Жанна Лебедева - Очень босоногая история: Маньяк на свободе!
— Ден! Хай! Я про тебя уже наслышана, — обратилась к парню девушка в черных джинсах и черной футболке с изображением группы Metallica. Металла на девушке действительно было предостаточно: на поясе — мощный ремень с заклепками, а на руках — браслеты с шипами. В проколотой брови, едва прикрытый косой челкой светлых мелированных волос, красовался большой «тоннель». На ее спине висел плакат: «Покорми меня. Алкоголь не ем!» Довершали образ босые ноги с черным лаком на ногтях, сверкающим на солнце. — Я Лана!
Словно антипод жесткой рокерши, из толпы в воздушном восточном костюме выпорхнула Аня.
— О, Ден! Тебя не узнать!
— Привет, восточная красавица! А где, кстати, Ирма?
— Да здесь я! — отозвалась стоящая чуть в стороне девушка в странном платье, состоящем, как казалось, из пересечения трапеций, кубов, пирамид и других геометрических фигур. Лицо Ирмы украшали темные очки с треугольным и квадратным стеклом.
— Ты же вроде по части экологической архитектуры, а это просто гимн конструктивизма какой–то! — Ден с восхищением рассматривал платье Ирмы, пытаясь понять, когда та успела наваять такое. В качестве материалов, похоже, были использованы ватман, полистирол и тонкая стеклоткань.
— Ну нельзя же зацикливаться на чем–то одном. Пусть сегодня будет конструктивизм!
Ден глянул на часы. Без нескольких секунд десять. По толпе пронесся легкий шумок, и в небо, словно по взмаху волшебной палочки, полетели тысячи пузырей. Ден, обгоняя шествие, помчался снимать, а компания друзей не спеша двинулась вперед, заряжаясь витающим в воздухе позитивом.
Через полчаса парад пузырей уже подошел концу, но никто не хотел расходиться. Народ толпился в конце Арбата, где он примыкает к Садовому Кольцу. Ден, Ирма, Лана, Ася, Аня и Витек, разделившиеся во время шествия, снова собрались вместе. Ден извлек финальную кассету из задника.
— Ребята, я в «Фотолаб». Хочу уже сегодня выложить фотки, удивить цифронавтов, — Ден кивнул на проходящего рядом упитанного бородатого фотографа, обвешанного кэноновскими «марками» с длиннофокусными «эльками»[49].
Компания переглянулась, и Лана выразила общее мнение:
— А что нам расходиться? Погода зовет, залетим с Деном в его лабу, и гулять!
Компания, возглавляемая рокершей, двинулась ко входу станции Арбатская. Все дальнейшее шло как по нотам. Вид ярко одетой, к тому же босоногой компании вызвал у дежурной, упитанной пожилой женщины, приступ героизма. Когда еще удастся показать кому–то свою маленькую, но вполне реальную власть. Глядя как народ достает проездные билеты, она выбралась из свой будки и срываясь на визг крикнула:
— Босиком не пущу!
Лана восприняла действия метробабульки как брошеную перчатку. Не долго думая, она приложила к потертому желтому кружку свой проездной и пошла через турникет, этот воспетый в советской популярной культуре портал в волшебный подземный мир метро.
Казалось, что бабушка переместилась гиперпространственным прыжком — столь стремителен был ее бросок к прорываемому неприятелем участку обороны. Своей внушительной грудью, способной закрыть амбразуру, преградив дорогу вражеской неформалке, она принялась свистеть, призывая милицию. Двое увальней в форме, неспешно переваливаясь, направились к месту происшествия.
— Смотрите, босые в метро пытаются прорваться. Не пущу!
Неожиданно с поднимающегося эскалатора соскочил верткий парень в дорогом черном костюме.
— Ден, какие люди! Сто лет не виделись. Как ты? Ох уж этот проклятый город, забирает все свободное время до последней секунды. Меня достали эти пробки, на метро пересел. А вы тут что толпитесь?
— Барсук, привет! Я вот тоже решил изменить своей «Селике», а тут оказалось, что босиком в метро у нас нельзя.
— Что за хрень! Это мы сейчас разрулим, — Барсук подошел к работнице метрополитена, извлек из своей папки и показал ей какие–то бумаги. Милиционеры уже кивали упертой бабушке, дабы та пропустила странную компанию — себе дешевле будет. Та, вероятно, и сама уже была бы рада, но отступать было некуда. Диалог продолжался минут пять, до друзей долетела только фраза типа «Я хочу от вас письменный отказ за подписью дежурного по станции».
Затем Барсук и метробабушка удалились в какое–то служебное помещение. Друзья ждали, чем закончится это выяснение отношений. Вскоре Барсук вернулся, держа в руках бумагу:
— Инцидент запротоколирован. Такое правило действительно существует, и мы вынуждены его соблюдать. Дальнейшее разбирательство с администрацией метрополитена я беру на себя.
— Давай, Барсук, вжарь им, — поддержала его Лана. — А то что, я с собой теперь шлепки носить должна, если мне захочется по городу босичком погулять!
Компания вышла со станции, но лишь для того, чтобы на Арбатской — Филевской сесть в метро безо всяких приключений.
Москва, ВГИК.
Она мчалась по аллее от метро «Ботанический Сад» и, как всегда, спешила. Весениий ветер трепал длинные волнистые рыжие волосы, развевал белое платьице и теребил многочисленные фенечки. Теплая дорожка летела прочь под босыми ногами. Вчера утром, на Арбате, она выкинула в урну порвавшиеся на ее вечно летящих ногах балетки.
Вчера они затопили позитивом столицу, бегали целый день по городу, обнимались со всеми встречными, кричали с моста, смешили суровых охранников. Почему все это должно остаться во вчерашнем дне? Разве солнце светит один раз в году? Разве ветер дует один день в году?
Тая Зеленкина, студентка третьего курса, режиссер нескольких короткометражек, в том числе нашумевшего в Каннах фильма «Убежавшие на солнце», распахнула тяжелые двери ВГИКа и как порыв свежего весеннего ветра влетела в этот храм монументального киноискусства…
— Прикинь, мэн, у моих знакомых «Девятисотая»[50] уже три месяца без работы валяется. Они мне ее за сотню грина в смену готовы барыжить. Там правда стекло не самое лучшее, но, мэн, ты только вкури — синеальта за сто бачей. Два года назад я когда рекламу снимал, за штукарь еле достал. Все–таки спасибо кризису, — парень крайне неформального вида с длинными толстыми дредами принял от товарища косяк и смачно затянулся. — И как назло — никаких предложений. У меня руки чешутся снимать. Я уже готов с Кротом вписаться мыло снимать в это, как его, матерное слово из трех букв[51].
Операторы докурили косяк и плавно, словно волоча тяжелые стедикамы, вышли в коридор, где на них налетел бело–рыжий ветер.
— Привет, Горыныч, вот тебя–то я и ищу!
Продолжая находиться в замедленном состоянии, оператор плавно, дабы не запороть кадр, повернул голову.
— Хай мэн.
— Горын, хорош ходить обкуренным, у меня к тебе тема на сто рублей! Будем снимать, даже не знаю, как сказать. Продолжение «Убежавших», нет, не, как бы похоже, но совсем в другом ключе! Понимаешь, тогда мне казалось, что позитив и рутина несовместимы, а теперь, теперь все иначе!
— Ташок, я ща вообще слабо вкуриваю, но в твою тему считай, что уже вписался. Давай завтра в «Билингве» перемахнемся, когда меня чудо–трава отпустит.
— Заметано! Только успей вернуться до завтра!
Ветер полетел куда–то дальше по коридорам ВГИКа, а Горыныч довольно улыбнулся:
— Мэн, зачот! Вот и нашлась работа для камеры!
Москва, музыкальный театр им. К. С. Станиславского и Вл. Немировича — Данченко.
Ценители современного балета, которые не подсуетились за несколько месяцев, теперь толпились у дверей в надежде, что им по счастливому случаю перепадет билетик, пусть даже по баснословной цене. Журналисты толпились у служебного входа — аккредитацию удалось получить далеко не всем желающим, но оставалась надежда перехватить кого–то из гостей на улице. Маленькая кудрявая блондинка аккуратно, но ловко и быстро, словно золотая рыбка, просочилась к заветной двери.
— Лида Солнцева, РИА Новости.
Охранник недоверчиво проверил документы, и только удостоверившись в том, что все правильно, пропустил девушку внутрь.
За кулисами было очень многолюдно — танцоры всевозможных стилей, журналисты, организаторы и просто разный непонятный народ, который всегда считает своим долгом появиться за кулисами подобных мероприятий. Лида — Ламбда быстро сориентировалась и двинулась в сторону нужной ей гримерки. Двое рослых японцев преградили девушке дорогу. Поприветствовав их характерным поклоном, она обратилась к ним на чистом японском.
— У меня договоренность с Мокономо–сан.
Охранник глянул на нее с оттенком удивления и стал что–то усиленно выяснять по рации:
— Да, журналистка. Говорит, что договоренность. Ри–да Со–ру–цу-ва. Прима ведь просила никого не пускать. Действительно есть договоренность? Исполняю.
Лида прошла в гримерку японской примы, провожаемая завистливыми взглядами коллег. Еще бы. За последние три года никто не смог побеседовать с Юми Мокономо, звездой модерна, танцевавшей на острых мечах, стекле и на огне. Ее гибкость и сила поражали воображение зрителей, которые могли лицезреть ее лишь из зала.
