогда мы точно рухнем в бездну.