Андрей Хуснутдинов - Столовая Гора
— А при чем тут, простите, подкрашивание покойничков? Ведь не из крови же вы этот порошок добываете?
— А в нашей прокуратуре, — Гесс подался к Аяксу и понизил голос, — не доводилось, часом, заглядывать в протоколы осмотра трупов?
— Нет. — Аякс тоже снизил тон. — А что?
— А вы загляните.
— Зачем? — А потому что кровопотерю там тоже необходимо вносить. Спросите — зачем? Вопрос не по адресу… — Гесс хитро улыбнулся. — …ну, в смысле — не к прокуратуре. Спросите — к кому? В муниципалитет. В службу регистрации актов гражданского состояния. К ним.
— А им-то это к чему? — удивился Аякс.
— Да ни к чему, в том-то и дело. Положено, и все тут. — Гесс, покусывая губу, пощелкал затвором авторучки. — Скажите, вы вот, например, верите в Бога?
Аяксу показалось, что он ослышался.
— Что, простите?
— Так — верите? — настаивал Гесс.
Аякс не ответил.
— …а наши арбитры — верят.
— Поздравляю вас.
— …верят в учет.
— Это что ж — секта?
— Нет, это система. Набожные старушки ставят свечки в церквях, наши арбитры — галочки в ведомостях.
— И кто же потом смотрит эти… ведомости?
Гесс ернически перекрестился:
— А вы кого имеете в виду?
Аякс не успел ничего сказать — открылась дверь, и на пороге ординаторской, шумно дыша и озираясь, встал спецназовец. Лицо солдата было распарено, с сетчатой каски капала вода, на выпяченной от бронежилета груди трещала рация. Главврач обернулся к вошедшему с расставленными руками, точно собирался ловить его. Продолжая осматриваться, спецназовец хотел что-то сказать, однако Гесс не дал ему раскрыть рта, ткнул, как несмышленого щенка, в сваленные в углу вещи раненого: «Во-от!» Спецназовец перебросил за спину короткоствольный автомат, взял в охапку амуницию товарища, и уже разворачивался к двери, как встретился глазами с Аяксом. На секунду-другую, пока Гесс, спохватившись, не принялся выталкивать солдата за порог, в ординаторской воцарилась тишина. Этого времени Аяксу было достаточно, чтобы понять, что солдат не просто знал его в лицо, но не на шутку испуган встречей. Гесс, придерживая солдата под локти со спины и что-то смешливо втолковывая на ходу, провожал его до самой лестницы. В потеках грязной воды в углу остался лежать вскрытый комплект «сыворотки правды». Аякс подобрал аптечку. Точно такая была у застреленного им в библиотеке агента. И точно так же, как у застреленного агента, один из двух шприц-пистолетов в комплекте оказался использован. Где-то на первом этаже раздался громкий покатистый смех Арона.
В кармане Аякса ожил сотовый телефон. Это была Эстер. Она сказала, что Аякс должен немедленно прибыть для дачи свидетельских показаний в похоронное бюро — контора настаивает на этом.
— На чем настаивает контора, — уточнил Аякс, — на смерти моей?
— Инцидент с Рихтером исчерпан, — пояснила Эстер. — Он им все рассказал. Поезжай, тебе ничего не грозит. При одном условии…
— При каком условии?
— Не говори ничего про тайный ход Мариотта и про Эдит.
— Почему?
— Потому что заканчивается на «у». Не говори, и все.
* * *В похоронном бюро Аякса ждали лейтенант Бунзен и дознаватель из главного Управления безопасности. Здание, в котором со времени перестрелки до сих пор не были вставлены окна, продувалось насквозь. На полу в холле ошметья лент полицейского заграждения валялись вперемешку с обрывками лент траурных. Под ногами хрустело битое стекло. Тем более странным Аяксу показалось сверкающее чистотой помещение морга. Догадаться о том, что место это было когда-то разгромлено и, по сути, оказалось в эпицентре боя, можно было лишь по чуть уловимому, задушенному лимонным дезодорантом запаху гари. Кафельные стены и пол как будто источали собственный свет. В стальные стенки холодильного шкафа можно было глядеться. Поверхность прозекторского стола покрылась защитной пленкой с узором в форме дымящихся кофейных зерен.
Дознаватель, потрясенный видом комнаты не меньше Аякса, обошел ее с разведенными руками.
— Как это понимать? — спросил он Бунзена.
Вместо ответа следователь попросил кого-то из спецназовцев позвать младшего сына Мариотта, Даниила, который ждал в предбаннике.
Даниилу было не больше двадцати лет, хотя, если не слишком всматриваться в его влажные, по-детски раскрытые глаза, по густой щетине и бритой голове можно было дать все сорок. Он утерся вязаной шапкой и сказал — не столько Бунзену, сколько контрразведчику, — что с тех пор как «бюро подверглось вооруженному налету», здание находилось под охраной полиции, хода сюда не было никому. Дознаватель сказал ему открыть холодильный шкаф.
— Какой вход? — с деланным безучастием спросил Даниил.
— Вход? — непонимающе переспросил офицер.
— Номер какой? — уточнил Даниил.
Дознаватель указал фонариком на крайнюю слева ячейку.
Когда Даниил отпер дверцу, офицер сам вытащил салазочный полок и взялся что-то внимательно рассматривать в нижней части шкафа.
— Скажи мне, что ты ищешь, — сказал вполголоса Даниил, обращаясь ни к кому, — и я скажу, что ты найдешь.
Дознаватель, копаясь в шкафу, не слышал его.
Аякс поймал на себе пристальный взгляд Бунзена, однако сделал вид, что занят осмотром входной двери. Дознаватель с грохотом закатил полок обратно в шкаф, резко выпрямился и одернул пальто.
— У вас, надо думать, по поводу всего этого… также — без комментариев?
Аякс не сразу понял, что вопрос был обращен к нему. На дознавателя он оглянулся лишь после того, как встретился глазами с Бунзеном.
— А вы чего хотите — комментариев или показаний? — спросил Аякс.
— Все ясно. — Дознаватель кивнул спецназовцам на выход, пошел следом и, задерживаясь на пороге, обернулся с усмешкой к Аяксу. — Знаете, почему человек не живет на Луне?
— Почему?
— Что, нет никаких версий?
— Нет никаких.
— Потому что не может.
— Это что — куплет?
— Нет. — Прежде чем закрыть за собой дверь, дознаватель пристукнул кулаком по косяку. — Это — Луна.
Аякс тоже собрался идти из морга, но Бунзен окликнул его:
— Минуту, Марк…
Собственное имя из уст постороннего прозвучало для Аякса подобно шлепку. Так к нему не обращалась даже Эстер.
— Что? — замер он.
Улыбаясь с напускным благодушием, следователь подошел к двери — встал так, чтобы заслонить Аякса от Даниила — и сказал полушепотом:
— Дело, которое я посылал вам по почте — вы внимательно смотрели его?
— Да, — невольно понизил голос Аякс. — А что?
— Внимательно? — повторил Бунзен.
Аякс недоуменно молчал. Следователь, пожав плечами и слегка потеснив его, вышел из морга. Аякс остался в помещении наедине с Даниилом. Сын Мариотта подождал, пока в вестибюле стихнут голоса, и позвал Аякса пройти с ним в бухгалтерию, где вручил ему оптический диск.
В разбитое окно Аяксу было видно, как микроавтобус со спецназовцами вырулил с заснеженной парковки на проезжую часть. Бунзен стоял у полицейской машины и, прикрываясь от снега папкой, говорил по мобильному телефону.
— Что это? — Аякс покачал диском в пальцах.
Даниил закрыл перекошенные жалюзи.
— Запись с камеры наблюдения в морге.
— Что?
— Сделана во время известных событий.
Аякс бросил диск на стол.
— Почему ты не покажешь ее полиции?
— А как я объясню им все остальное? К тому же, это не мое решение.
— А чье?
Даниил ответил не сразу.
— Отца.
— А где сейчас твой отец?
— В морге.
— Где? — спросил Аякс, будто не расслышав.
— Да не здесь, — вздохнул Даниил. — У них, в городском.
— Каким образом тогда он сообщил тебе о своем решении?
— Он успел это сделать перед тем, как… В общем, был телефонный звонок. И кое-что еще он просил передать на словах.
— Что?
— Что так называемое «змеиное клеймо», «Soma-sema» — родовая метка с секретом. Если вы ее видели, то вы должны понять, о чем речь.
— Не имею ни малейшего понятия, о чем ты.
— Если клеймение делается в младенческом возрасте, то, как правило, к совершеннолетию такая татуировка расползается до неузнавания.
— Ладно, бог с ними, с татуировками… — Аякс подтолкнул пальцем диск на столе. — А ты хотя бы знаешь, что в ходе известных событий отец застрелил твоего старшего брата?
— Он был не брат мне и не сын ему.
— А кто же?
— Наследник… — вздохнул Даниил. — Это, опять же, наши семейные дела. Я не хочу и не могу говорить об этом.
Аякс с согласным видом пожал плечами.
— Где можно посмотреть диск?
Даниил выглянул через брешь в жалюзи на улицу и, подобрав со стола диск, открыл стенную нишу с видеосистемой:
— Пожалуйста.
* * *Агенты вводят в морг под руки Эстер и привязывают ее к стулу. Затем стул передвигают к холодильному шкафу — туда, где больше света, так что Эстер оказывается в мертвой зоне, вне поля зрения камеры, установленной не то на крыше холодильного шкафа, не то на потолке. В дверях появляется Мариотт. Он раздает агентам по шприц-пистолету. Агенты делают инъекции «сыворотки правды» не Эстер, а самим себе, в область шеи под ухом. Дальше следуют несколько секунд рябящей тьмы и помех. Запись сигнала — судя по экранной индикации хронометража — возобновляется через пять с лишним минут. В мертвой зоне в течение этого перерыва, по-видимому, происходит нечто странное. Пускай судить об этом странном можно лишь по реакции агентов и Мариотта. Замешательство, с которым они смотрят на Эстер — либо на что-то позади нее, у холодильного шкафа или даже внутри него, — быстро сменяется ужасом. Поначалу агенты ошалело пятятся к порогу, потом бегут из морга, как от раскрытой клетки со львами. Мариотт с пистолетом наизготовку забивается в ближний от двери угол. Он целится куда-то под камеру, три раза безуспешно спускает курок, когда же наконец соображает передернуть затвор, то открывает стрельбу не в направлении холодильного шкафа, а по вбегающим в комнату Аяксу и Эдит. После того как воспроизведение, достигая конца записи, застывает на последнем кадре, в нижней части экрана остается рябить смазанный по ходу движения продолговатый объект, напоминающий сложенную щепотью руку в кожаной перчатке…
