Дебора Харкнесс - Манускрипт всевластия
— Добро пожаловать, Диана, — сказала она, глядя мне в глаза и беря меня за руку. Песок в ее голосе был перемешан с патокой. — Elle est une puissante sorciere, — объявила она Мэтью, расширив ноздри.
— Она говорит, ты сильная ведьма, — пояснил он. Его близость снимала тревогу, вызванную тем, что меня обнюхивала вампирша.
Не зная, как ответить ей по-французски, я ограничилась слабой улыбкой.
— Да ты едва на ногах держишься, — сказал Мэтью, посмотрев на меня, и заговорил с обеими женщинами на незнакомом мне языке. Разговор сопровождался энергичными жестами, вздохами и закатыванием глаз. Когда Изабо упомянула Луизу, Мэтью рассердился опять и отрезал что-то безапелляционным тоном.
— Хорошо, Мэтью, — пожала плечами его мать.
— Сейчас мы тебя устроим, — обратился он ко мне потеплевшим голосом.
— Я принесу еды и вина, — на неуверенном английском сказала Марта.
— Спасибо, — ответила я. — И вам, Изабо, спасибо, что согласились меня принять.
Она ощерила зубы. Я, толкуя сомнение в ее пользу, сочла это за улыбку.
— И воды тоже, Марта, — попросил Мэтью. — Я, кстати, заказал кое-какие продукты.
— Часть уже привезли, — язвительно сообщила Изабо. — Листья какие-то, овощи, яйца. Нашел что заказывать.
— Диану надо чем-то кормить, Maman. Я же помню, какие у вас запасы. — События прошлого вечера и этот чуть теплый прием начинали подрывать долгое терпение Мэтью.
— У меня вот свежая кровь вышла, но ее из Парижа среди ночи Виктуар и Ален не доставят.
У меня, к большому удовольствию Изабо, подкосились коленки.
Мэтью с безнадежным вздохом взял меня под руку и сказал, подчеркнуто игнорируя Изабо:
— Марта, не могла бы ты приготовить Диане яичницу, тост и чашечку чая?
Экономка, переводя взгляд с хозяйки на ее сына, как зритель на теннисном матче, засмеялась, кивнула и проговорила:
— Ок.
— Увидимся за обедом, — сказал, уводя меня, Мэтью. Глаза женщин уперлись мне в спину четырьмя ледяными пятнами.
— Что тебе говорила Марта? — спросила я шепотом, хотя шептать в этом доме не было никакого смысла: все равно услышат.
— Что мы хорошо смотримся вместе.
— Не хочется, чтобы Изабо злилась все время, пока я буду здесь жить.
— Не обращай внимания. Кто лает, тот не кусается.
Следующая комната была длинная, с большим количеством разностильных столов и стульев. Над одним из двух каминов скрестили копья два рыцаря в блестящих доспехах. Крови не пролилось — фреску, очевидно, писал тот же сентиментальный энтузиаст, что украшал холл. В другой комнате сквозь открытую дверь виднелись шкафы с книгами.
— Библиотека? — воодушевилась я, мигом забыв о враждебности Изабо. — Нельзя ли посмотреть «Аврору» прямо сейчас?
— Позже, — твердо ответил Мэтью. — Когда поешь и поспишь.
Он привычно лавировал в лабиринте старинной мебели, я же за недостатком опыта стукнулась бедром о пузатый комод, и на нем закачалась ваза.
— Подниматься долго, а ты устала, — сказал он, подведя меня к лестнице. — Может, взять тебя на руки?
— Вот еще, — возмутилась я. — Еще через плечо меня перекинь, как рыцарь — пленную горожанку. — У Мэтью в глазах заплясали чертики. — Что тут смешного?
Но он все-таки засмеялся. Благодаря эху мне показалось, что здесь собралась целая компания развеселых вампиров. Я осталась при своем мнении: по этой лестнице наверняка втащили множество женщин, но я пойду своими ногами.
На пятнадцатой ступеньке я сильно запыхалась. Лестницы в этом замке строились для вампиров вроде Мэтью, длинноногих и не знающих устали, но я стиснула зубы и продолжала взбираться. Лестница, как вскоре выяснилось, вела прямо в комнату.
Я в изумлении поднесла руку ко рту.
Не требовалось сообщать мне, чья это комната — на ней лежал отпечаток Мэтью.
Мы находились в круглой башне на задней стороне дома — в той, что сохранила свою коническую медную крышу. В высоких узких окнах виднелись пестрящие осенними красками поля и деревья.
Книжные шкафы вдоль стен придавали комнате, тоже круглой, прямоугольные очертания. В стену, примыкавшую к центральному зданию, был вделан большой камин, чудом избежавший живописи девятнадцатого столетия. Кресла, кушетки, подушки были выдержаны в зеленых, коричневых и золотистых оттенках, отчего комната, несмотря на свою обширность и большое количество серого камня, выглядела уютной и теплой.
Но самый большой интерес представляла коллекция, собранная хозяином за одну из своих жизней. На полке, рядом с морской раковиной, стояла неизвестная картина Вермеера — все полотна этого художника я знала наперечет. Кажется, портрет Мэтью? Ужасно похож. Над камином меч, такой тяжелый и длинный, что только вампир и мог управляться с ним. В углу доспехи размера Мэтью, напротив подвешен человеческий скелет, скрепленный чем-то вроде фортепианной струны. На столе рядом два микроскопа старинной работы, семнадцатый век, если не ошибаюсь. В стенной нише, около вырезанной из слоновой кости Девой Марии, резное распятие, украшенное россыпью красных, зеленых, синих камней.
Снежный взгляд Мэтью тронул мое лицо.
— Твой музей, — произнесла я, чувствуя, что каждый экспонат здесь обладает своей историей.
— Кабинет, всего-навсего.
— Где ты их… — начала я, показывая на микроскопы.
— Позже, — повторил он. — До тебя еще тридцать ступенек.
Новая лестница поднималась куда-то в небо. Через тридцать трудных шагов я оказалась в другой круглой комнате, где царила огромная ореховая кровать с четырьмя столбиками, балдахином и тяжелым пологом. Вверху стропила, поддерживающие медную кровлю, у одной стенки стол, в другой камин и удобные кресла рядом. За приоткрытой дверью видна колоссальная ванна.
— Орлиное гнездо, — прокомментировала я, посмотрев в окно. Мэтью любовался этим пейзажем начиная со Средневековья. Приводил ли он сюда других женщин? Я была уверена, что приводил, но не думала, что их было много. В этом замке, по всей видимости, посторонних не привечали.
— Одобряешь? — спросил Мэтью из-за плеча, легонько дохнув мне в ухо.
Я кивнула и поинтересовалась, не удержавшись:
— Сколько лет?
— Башне-то? Около семисот.
— А деревне? Они знают про вас?
— Да. Вампирам, как и чародеям, безопаснее жить в общине, где о них знают, но вопросов не задают.
Бишопы поколениями жили в Мэдисоне, и никто шума не поднимал. Мы прятались на виду у всех, Питер Нокс тоже.
— Спасибо, что привез меня в Семь Башен. Здесь в самом деле гораздо безопасней, чем в Оксфорде. — (Несмотря на Изабо).
— А тебе спасибо, что не дрогнула перед матушкой. — Мэтью усмехнулся, точно подслушав мои невысказанные слова. — Она, как большинство родителей, чересчур меня опекает. — От него веяло свежей гвоздикой.
— Я чувствовала себя идиоткой, к тому же плохо одетой. Ни одна из моих вещей ее одобрения наверняка не заслужит. — Я прикусила губу и наморщила лоб.
— Коко Шанель тоже не заслужила. Больно высоко метишь.
Я со смехом обернулась к нему. Наши взгляды встретились, и у меня захватило дух. Взгляд Мэтью перешел на губы, пальцы тронули мою щеку.
— В тебе столько жизни, — проворчал он. — Ты нуждаешься в ком-то намного моложе.
Я привстала на цыпочки, он наклонился. Поднос, с лязгом поставленный на стол, помешал нашим губам слиться.
— Vos etz arbres e branca, — с озорным видом сказала Марта.
— On fruitz de gaug s'asazona, — пропел в ответ баритон Мэтью.
— Что это за язык? — Мы с ним прошли к камину.
— Старинный, — ответила Марта.
— Окситанский.[38] — Мэтью снял серебряную крышку, в комнате запахло яичницей. — Марта прочла стихи, чтобы вызвать у тебя аппетит.
Хихикнув и шлепнув его по руке полотенцем, Марта указала мне стул напротив.
— Сюда, сюда. Садись кушай.
Я подчинилась. Марта налила Мэтью вина из высокого стеклянного кувшина с серебряной ручкой.
— Merces, — сказал он, тут же сунув нос в кубок.
Из другого кувшина, точно такого же, Марта наполнила мой бокал ледяной водой. Горячий чай, хлынувший следом в чашку, я определила как парижский сорт «Марьяж Фрер». Мэтью основательно порылся в моих кухонных шкафах, прежде чем составить список покупок. Он не успел помешать Марте долить густых сливок, но я предостерегающе на него посмотрела — в этом доме мне требовались союзники, да и пить хотелось так, что сливки не имели значения. Он откинулся на стуле, смакуя свое вино.
Марта составила на стол соль, перец, масло, джем, тост и золотистый омлет с ароматными травами.
— Merci, Марта, — от души промолвила я.
— Кушай! — велела она, замахнувшись на меня полотенцем.
Удовлетворенная моим послушанием, она понюхала воздух, сказала Мэтью что-то нелестное и чиркнула спичкой, растапливая камин.
— Марта, — Мэтью встал с места, — я сам могу.
