Татьяна Мудрая - Чёрный ворон, белый снег
Милая. Распрекрасная.
И его застывшие до полусмерти губы сами собой выговаривают конец древней былички:
«Ночь глуха и неукладиста,
Не сноровиста, не ласкова.
Как моя-то лада в ней во гроб легла,
А моя забавушка — в осинов гроб,
Белой ризою укутана:
Во главах ее да чёрен плат,
А в ногах ее да светел нож,
Алый цвет-то да на сладких устах,
На устах-то да на сахарныих».
Антонида вздрагивает от жестокого озноба. Распрямляется.
Ржавый, весь в засохшей крови и тине, мастихин летит в болотную осоку.
«Что я делаю… Что я здесь делаю? Я ведь утонула тогда. Я должна спать под этой самой осокой, в самом глубоком омуте, на самом мягком мху — кукушкином льне, и прясть его вместе с другими русалками… моими посестрами-самовилами… И в невиданной красы бабкины наряды рядиться…»
«Мир-покой тебе, зазнобушке,
Сладкий сон тебе, голубушке
И свиданьице бессмертное,
Любованьице во веки веков»,
— до самого конца прошептывает Сергей и говорит уже во весь свой новый, молодой голос:
— Айдан. Это ведь ты рядом?
© Мудрая Татьяна Алексеевна
