Лэйни Тейлор - Дочь дыма и костей
— Заскочу на минутку в лицей, — сказала Зузана. — Пойдешь со мной?
Кэроу в любом случае собиралась зайти туда попрощаться, поэтому согласилась. К тому же, чтобы попасть в квартиру — если за ней все еще наблюдала полиция, — нужно было дождаться ночи. С наступлением темноты у нее появится возможность вернуться домой через балкон, чтобы собрать вещи.
«Ну и день!» — подумала она. Душа звенела от счастья. Деваться некуда — приходилось признать, что счастье это во многом связано с Акивой. Однако при всем при этом чувствовалась и некая едва уловимая ненормальность происходящего, которую Кэроу отнесла на счет своего встревоженного состояния и от которой все утро, радуясь внезапно свалившемуся на нее ощущению счастья, продолжала отмахиваться как от назойливой мухи.
Кэроу попрощалась с лицеем — мысленно, чтобы Зузана ни о чем не догадалась, — а затем и с «Ядовитой кухней». Прижала ладонь к мраморному боку Мора, пробежала пальцами по слегка потрепавшейся обивке диванчика. Акиву гробы и прочие здешние декорации привели в недоумение, место показалось ему «кошмарным». Он съел за компанию порцию гуляша, однако Кэроу сомневалась, что рецепт блюда его заинтересует.
Побывав с ним в этих двух местах, она взглянула на них совсем другими глазами. Ей вдруг стало стыдно от того, насколько мало она придавала значения войнам, которые наложили свой отпечаток на облик этих заведений. В школе какой-то шутник написал красной краской слово «volnost» — свобода — на той стене, где когда-то оно было выведено нацистской кровью, а в «Ядовитой кухне» ей пришлось объяснять Акиве, что противогазы относились совсем не к той войне.
— Они остались с Первой мировой, — сказала она, натягивая один из противогазов. — Сто лет уже прошло. Нацисты вторглись позже. — Она бросила на него язвительный взгляд. — Захватчики никогда не бывают хорошими, понятно? Никогда.
К ним присоединился Мик, и в разговоре поначалу ощущалась некоторая натянутость, ведь он ничего не знал о других мирах и народах. Кэроу рассказала о том, что они действительно летали, что Акива — ангел из другого мира, но говорила обо всем этом в своей обычной манере, так что Мик решил, что над ним потешаются. Однако он то и дело поглядывал на Акиву — также оценивающе, как и все остальные люди, — и Кэроу заметила, что Акиве неловко. Внезапно она осознала: он и не догадывался о том, какой силой обладает его красота.
Позднее все четверо отправились на Карлов мост. Мик с Зузаной шли на несколько шагов впереди, в обнимку, словно ничто на свете не могло оторвать их друг от друга, Кэроу с Акивой — следом.
— Сегодня вечером мы можем лететь в Марокко, — сказала Кэроу. — Я собиралась самолетом, но тебе вряд ли подойдет этот вариант.
— Разве?
— Да. Понадобится паспорт — документ, подтверждающий гражданство, в котором должно быть указано, что ты из этого мира.
— Сама лететь сможешь?
Кэроу попробовала: осторожно оторвалась на несколько футов от земли и тут же опустилась.
— Вообще-то, путь неблизкий.
— Я тебе помогу. Даже если бы ты не умела летать, я бы сам унес тебя.
Она представила, как летит над Альпами и Средиземным морем на руках у Акивы — не худшая мысль, но все же… Она не неженка.
— Я справлюсь.
Впереди Мик и Зузана застыли в долгом поцелуе, и Кэроу в смущении остановилась, повернулась к перилам моста и стала смотреть на реку.
— Наверное, непривычно весь день бездельничать?
Акива кивнул. Он тоже смотрел на реку, перегнувшись через перила и слегка касаясь локтем ее локтя. От Кэроу не ускользнуло, что он то и дело ухитрялся едва заметно до нее дотронуться.
— Все пытаюсь представить, как мой народ ведет такую жизнь, — и не могу.
— А какую жизнь ведет твой народ? — спросила она.
— Они поглощены войной. Если не воюют, то работают на войну. И живут в страхе. Все до одного.
— А химеры? Как они живут?
Он задумался.
— Ни для кого там нет хорошей жизни. Безопасным это место не назовешь. — Он положил ладонь на ее руку. — Кэроу, твоя жизнь — здесь, в этом мире. Если ты дорога Бримстоуну, вряд ли он захочет, чтобы ты отправилась туда. Тебе нужно остаться.
Следующие слова он произнес едва уловимым шепотом, и впоследствии она сомневалась, что расслышала их:
— Я остался бы здесь, с тобой.
Его пожатие было крепким и одновременно мягким, ладонь — теплой. Именно такой, как нужно. На мгновение Кэроу представила себе, что сбылось то, о чем он только что прошептал: жизнь вместе с ним. Все, чего она так страстно желала: надежность, основательность, любовь.
Любовь.
Слово уже не резало слух и не звучало так нелепо, как утром, когда его произнесла Зузана. Оно волновало. Кэроу потянулась к руке Акивы.
Почувствовала резкий толчок и отпрянула. Хамса! Она нечаянно приложила хамсу к его коже. Ладонь горела. Акива, отброшенный на шаг назад, прижал руку к содрогающемуся телу. Стиснув зубы, он преодолевал боль.
Снова боль.
— Я даже притронуться к тебе не могу, — сказала Кэроу. — Не знаю, чего хотел для меня Бримстоун, но уж явно не этого. Иначе он не наградил бы меня хамсами.
Собственные прижатые к груди ладони показались ей в тот миг отвратительными. Она нащупала висевшую на шее счастливую косточку и взяла ее в руку, чтобы успокоиться.
— Твой желания необязательно должны совпадать с его, — сказал Акива.
— Согласна. Но мне необходимо знать, что происходит. Необходимо.
Голос дрогнул. Она хотела донести до него свою мысль — и он все понял. Она увидела это в его глазах, а вместе с тем беспомощность и боль, которые то и дело вспыхивали на его лице с того самого мгновения, когда он ворвался в ее жизнь минувшей ночью. Всего лишь минувшей ночью. Не верилось, что прошло так мало времени.
— Ты не обязан лететь со мной.
— Разумеется, я полечу с тобой, Кэроу… — Акива все еще говорил шепотом. — Кэроу.
Он протянул руку, снял с нее шапку, из-под которой хлынули синей волной волосы, и заправил непослушную прядку ей за ухо. Взял ее лицо в ладони, и грудь Кэроу словно пронзил солнечный луч. Она притихла и стояла без движения. Никто и никогда не смотрел на нее так, как Акива, широко раскрытыми глазами, будто хотел вобрать ее в себя.
Одной рукой он нежно прикоснулся к ее затылку, провел по волосам, отчего по телу пробежала дрожь. Кэроу почувствовала, как уступает ему. Одна нога подалась вперед, колено прижалось к его колену, и оставшееся между ними пространство — отрицательное пространство, как это называют в рисовании, — так и норовило сомкнуться.
Он собирается ее поцеловать?
Боже, от нее же несет гуляшом!
Ну и ладно. От него тоже.
Хочет ли она, чтобы он ее поцеловал?
Его лицо было так близко, что она могла разглядеть тень от его ресниц и собственное лицо, отраженное в черной глубине его зрачков. Он пристально смотрел в ее глаза, словно в ней были другие миры, чудеса и открытия.
Да. Она хотела, чтобы он поцеловал ее. Да.
Его рука отыскала ее ладонь, которая все еще сжимала висевшую на шнурке счастливую косточку. Он нащупал продетые сквозь ее пальцы выступы косточки и замер. Что-то застыло в его взгляде. Он опустил глаза. Дыхание перехватило, он порывисто вдохнул и разжал ладонь Кэроу, забыв о хамсах.
И увидел маленькую выцветшую косточку — все, что осталось от чьей-то жизни. Он изумленно вскрикнул и… Словно нечто глубокое и болезненное вырвалось из него наружу со скрипом, как гвоздь, который выдернули из доски.
— Что? — переполошилась Кэроу.
Он побледнел.
— Зачем ты это носишь?
— Это… вещь Бримстоуна. Он послал ее мне, когда сгорели порталы.
— Бримстоуна… — повторил он.
Лицо оживилось: мелькнула безумная мысль, а затем пришло и понимание.
— Бримстоун, — снова произнес он.
— Что? Акива…
Его дальнейшие действия привели Кэроу в смятение. Он опустился на колени. Шнурок развязался, косточка осталась в его руке, и на мгновение ее охватило чувство потери. Но затем он наклонился к ней. Прижал лицо к ногам, и сквозь джинсы она ощутила тепло. Она застыла в изумлении, глядя на его мощные плечи, а он прижимался к ней, позволив волшебным чарам исчезнуть, отчего крылья внезапно стали видимыми.
На мосту раздались ошеломленные возгласы. Зузана и Мик перестали обниматься и обернулись. Люди останавливались, в изумлении тараща глаза. Кэроу едва осознавала их присутствие. Посмотрев на Акиву, она заметила, что плечи его дрожат. Он плачет? Ей хотелось дотронуться до него, но было страшно причинить ему боль. Проклиная свои хамсы, она склонилась и погладила его волосы, лоб — такой горячий — тыльной стороной ладони.
— Что? — спросила она. — Что случилось?
Он выпрямился, все еще стоя на коленях, и взглянул на нее. Она изогнулась над ним вопросительным знаком. Руки его, сжимающие счастливую косточку, дрожали. Крылья раскрылись гигантскими веерами, и теперь они находились в окруженном огнем пространстве, принадлежавшем только им двоим.
