Александр Дюма - Тысяча и один призрак
— Правильно ли все изложено, милостивые государи? — спросил полицейский комиссар, обращаясь к нам с очевидным самодовольством.
— Вполне, милостивый государь, — ответили мы в один голос.
— Ну, что же, начнем допрашивать обвиняемого.
И он обратился к арестованному, который в продолжение всего времени чтения протокола тяжело дышал и находился в ужасном состоянии.
— Обвиняемый, — произнес комиссар, — ваши имя, отчество, возраст, место жительства и занятие.
— Долго еще это продлится? — спросил арестованный, будто в полном изнеможении.
— Отвечайте: ваше имя и отчество?
— Пьер Жакмен.
— Ваш возраст?
— Сорок один год.
— Место вашего жительства?
— Переулок Сержан.
— Ваше занятие?
— Каменотес.
— Признаете ли вы, что совершили преступление?
— Да.
— Объясните, по какой причине вы совершили преступление и при каких обстоятельствах?
— Объяснить причину, почему я совершил преступление, невозможно, — сказал Жакмен, — это тайна моя и той, которая там.
— Однако нет действия без причины.
— Причины, я уже сказал, вы не узнаете. Что же касается обстоятельств, то вы желаете их знать?
— Да.
— Ну, так я их вам раскрою. Когда вы работаете под землей, как мы работаем, в таком мраке, и когда у вас горе, вы размышляете, и вам в голову лезут дурные мысли.
— Ого, — прервал полицейский комиссар, — вы признаетесь в предумышленности содеянного!
— Э, конечно, раз я признаюсь во всем. Разве этого мало?
— Нет-нет, достаточно. Продолжайте.
— Вот мне и пришла в голову дурная мысль — убить Жанну. Уже целый месяц меня смущала эта мысль, чувства мешали рассудку, и, наконец, одно слово товарища заставило меня решиться.
— Какое слово?
— О, это не ваше дело. Утром я сказал Жанне: я не пойду сегодня на работу, я погуляю как в праздник, пойду поиграю в кегли с товарищами. Приготовь обед к часу. Но… ладно… без разговоров, слышишь, обед чтобы был к часу!
— Хорошо! — сказала Жанна и отправилась за провизией.
Я же между тем, вместо того чтобы пойти играть в кегли, взял шпагу, которая теперь находится у вас. Наточил ее сам на точильном камне, спустился в погреб, спрятался за бочку и сказал себе: она же сойдет в погреб за вином, ну, тогда и посмотрим. Сколько времени я просидел, скорчившись, за бочкой, которая лежит тут, справа, я не знаю; меня била лихорадка, сердце стучало, и в темноте перед моими глазами плыли красные круги. И я слышал голос, повторивший слово, то слово, которое вчера мне сказал товарищ.
— Но что же это, наконец, за слово?! — требовательно воскликнул полицейский комиссар.
— Бесполезно об этом спрашивать! Я уже сказал, что вы никогда об этом не узнаете.
Наконец, я услышал шорох платья, шаги приближались. Я вижу: вот мерцает свеча, вижу, в проеме появляются ее ноги, край платья, вот она видна уже по грудь. А вот появилась и ее голова… Я хорошо видел ее лицо… Она держала свечу в руке! «А! — сказал я. — Ладно!» И шепотом повторял слово, которое мне сказал товарищ. В это время Жанна уже приближалась ко мне. Честное слово! Она будто предчувствовала, что ее ожидает что-то дурное. Она беспокоилась. Жена оглядывалась по сторонам, но я хорошо спрятался и не шевелился. Тогда она опустилась на колени перед бочкой, поднесла бутылку и повернула кран.
Я приподнялся. Вы понимаете, она стояла на коленях. Шум лившегося в бутылку вина мешал ей расслышать производимый мною шум. К тому же я и не шумел. Она стояла на коленях, как виновная, как осужденная. Я поднял шпагу, и… я не знаю, вскрикнула ли она, голова ее покатилась. В эту минуту я не хотел умирать, я хотел спастись, я намеревался вырыть яму и похоронить ее. Я бросился к голове, она катилась, а туловище также подскочило. У меня заготовлен был мешок с гипсом, чтобы скрыть следы крови. Я взял голову, или, вернее, голова заставила меня взять себя. Смотрите! — Он показал на правой руке глубокий укус, обезобразивший большой палец.
— Как! Голова, которую вы взяли? — недоверчиво спросил доктор.
— Что вы, черт возьми, такое городите?
— Я говорю, она меня укусила своими прекрасными зубами, как видите. Я говорю вам, она не хотела меня выпускать. Я ее поставил на мешок с гипсом, я прислонил ее к стене левой рукой, стараясь вырвать правую руку, но через минуту зубы сами разжались. Я вытащил руку, и тогда (может быть, это безумие) мне показалось, что голова была жива, глаза ее оказались широко распахнуты. Я хорошо их видел. Свеча стояла на бочке, свет падал на нее. Тут я увидел, что губы, ее губы пошевелились и произнесли:
— Негодяй, я была невиновна!
Не знаю, какое впечатление это произвело на других, но что касается меня, то у меня пот катился со лба.
— Ну это уж чересчур! — воскликнул доктор. — Глаза на тебя смотрели, губы говорили!
— Слушайте, господин доктор, так как вы врач, то ни во что не верите, это естественно, но я вам говорю, что голова, которую вы там видите… вы слышите? Я говорю вам, она укусила меня, я говорю вам, что эта голова сказала: «Негодяй, я была невиновна!» А доказательство того, что она мне это сказала, в том, что сначала я хотел убежать, убив ее (не правда ли, Жанна?), а вместо того чтобы спастись, я побежал к господину мэру и сам сознался. Правда, господин мэр, ведь правда? Отвечайте!
— Да, Жакмен, — ответил Ледрю тоном, в котором звучало сочувствие. — Да, правда.
— Осмотрите голову, доктор, — распорядился полицейский комиссар.
— Когда я уйду, господин Робер, ради бога, когда я уйду! — закричал Жакмен.
— Что же ты, дурак, боишься, что она опять заговорит с тобой? — сказал доктор, взяв свечу и подходя к мешку с гипсом.
— Господин Ледрю, ради бога! — с жаром произнес каменотес. — Скажите, чтобы они отпустили меня, прошу вас, умоляю вас.
— Господа, — заговорил мэр, делая жест, чтобы остановить доктора, — нам уже не о чем более расспрашивать это несчастного, позвольте отвести его в тюрьму.
— А как же протокол? — вмешался полицейский комиссар.
— Он почти закончен.
— Надо, чтобы обвиняемый его подписал.
— Он его подпишет в тюрьме.
— Да. Да! — воскликнул Жакмен. — В тюрьме я подпишу все, что вам угодно.
— Хорошо! — согласился полицейский комиссар.
— Жандармы, уведите этого человека! — распорядился Ледрю.
— О, благодарю, господин Ледрю, благодарю, — воскликнул несчастный каменотес с выражением глубокой благодарности.
И, взяв сам под руки жандармов, он с небывалой силой потащил их вверх по лестнице. Человек ушел, и драма исчезла вместе с ним. В погребе остались ужасные предметы: тело без головы и голова без тела. Я нагнулся, в свою очередь, к Ледрю.
— Милостивый государь, — сказал я, — могу я удалиться? Я к вашим услугам для подписания протокола.
— Да, милостивый государь, но с одним условием.
— Каким?
— Вы придете ко мне подписать протокол.
— С удовольствием, милостивый государь, но когда?
— Приблизительно через час. Я покажу вам мой дом, он принадлежал Скаррону, вас это заинтересует.
— Через час, милостивый государь, я буду у вас.
Я поклонился, поднялся по лестнице, с верхней ступени оглянулся и посмотрел в погреб. Доктор со свечой в руке отвел волосы с лица. Это была еще красивая женщина, насколько можно было разглядеть, так как глаза были закрыты, губы сжаты и уже посинели.
— Вот дурак Жакмен! — воскликнул он. — Уверяет, что отсеченная голова может говорить! Наверняка он все выдумал, чтобы его приняли за сумасшедшего, недурно притворился. Это может стать смягчающим обстоятельством.
IV
Дом Скаррона
Через час я явился к Ледрю. Случайно я встретил его во дворе.
— А, — воскликнул тот, увидев меня, — вот и вы. Прекрасно, я очень рад с вами поговорить. Я познакомлю вас со своими приятелями. Вы обедаете с нами, конечно?
— Нет, сударь, вы меня извините.
— Извинений не принимаю, вы попали ко мне в четверг, тем хуже для вас: четверг — мой приемный день, все, кто являются ко мне в четверг, становятся моими гостями. После обеда вы можете остаться или уйти. Если бы не происшедшее сегодня событие, вы застали бы меня за обедом, я всегда обедаю в два часа. Сегодня, в виде исключения, мы будем обедать в половине четвертого или в четыре. Пирр, которого вы сейчас видите, — Ледрю указал на прекрасного дворового пса, — Пирр воспользовался волнением тетушки Антуан, стащил у нее баранью ногу и съел. Что ж, он был прав, а ей пришлось покупать у мясника другую ногу. Я тем временем успею не только познакомить вас со своими приятелями, но и сообщить вам о них кое-какие сведения.
— Какие сведения?
— Относительно некоторых личностей, как, например, Севильский цирюльник или Фигаро, необходимо дать кое-какие пояснения об их костюме и характере. Но мы с вами начнем с дома.
