Александр Бруссуев - Радуга 2
Вообще-то не помешало бы узнать обстановку, что там впереди? Раз народ так охотно идет на контакт и не спешит обострять ситуацию, почему бы этим не воспользоваться.
— Ладно, — перешел Шура на родной язык. — Только без- глупостей. Мой заокеанский товарищ очень нервный и болезненно реагирует на любую агрессию. Побеседуем — и разойдемся краями. Вы — по своим делам, мы — к нашей подводной лодке.
Суслов в двух словах объяснил Бену о предстоящем мирном диалоге, тот хмыкнул в ответ, сделал свирепую рожу и начал прогуливаться по дорожке взад-вперед, как психически отсталый негр-гангстер на бандитском сходняке в ньюйорском гетто. Насмотрелся штампов.
Пришлый народ, рассевшийся прямо на земле, оказался скомплектован совсем случайным образом: раньше не пересекались, да и жили по разным окраинам России.
Рыхлый был прапорщиком Зубко, и нес службу где-то на подступах к Владивостоку. Ничего предосудительного не совершал, выполнял свой прапорщицкий долг на складе: торговал предметами обихода, поставляемым в казармы воинских частей. Оружием не увлекался, но дернуло же взять автомат, беспечно оставленный караульным на «несколько секунд». Думал пошутить, как «куски» умеют: застращать незадачливого постового до дезертирства, рисуя картины трибунала и дисбата, а потом выдать оружие для опознания. То-то солдат бы почувствовал вкус жизни, прапорщику по гроб жизни клялся бы в верности. Но не срослось — обнаружил себя без всякой потери сознания на задворках магазина неизвестного населенного пункта. Пока вылезал на улицу, познакомился с новым образом жизни, точнее — с «мешками» и полным «козлом» ментов, расположившихся вместе с машиной на крыше соседствующего двухэтажного здания. «Мешки» прыгали и цеплялись за потерянных прохожих. Менты применяли табельное оружие и отстреливались. То ли они изначально уже болели «белочкой» и видели вокруг себя монстров и жаб, то ли день не задался, но они палили в тех, кого не успели тронуть «мешки». Вообще-то народу на улице было немного, стало еще меньше.
— И вот что я вам скажу, — выудив из кармана сигареты, скорее — по привычке, сказал Зубко. Курить он не стал, помял сигарету в руках, даже понюхал, но запихнул обратно в пачку и снова убрал в карман. — Это не «мешки» скачут и жрут все, что шевелится. Нет, конечно — «мешки», но это — крысы.
Предваряя недоверие, добавил:
— Я с этими тварями двадцать лет воюю у себя на складе. Портят товарный вид, снижают оценочную стоимость. Что только не пробовал — без толку. Такие теперь крысы, точно вам говорю, мутировали они, что ли? Яды их не возьмут. Только уничтожение. И еще нужно на них охотиться, тогда они начинают уходить. Чувствуют, что ли? Вроде всех извел, на денек расслабился, позабыл — а они тут, как тут. Здрасте, говорят, не скучали?
С автоматом прапорщик расстался без сожаления, поэтому нисколько не удручал себя потерей оружия. А медика нашел в магазине, тот в полном ступоре сидел за прилавком, только вздрагивал от каждого звука выстрела с улицы.
Зубко начал набивать сумку продуктами первой необходимости, врач из задумчивости сразу вышел, тоже принялся за дело. Пока затаривались, ворвалась какая-то шантрапа с целью, без всякого сомнения, ограбления. Пришлось убегать, насилу оторвались, уже где-то за городской чертой. Часть еды пришлось сбросить, но вырвались живыми — и то хорошо.
Врач был стоматологом, или, как он себя назвал — дантистом. Жил себе в тверском городе Кашине и в ус не дул.
— Зубы, — говорит, — не стратегический материал. Не- являются они предметом первой необходимости, на смертность населения никак не влияют. Поэтому можно ломить любые цены. Кому надо — и за десять тысяч придут.
— Dentists! — встрял Стиллер, услыхав знакомое слово, и- большим пальцем провел под подбородком от уха до уха. Большая часть населения Америки предпочитает лопать свои гамбургеры прореженными ртами. А меньшая — платит бешеное бабло за то, чтобы кто-то поковырялся у них во рту. За зубами, конечно, не следить нельзя. Но сделать их предметом роскоши — это неестественно. Поэтому при погромах, в частности — в Нью-Орлеане, бомбили в первую очередь юристов и дантистов.
Врач сразу же потух и сделал вид, что не при делах.
А третий персонаж к ним прибился уже в лесу. Дал денег и пообещал еще, пусть только до ближайшего города доберутся. Обратно в оставшийся неизвестным населенный пункт соваться не решились — уж больно там народ агрессивно настроен. Вот и ходили-бродили туда-сюда, ночуя, где придется. Или заблудились, или ни городов поблизости, ни деревень.
— Заблудились. Ничего, теперь не собьетесь, — кивнул Шура- и обратился к знатоку английского языка. — Так, говоришь, кто ты в прошлой жизни?
— Брокер я, — ответил тот. — Судебный брокер из- Калининграда.
— А что это такое? Брокер, да еще и судебный! В первый- раз слышу, — честно признался Суслов.
— Счастливый человек! — усмехнулся прапорщик. — Ну, это такая околосудебная сообщность, которые- помогают попавшим в трудные ситуации людям, — проговорил брокер и попытался разъяснить для тупого в процессуальном производстве моряка. — Есть в суде судьи. Иванов, Петров, Сидоров, Иванова, Петрова — неважно. Один может пойти на кооперацию, другой — нет, один не видит необходимости в ужесточении, другой — видит. Один берет много, другой — очень много. Вот тут мы, судебные брокеры, можем помочь. Договоренность с помощниками судей — и дело идет к тому, кто наиболее в данном случае лоялен.
— Но ведь это — коррупция чистой воды, — расстроился- Шура, даже испугался.
— Обозвать можно как угодно, но наш Закон такое положение- вещей вполне устраивало. За две тысячи долларов несчастному человеку будет обеспечена наименьшая предвзятость и наибольшее сострадание. Разве не стоит этих денег уменьшение наказания?
— И сколько дел таким образом проходило через- «брокеров»?
— В зависимости, конечно, от города. У нас, положим, по- сто. В Москве — триста.
Выглядело очень логично и правдоподобно. По крайней мере, для Российской действительности.
— И все всегда удавалось? Деньги-то гигантские? — недоверчиво поинтересовался Шура.
— Да ходила у нас легенда про некоего Олега Михайловича- Свириденко из Московского Арбитражного Суда. Якобы еще в 2005 году волевым решением поломал всю практику с распределением дел. Потом придумал будто бы прозрачность доходов для судейских. Байка, наверно. У нас так — никаких лишних телодвижений. Только друг друга назначением этого Свириденко пугают.
Взгрустнулось Шуре пуще прежнего. Если оборотни везде, то тогда их сущность нужно пересматривать самым решительным образом. Было государство рабочих и крестьян, потом крестьяне убежали за рабочими и осели в кибуцах Израиля, на их место вывалились из кухонь союз творческой и иной интеллигенции, но тоже не выдержали и свалили в Европу с Америкой. Остались оборотни в погонах, без погон, неприкосновенные и совсем неприкосновенные. Но так не бывает — на каждого оборотня обязательно найдется своя стрела или пуля с серебряным наконечником. Впрочем, не может же она гоняться за потенциальной жертвой четверть века! Слишком большой срок. Что у нас там политики говорят? «Если вы хотите сохранить физическое и душевное здоровье… — никогда не ждите благодарности за добрые дела ни от народа, ни от власти. Будете ждать «спасибо» — умрете от того, что эта несправедливость изорвет вас изнутри» — Ирина М. Хакамада.
Оборотни не вымирают, плодятся и процветают, оценки за добро не дождаться, ни сочувствия, ни понимания, ни поддержки. Так, может, все наоборот, и оборотни — это мы? Нас уничтожают, причем достаточно быстро, нас боятся, нас ограничивают в информации и свободе. Мы — лишние. Тогда мы и есть эти оборотни, а они — милиционеры, налоговая, таможня, чиновники, надзорные органы, депутаты и депутатки, барыги всех мастей и даже журналисты — люди. Вот ведь какая незадача.
Шура повернулся к строгому и от этого донельзя смешному Бену Стиллеру и сказал:
— Пора. — Тот отреагировал молниеносно: схватил у брокера сумку, выглядевшую самой большой, и поводил стволом автомата туда-сюда.
Прапорщик, зубодер и судебный спекулянт оценили жест с присущей им сообразительностью.
— Не стреляйте! Мы не виноваты, — хором сказали они. — Подняли руки и сделали скорбные лица.
— Вы, нечестные, лживые и бесполезные личности, должны- понести наказание, — сказал Шура, на всякий случай отодвигаясь за Бена.
— Мы — жертвы системы, — очень синхронно ответили те. — Смилуйтесь.
— Ладно, — согласился Суслов. — Идите своей- дорогой.
Троица не заставила себя долго упрашивать и в хорошем темпе скрылась из глаз.
— Чего это они, как зайцы? — удивился американец. — Ни- угроз, ни попыток о чем-нибудь договориться.
— Дело привычки: кто выглядит сильнее — тому и в рот- заглядывают.
