Сакс Ромер - Спящий детектив
Он повысил голос:
— Изида! Изида!
В дрожащем свете газовой лампы, откуда–то из глубин кошмарного жилища, возникла Изида Клау — видение, казавшееся здесь гораздо более неуместным, чем модная французская картинка в каталоге торговца скобяным товаром. На ней было платье салатового цвета, совершенно гладкое и лишенное каких–либо украшений, что лишь подчеркивало его изысканный покрой. Платье было низко вырезано у шеи, и в той точке, где сходились линии декольте, висел на тонкой золотой цепочке большой изумруд. Ее смуглое прекрасное лицо способно было вдохновить художника, искавшего модель для образа царицы Савской, но шляпка из какой–то тонкой, просвечивающей черной ткани, так и говорившая о своем парижском происхождении, придавала ее облику сверхсовременный вид. Она одарила меня чудесной улыбкой.
— Вы куда–то собирались? — спросил я.
— Услышав, кто пришел, — загремел Морис Клау, — я понимаю, что время собираться; и вот мы готовы!
Он водрузил на голову древний котелок и вышел из лавки.
— Уильям, — наставительно обратился Клау к красноносому продавцу, — слышен мне запах эля в четыре пенса. Погубит он тебя, Уильям. Ты закроешь в половине десятого, и ты проследишь, чтобы кот не оказался в ящике с белыми мышами. И пусть тот козел не жует голландские лампочки. Они убьют его, этого козла — эти лампочки; питает он к ним страсть.
Мы сели в ожидавшее такси и через полчаса прибыли к зданию знаменитого аукционного дома. Двери оказались заперты, но констебль, стоявший на посту снаружи, очевидно, получил указание нас впустить.
То, ради чего мы приехали, лежало на столе; прямо над столом горела электрическая лампа. Зрелище показалось мне неописуемо странным. Повсюду, куда ни кинь взгляд, скрывались в тени и словно насмехались над нами самые удивительные «лоты». Утром должна была состояться распродажа одной весьма известной частной коллекции. Вдоль одной из стен стояла шеренга мумий, у противоположной стены выстроились фараоны, боги и богини, презрительно глядя на нас из мрака. Мы были единственными живыми в этом царстве давно умерших людей и статуй. На столе, желтея в белом свете и разбросав полосы частично размотанной, бесцветной льняной ткани, подобные отвратительным щупальцам, лежала обезглавленная мумия!
Я услышал за спиной шуршание и почувствовал слабый запах вербены.
— Фуф! — раздался громыхающий голос. — Сей воздух полон мертвости!
— Добрый вечер, мистер Клау, — сказал инспектор Гримсби, появившись откуда–то из темноты. — Я так рад, что вы смогли приехать.
Он поклонился Изиде.
— Как поживаете, мисс Клау?
Фигурка в ярко–зеленом платье вступила в круг света. Пожалуй, трудно вообразить более невероятную картину, чем вид Изиды Клау, склонившейся над безголовой мумией. Эта сцена пришлась бы по вкусу Рембрандту!
— Счастлив познакомиться с вами, мистер Клау, — сказал джентльмен средних лет, который тем временем подошел к антиквару. — Инспектор рассказывал мне о вас.
Морис Клау поклонился, его дочь обернулась и кивнула.
— Тот же период, что и мумия Петтигрю, — сказала она.
— Возможно, жрец из того же храма. Во всяком случае, они относятся к одной династии -
— Это так познавательно, — загрохотал Морис Клау, — и так запутано.
— Поразительно, мистер Клау, — сказал Гримсби. — Если я правильно понял мисс Клау, перед нами мумия человека, который жил в ту же эпоху, что и жрица, чья мумия является собственностью Петтигрю?
— Смотреть не стану я, — пророкотал Морис Клау. — Если говорит то Изида, воистину так.
— Будь я суеверен, обязательно решил бы, что речь идет о некоем проклятии или чем–то не менее фантастическом, — заметил Гримсби.
— Вы именуете проклятие фантастическим, а, друг мой?
— спросил Морис Клау. — Но здесь, в собственной вашей стране, видели вы целую семью, которую обрекло проклятие на таинственную погибель. Следите вы за моей мыслью?
Гримсби растерялся.
— В самом преступлении нет ничего необычайного, — пробормотал он. — Какой–то безумец, вооруженный ножом, вечером забрался в помещение. Здесь всегда довольно темно, даже в дневные часы. Загадку составляет лишь его мотив.
— Цель его загадочна, о да, — согласился Клау. — Заснул бы я здесь, дабы получить ментальный негатив надежд его или страхов, этого безумного охотника за головами, однако уже известно мне, что он одержим.
— Одержим! — воскликнул я. Даже Изида, казалось, была удивлена словами Клау.
— Я сказал, что он одержим, — внушительно продолжал тот. — Он сумасшедший, захваченный одной идеей. Его безумный разум зарядил эфир, — Клау махнул рукой по сторонам, — безумными мыслями. В комнате мистера Петтигрю также обнаружим мы эти уродливые мыслительные формы. Он вне сомнения безумен, наш потрошитель мумий. В данном случае не стану я полагаться на одическую фотографию, или же науку Циклов преступления, но только на свою библиотеку.
Никто из нас, я уверен, не понимал, о чем говорит Морис Клау. Мы молчали; до нас доносился приглушенный шум уличного движения на Веллингтон–стрит, а мы стояли вокруг стола, этого современного гроба, где покоилось 4000-летнее тело. Затем Гримсби осторожно спросил:
— Вы ничего не станете осматривать, мистер Клау?
И тогда Морис Клау изумил нас всех.
— Мне явилась мысль! — громко вскричал он. — Проклятие! Явилась мне мысль!
Он схватил свой коричневый котелок, лежавший на столе рядом с обезглавленной мумией.
— Быстрее, Изида! — воскликнул он и взял девушку за руку. — Явилась мне еще одна мысль, тревожная в крайности! Мистер Сирльз, не могли бы вы пойти с нами?
Гадая, куда и зачем мы направляемся, я последовал за ними, попрощавшись с окаменевшим от удивления Гримсби. Думаю, он был разочарован расследованием Мориса Клау — если этот краткий визит можно назвать расследованием. Кроме того, инспектор Гримсби сожалел, что так недолго пробыл в обществе очаровательной Изиды.
Джентльмен средних лет поспешил за нами и отпер дверь.
— Спокойной ночи, инспектор Гримсби! — сказал Морис Клау. — Спокойной ночи, мистер Некто, кто не был представлен!
— Мое имя Уэлби, — улыбнулся джентльмен.
— Спокойной ночи, мистер Уэлби! — сказал Морис Клау.
III
По пути в Уоппинг Морис Клау развлекал меня историями о путешествиях по полуострову Юкатан. Я еще не встречал человека, который осмелился бы бросить вызов этим неисследованным смертоносным болотам; но Морис Клау болтал о храмах Исамаля[40] так же непринужденно, как другой рассказывал бы о парижских бульварах. Изида не принимала участия в разговоре, и я заключил, что девушке, повсюду сопровождавшей отца, все же не довелось побывать вместе с ним в джунглях Юката–на.
— В сердце тех лесов, мистер Сирльз, — прошептал Клау, — есть вещи более загадочные, чем безголовые мумии. Известно ли вам, что тайна великих храмов, похороненных в болотах и джунглях и охраняемых лишь змеями и склизкими, ползучими тварями, есть дверь, которую науке только предстоит открыть? Что за люди построили их, каким богам поклонялись там? Предположим, — он наклонился к моему уху, — что имею я ключ к той загадке; заполучу ли я бессмертие? Да? нет?
В беседах, какими бы эксцентричными они ни были, Клау всегда производил впечатление человека, наделенного могучим, необычайным умом и богатейшим, уникальным жизненным опытом. Мне было жаль, что наш разговор прервался — мы прибыли в Уоппинг.
Еще издали я заметил, что лавка Мориса Клау погружена во тьму; велев кэбмену ждать, мы прошли мимо склада, за которым перекатывались мутные воды Темзы. Мой эксцентричный спутник извлек из туго набитого кармана плаща ключ и вставил его в замок на двери, похожей скорее на невесть как оказавшийся здесь обломок дощатого, полуобвалившегося забора.
Дверь распахнулась.
— Ах! — прошипел Клау. — Она не заперта!
Он зажег спичку и стал вглядываться в пропахшую неведомыми ароматами тьму.
— Уильям! — загрохотал он. — Уильям!
Но ответа не было. Изида внезапно прикоснулась к моей руке, и мне почудилось, что чудесное самообладание в этот миг изменило ей.
— Что–то случилось! — шепнула она.
Ее отец зажег газовую горелку. Желтоватый свет, разгораясь, вырывал из темноты мебель, картины, клетки для животных, стеклянные витрины, статуэтки, груды дешевых украшений и вставных челюстей, книги и сотни других предметов из необычайного ассортимента Мориса Клау.
Под заваленным всевозможными мелочами прилавком мы обнаружили Уильяма, который лежал на спине, широко раскинув руки.
— Ах! cochon![41] - пробормотал Морис Клау. — Налитая пивом свинья!
Он нагнулся, пытаясь приподнять голову продавца. Затем, к моему удивлению, склонился еще ниже и стал подозрительно нюхать воздух. Изида Клау вновь схватила меня за руку; ее черные глаза широко раскрылись, она подалась вперед, глядя на отца. Клау выпрямился, держа в руке стакан, где еще оставалось несколько капель жидкости — пива, следовало полагать. Он приблизился к горелке и внимательно исследовал жидкость; мы с Изидой продолжали наблюдать за ним. В завершение этой процедуры Морис Клау погрузил в грязный стакан длинный палец и поднес кончик пальца к языку.
