Лэйни Тейлор - Дни крови и света
— Так, признавайся, что произошло, — потребовала Зузана.
— Отстань.
— Слушай, у тебя такой несчастный вид… Мы же друзья, мы поможем, вот увидишь.
— Знаешь, мне уже никто не поможет.
— А спорим, что помогу?
Кэроу словно окаменела.
— Хм, ну если тебе интересно… — скованно произнесла она, глядя на звезды. — Что там у нас… А, помнишь, в конце «Ромео и Джульетты» героиня просыпается в склепе, а Ромео мертв? Он думал, что она умерла, и закололся рядом с ее бездыханным телом…
— Да-да, так феерично, и вообще — жуткая романтика… — затараторила Зузана. Мик ткнул ее локтем в бок, и она умолкла, возмущенно пискнув.
Кэроу, не обращая внимания, продолжала:
— Так вот, представь, что она очнулась, а он жив, но… Он убил всю ее семью. Сжег ее город. Угнал в рабство ее народ.
В наступившей тишине Зузана выдохнула:
— Ох…
— Вот и все, — сказала Кэроу и закрыла глаза, отгородившись от звездного неба.
По дороге в касбу приятели услышали глубокий, звучный рык караульного. Кэроу взмыла в небо, всматриваясь в даль. Сначала над горами ничего не было видно. Снова люди? Нет, Амзаллаг указывал на небо.
В ночном небе среди мерцающих созвездий показался едва различимый силуэт. Единственный уцелевший воин? Прерывистые взмахи крыльев говорили о чрезвычайной усталости. Зири! Живой…
Из касбы ему навстречу вылетели химеры. Кэроу хотела к ним присоединиться, но друзья ждали ее на тропе, да и вряд ли Зири ей обрадуется после всего, что она ему наговорила. Кэроу спустилась за Миком и Зузаной, ухватила за руки, поволокла за собой. Шеста уже умчалась в крепость.
— В чем дело? — потребовала объяснений Зузана.
Кэроу покачала головой.
Наконец они вбежали во двор замка. Ниск и Эмилион опускали безвольное тело Зири на каменные плиты. Тьяго встал на колени, придержал его за плечи. Кэроу бросилась к ним, оглядела Зири в поисках ран — он весь в крови, непонятно только, откуда она хлещет. Бессильно обвисшие крылья, согбенная спина, безвольно склоненная голова, локти прижаты к бокам, окровавленные ладони застыли, как клешни… Что случилось с его руками?
И тут он поднял голову…
Кэроу задохнулась от неожиданности.
Зузана вскрикнула.
На мертвенно-бледном лице Зири… Нет, на пепельно-сером лице… В глазах потемнело, пелена слез мешала видеть. Щеки, подбородок, рот, губы — лицо почернело от крови, запекшейся неровной коркой. Кэроу сморгнула слезы, заставила себя посмотреть снова.
Что с ним сделали?
На лице Зири жутко зияла вырезанная улыбка. Но он-то жив! Резали по живому…
Зири встретился взглядом с Кэроу — ее словно молнией пронзило, — безмолвно сообщая ей что-то жизненно важное. Что-то очень срочное.
Он пошатнулся и упал ничком, длинный рог с громким треском обломился. Тьяго с Шестой подхватили Зири и понесли в казарму. Кэроу машинально подняла обломок рога и поспешила следом, кивнув друзьям, чтобы не отставали.
— Стойте, — сказала она, когда они поравнялись с казармами. — Отведите его ко мне. Думаю… Думаю, я смогу ему помочь.
Тьяго кивнул, и все направились к дворцу. Внезапно Кэроу почувствовала на себе чей-то взгляд и обернулась: засыпанная обломками дорожка, высокая стена, небо, усеянное яркими звездами. Больше ничего.
Она бросилась вслед за химерами.
Акива упал на колени, обессиленно глотая воздух. Чары невидимости разрушились. Если бы Кэроу осталась еще на мгновение, то увидела бы очертания огненных крыльев, усыпанных янтарными искрами. Она была совсем рядом.
Кэроу.
Она жива!
Действительность нахлынула на него с ужасающей быстротой, придавила валом неоспоримых доказательств. Внезапно все сошлось воедино: место, окружение, слова… Ослепительное озарение снизошло на Акиву, прекрасный мир замер, вспыхнув невыносимо яркой вспышкой понимания. Акива сознавал только одно, и этого было достаточно для охватившего его безмерного, вечного счастья.
Кэроу жива.
Давным-давно в замке из песка жила девушка.
Она создавала монстров и отправляла их сквозь отверстие в небесах.
48
Очаровательный гость
— Капитан, мы обнаружили… Виноват, не знаю, как назвать, сэр.
Иаил одарил лазутчика недобрым взглядом, хорошо известным всем солдатам Доминиона. Капитан не отличался несдержанным нравом брата. В гневе он был спокоен и вел себя обдуманно, но столь же чудовищно, как и сам император, хладнокровно наслаждаясь ужасными преступлениями.
— Если я правильно тебя понял, то обнаружен не повстанец? — мягко уточнил Иаил.
— Так точно, сэр, не он.
Лазутчик смотрел мимо капитана на шелковую стену шатра. Легкий ночной ветерок раздувал складки ткани, на волнах шелка плясали алые отблески огней, их танец завораживал страстью, вечной изменчивостью, неповторимостью. Иаил сам до прихода бойца сидел, уставившись на эту стену, но взгляд лазутчика задержался там не из-за красоты. Брату императора никто не глядел в лицо, Временами он свирепел от этого…
— И что же вы нашли? — нетерпеливо спросил Иаил. Ему нужен был повстанец, наглый кирин, сбежавший у него из-под носа. Другое капитану сейчас было неинтересно.
Как выяснилось, он ошибся.
— Виноват, сэр! Не могу знать, что это, сэр, — ответил лазутчик. На его лице отразилось удивление, смешанное с гадливостью. Иаил привык к подобным взглядам, он навидался их предостаточно. Безуспешно пытаясь скрыть отвращение, подчиненные всегда выдавали себя: бегающим взглядом, дрогнувшей губой, желваками на скулах или биением жилки на виске. Порой это так раздражало, что капитан милостиво помогал им забыть о злополучной неприязни, заставляя корчиться от боли. Впрочем, если бы Иаил наказывал всех, у кого вызывал отвращение, времени ни на что другое не осталось бы. Вдобавок капитан сообразил, что гримаса омерзения относится к загадочной находке, и в нем проснулось любопытство.
— Сэр, мы обнаружили это у костра на развалинах Ярмарки у Сводов.
— Что именно?
— Не могу знать, сэр. На тварей не похоже. Разговаривает… Называет себя серафимом.
Иаил разразился хлюпающим смехом.
— Что за глупцы меня окружают?! Вы своих от чужих отличить не можете?
Лазутчик вздрогнул.
— Виноват, сэр. Такого быть не может, но с ним что-то не так. Если это правда…
— Веди его сюда.
Боец повиновался.
Снаружи послышались жуткие стоны и страдальческая мольба на языке серафимов:
— Братья, сородичи, сжальтесь над несчастным калекой, будьте милосердны!
Адъютант, закаленный долгими годами службы у Иаила, откинул полог и смертельно побледнел. Любопытство капитана усилилось.
В шатер втащили бочкообразное оплывшее тело с тоненькими кривыми руками и иссохшими скрюченными ногами. Лицо существа…
Иаил не побледнел. Его завораживало то, что другим внушало отвращение. Он поднялся с сиденья, подошел поближе и встал на колени, чтобы получше рассмотреть загадочное создание. Завидев капитана, оно отшатнулось от омерзения. Брат императора оценил комизм ситуации, но даже не улыбнулся.
— Умоляю! Пощадите! — возопило существо. — Я наконец добрался до дома. Мне помогла синевласая красавица, гадкая лгунья! Вкусная, как сказка… Пусть оплакивает своих мертвых монстров в городе из пепла и золы. Она обманула меня! Срок желания истек! Сколько мне еще падать?! Прошла тысяча лет. Пощадите!
Иаил сообразил, что перед ним — легенда.
— Падший, — изумленно прошептал он, глядя в прекрасные глаза на раздувшемся багровом лице. Из лопаток существа торчали обломки кости: когда-то, в давно забытом прошлом, там росли крылья.
— Так ты действительно существуешь, — благоговейно произнес Иаил: это тот самый Падший! Он выжил, несмотря на все, что ему пришлось перенести.
— О мой добрый брат, смилуйся надо мной, пощади Разгута. Ангел с огненными глазами так жесток, он не стал мне помогать, его душа мертва…
Огненные глаза. Внезапно Иаила заинтересовала не только история изуродованного существа, но и его бессмысленная болтовня.
С неожиданной силой Разгут вырвался из рук охранников и потянулся к Иаилу, пытаясь облобызать его пальцы.
— Брат, ты же знаешь, каково быть сломленным, сжалься надо мной.
Иаил улыбнулся. Улыбаясь, он каждый раз вспоминал, в какую чудовищную маску превратилось его лицо. Впрочем, это меньше всего волновало брата императора. Он выжил. А та, что изуродовала его, прожила достаточно, чтобы в полной мере осознать свою ошибку — и еще столько же, чтобы пожалеть о том, что появилась на свет. Дух Иаила не сломлен, и хотя зубы его разбиты, а лицо изуродовано, жалость его никогда не задевала. Капитан позволил Разгуту уцепиться за милостиво протянутую руку и велел адъютанту принести еды.
