М. Джеймс - Город гибели
«А я-то думал, что она меня любит! — бушевал он, с визгом тормозов выезжая со стоянки. — Подлая тварь! Она всю дорогу играла мной, держала за фраера!»
Стиснув рулевое колесо так, что суставы пальцев побелели, Кельвин втопил акселератор в пол.
К той минуте, как он заперся в своей квартире, включил приемник и рухнул на диван, вулкан уже взорвался, наполнив жилы кипящей лавой ненависти. «О, это сладкое слово — месть, — думал Кельвин. Боевой клич Сатаны теперь был клеймом выжжен в его душе. — Как же так произошло? — недоумевал он. — Отчего? Зачем? Почему я вечно оказываюсь ничтожным коротышкой?»
Он вдруг приподнял голову и поглядел на коробочку с гримом. Она опять была открыта, а серебряный скрюченный палец манил к себе.
— Ты приносишь мне несчастья! — заорал на нее Кельвин. Однако теперь он знал, что тут кроется нечто большее. Гораздо большее, чем просто плохая примета! Этот набор красок был странным, быть может, немного недобрым, но в них, в этих баночках, обитало могущество… возможно, и месть тоже.
«Нет! — сказал он себе. — Я больше никогда не воспользуюсь им. Куда у меня едет крыша, если я думаю, будто коробка с гримом даст мне желаемое? Или я становлюсь просто психом?» Он уставился на футляр расширившимися глазами.
Эта коробка была чем-то странным, жутким — товаром из волшебной лавки Люцифера. Но товар этот был вполне реален. Кельвин сознавал, что в заднем кармане брюк у него — свернутые в трубочку деньги, что рубашка его пробита пулями, а на теле ни царапины. «От черта ли этот ящик или от марсиан, — подумал он, — но он может дать мне то, чего я хочу».
Сунув руку в коробку, Кельвин наугад выбрал баночку. На ней стоял номер 13. С шумом втянув носом воздух, он, принюхавшись к крему, обнаружил, что тот пахнет грязным кирпичом, скользкими от дождя улицами, фонарями на китовом жиру… Он ткнул пальцем в густую красно-коричневую массу и на миг задержал на ней остановившийся взгляд. Запах этот не просто кружил голову, он еще и рождал… — бешенство!
Кельвин неторопливо размазал грим по щекам, втер его в лоб, в шею, в тело. В глазах его медленно разгоралась маниакальная решимость. Зачерпнув еще грима, он принялся втирать его в плечи, грудь, руки. Этот грим был жгучим, как безумная страсть, он рождал безумные фантазии и стремления.
Крышка коробки сама собою упала, и щелкнул вставший на место замок.
Кельвин с улыбкой поднялся и шагнул к буфету. Выдвинув ящик, он достал остро наточенный мясницкий нож. «Так, — с торжеством принятого решения подумал он. — Так, мисс Дэйни-Подстилка, никак, пришла пора и тебе получить по заслугам, а? Нельзя же допустить, чтоб дамочки вроде тебя шлялись по улицам, вихляя задницами, и, точно уличные торговки, старались всучить свой сладенький товар всякому, кто назначит цену повыше, а, голубушка? Не-ет, ежели мне дадут хоть словом обмолвиться на этот счет, я решительно против!»
И Кельвин заспешил прочь из квартиры, к машине — у него был вид человека, выполняющего чрезвычайно важную, не терпящую отлагательств миссию. Он должен был отомстить за поруганную Любовь.
Он ждал Дэйни в глубокой тени за «Клубом Зум». Девушка вышла в самом начале третьего. Она была одна, и Кельвин этому искренне порадовался, ведь с Максом он не ссорился. Его предала вот эта тварь — очень красивая девушка с длинными светлыми волосами, искрящимися голубыми глазами и чувственными пухлыми губками на прелестном овальном личике. Сегодня она надела чудо соблазна — зеленое платье с разрезами, выставлявшими напоказ шелковистые бедра.
«Наряд блудницы», — осуждающе подумал Кельвин, наблюдая, как Дэйни, крадучись, переходит через стоянку.
Кельвин выступил из темноты, держа нож за спиной, точно желая удивить девушку сверкающей и блестящей игрушкой.
— Дэйни? — улыбаясь, шепнул он. — Дэйни, любовь моя?
Она круто обернулась.
— Кто здесь?
Кельвин стоял между тьмой и красной круговертью неоновой вывески. В этих сполохах его глаза мерцали как кровавые лужицы.
— Это я, твой верный возлюбленный, Дэйни, — сказал он. — Твой возлюбленный пришел забрать тебя в Рай.
— Кельвин? — с изумлением прошептала она, делая шаг назад. — А что ты здесь делаешь? И почему… почему у тебя такое лицо?
— Я кое-что принес тебе, любовь моя, — негромко проговорил он. — Иди ко мне, я отдам тебе это. Ну же, миленькая, не робей.
— Что с тобой, Кельвин? Ты пугаешь меня.
— Пугаю? Да что ты? С чего бы это? Это же я, твой голубчик Кэл, пришел поцеловать тебя и пожелать доброй ночи. И принес такую забавную штучку. Красивую и блестящую. Иди посмотри.
Дэйни медлила, бросая взгляды на безлюдный бульвар.
— Ну же, — сказал Кельвин. — Никто не сделает тебе подарка приятней.
По лицу Дэйни пробежала смущенная, неуверенная улыбка.
— Что ты принес мне, Кельвин? А? Еще одно ожерелье? Давай поглядим!
— Я держу его за спиной. Иди сюда, любушка. Иди посмотри.
Любопытство и алчность возобладали над осторожностью, и Дэйни нехотя шагнула вперед. Глаза ее блестели, как у испуганной оленихи. Поравнявшись с Кельвином, она протянула руку.
— Надеюсь, что эта вещица будет такой же милой, как и то ожерелье, Кэл…
Кельвин крепко схватил девушку за запястье и рванул на себя. Когда голова Дэйни запрокинулась, он вспорол ножом подставленное ему беззащитное горло. Даже не пискнув, девушка покачнулась и начала падать, но ее тело не успело коснуться земли — Кельвин оттащил ее за здание клуба, чтобы приятно провести время.
Наслаждался он добрых полчаса и, закончив, посмотрел на остывающий труп и пожалел, что не прихватил карандаш и бумагу, оставить записку. Он знал, что в ней было бы: «Вам придется хорошенечко подумать, чтобы поймать меня. Стать хитрыми, как лисы. Из глубин Ада — Ваш Кел-Потрошитель».
Он вытер лезвие о тело Дэйни, сел в машину и поехал в Хэнкок-Парк, где бросил орудие убийства в смоляные ямы Ла-Бреа. Потом им овладела тошнотворная слабость, и он без сил опустился на траву, подтянув колени к самой груди. Когда он понял, что весь перед рубашки у него залит кровью, его забила мучительная крупная дрожь. Надергав полные горсти травы, Кельвин постарался оттереть большую часть крови. Потом улегся на землю (в висках его все гудело и стучало) и, несмотря на боль, попытался поразмыслить.
«О Боже! — думал он. — Что за набор грима попал ко мне в руки? Кто сотворил эту коробку? Кто заколдовал баночки, тюбики и карандаши?» Да, это было волшебство — но волшебство недоброе, обернувшееся зловещим, уродливым, опасным. Кельвин припомнил: мистер Марко говорил, что этот набор принадлежал актеру по имени Кронстэйн, игравшему в фильмах ужасов, и что этот Кронстэйн прославился своим гримом, масками монстров. От внезапной жуткой мысли Кельвин похолодел: сколько же в этих масках было от грима, а сколько — настоящего? Быть может, половина на половину? Когда наносишь грим, сущность чудовища голодной пиявкой впивается в тебя, а потом, насытившись, досыта напитавшись кровью и злом, ослабляет хватку и отваливается? «Там, в офисе мистера Марко, — подумал Кельвин, — я действительно был отчасти вампиром. А потом, на стоянке у «Клуба Зум» — Джеком-Потрошителем. В этих баночках, — подумал он, — не просто грим; в этих кремах и пастах живут подлинные чудовища, они ждут, чтобы их разбудили мои желания, страсти, мое… злое начало».
«Я должен избавиться от этой коробки, — решил он. — Я должен вышвырнуть ее, пока она не успела меня уничтожить!» — Он поднялся и побежал через парк к машине.
Коридор на его этаже был темным, как полночные грезы оборотня.
«Чертовы лампы, что с ними стряслось? — подумал Кельвин, ощупью пробираясь к своей двери. — Вроде бы они горели, когда я уходил?»
И тут в конце коридора очень тихо скрипнула половица.
Кельвин обернулся и вперил взор во мрак, рукой с ключом нашаривая замочную скважину. С неуверенностью подумал он, что, кажется, различает какой-то неясный силуэт. С бешено колотящимся сердцем Кельвин вставил ключ в замок.
И за ничтожную долю секунды до того, как увидел оранжевую вспышку, которую изрыгнуло дуло револьвера сорок пятого калибра, он понял: Кроули. Пуля угодила в косяк, в лицо полетели острые, колючие щепки. Кельвин в ужасе закричал, повернул дверную ручку и влетел в комнату. Едва он успел захлопнуть дверь, как филенку примерно в дюйме от его виска с визгом прошила вторая пуля. Он крутанулся в сторону от двери, пытаясь вжаться в стену.
— Где пять штук зеленых, Доус?! — крикнул Кроули из коридора. — Они мои. Гони денежки, или ты не жилец, мразь, недоросток паскудный! — Центр двери пробила третья пуля, оставив большую дыру с кулак величиной. Потом Кроули принялся бить в дверь ногой. Дверь затряслась на дряхлых петлях. Теперь по всему зданию стоял крик и визг, однако дверь угрожала в любой момент загреметь внутрь. Скоро Кроули окажется в комнате, чтобы сдержать обещание и вогнать в голову Кельвину пару пуль сорок пятого калибра.
