Виктория Виноградова - Апокриф
— Вы оберегаете его, на мой взгляд, даже слишком… — недовольно буркнул Ангел.
Старый Товит ничем не заслужил его симпатии, хотя преданность убеждениям, безусловно, положительная черта. Но хороша ли слепая вера? Рафаил знал, что Он всесилен, но знал это из личного опыта. А Товит не знал, но верил? Или просто был готов рискнуть? Тогда во имя чего? А если бы на месте Рафаила был злой человек? Или, быть может, Товит внутренним чутьем подозревал в незнакомце со сдержанным мягким голосом Ангела, посланника его Бога? Вопросы, над которыми Третьему Ангелу стоило подумать, благо время для этого будет.
— Как тебя тогда мать-то отпустила, — тихонько озвучил Ангел вторую загадку поведения смертных.
— А она… — ответил Товий, глядя в сторону, — она тебе поверила, Азария. Как и я.
— А если бы на моем месте…
— На твоем месте — ты, — твердо возразил Товий, перепрыгнул довольно неприятную яму и протянул Рафаилу руку, — Я тебе верю. Почему тебя все время мучают какие-то сомнения?
— Нечистая совесть? — предположил Рафаил, принимая помощь.
— Какая-то она у тебя, наоборот, слишком чистая, — рассмеялся Товий, — Не поймешь, то ли это ты оберегаешь меня в пути, то ли мне начинать о тебе заботиться. Какой-то ты немного… не от мира сего, Азария, только не обижайся.
— Тебе так кажется, — улыбнулся Ангел, думая о том, что некоторые смертные, оказывается, очень чуткие создания. А ему надо быть осторожнее.
Солнце уже стояло в зените.
3
— Ну, смотри сам. Если тебе не жарко… А, впрочем, оно и понятно: я бы не поверил, что ты ешь и пьешь, как простые смертные, если бы сам этого не видел!
— Товий, давай, ты больше не будешь выдвигать теории о моем нечеловеческом происхождении, а? Ты купаешься, раз уж собрался, мы отдыхаем и идем дальше. Нам нужно успеть до темноты.
— Слушаюсь, мой господин! — Товий шутливо склонил голову перед Рафаилом, — Все, как ты скажешь!
И он, смеясь, стал спускаться по тропинке к Тигру.
— Или все-таки искупать тебя, — задумчиво проговорил он вдруг, обернувшись, — Интересно, у тебя на всем теле загар такой или под одеждой еще светлее?
Рафаил возмущенно скрестил на груди руки в непроизвольном защитном жесте, что вызвало у собеседника очередной приступ веселья. Как только Товий скрылся из вида, Ангел занялся тем, что не предполагало даже мысли, будто его интересует загар на различных частях тела спутника. Он достал то немногое, что было у них с собой из еды, и постарался как можно аппетитнее разложить это на плоском камне в тени дерева. Эта непосредственность и откровенный интерес к его телу смущали Рафаила. Он еще сам не понял, почему спустился на землю в человеческом облике, ведь возможности-то его в этом смысле были безграничны. Будь хоть лучом света, хоть костром в ночи, хоть огнем, пылающим и не обжигающим…
There´s a rich star that shines so bright,
Like a fire in the night…
У Рафаила была своя трактовка слов этой простенькой песни, хоть Уриил и пытался объяснить ему, что он не прав. Но, напевая:
He´s going to the run the run angel
Going to the run forever angel, —
Третий Ангел пел о чем-то своем, глубоко личном, не имеющем отношения к тексту «Golden Earring», которых, между прочим, тогда ещё и в помине не было.
Из романтических грез Рафаила выдернул крик. Вопль боли и ужаса. Ангел вскочил, чувствуя, как бешено забилось сердце, и почти скатился по откосу к реке. Стоя на четвереньках, он поднял голову и похолодел: то, с чем пытался справиться голыми руками в бурлящей воде Товий, было, на взгляд Рафаила, гибридом акулы и ихтиозавра. Ангел готов был поклясться, что эта тварь не имела никакого отношения ни к водам Тигра, ни к одной из созданных Им рыб. Но все мысли о происхождении монстра разом вылетели из его головы, когда зубы твари мелькнули у самого лица Товия.
Ладонь Ангела сомкнулась вокруг рукоятки второй вещи, которой он не умел и не собирался пользоваться. Выхватив нож, Рафаил бросился в воду и опомнился только тогда, когда хищник безжизненно всплыл у берега кверху брюхом. И тут же забыл о монстре: Товий почти лежал на его руках, бледный, мучительно закусивший губу, чтобы не кричать от боли. Зубы твари оставили на гибком смуглом теле глубокие рваные раны. И руки Третьего Ангела были в крови. Он никогда раньше не видел крови. Волна обжигающей боли ударила Рафаила, как если бы это была его собственная боль, и он едва сдержал крик.
— Азария, — темные глаза поймали его испуганный взгляд, в них плескалась мука и… тревога? За него, Рафаила? — Все хорошо. Ты так вовремя…
— Больно, — прошептал Ангел побелевшими губами, — Как больно!
— Нет, — он постарался улыбнуться, и Ангел вдруг понял, что Товий боится опустить глаза и взглянуть, что произошло с его телом, — Я поправ…
У него вырвался непроизвольный всхлип, взгляд всегда ясных глаз стал тусклым. Всего лишь смертный. Такой юный, такой красивый, такой хрупкий. Человек. Да пусть Тьма заберет все тайны! Над плечами Рафаила, как два крыла, вспыхнуло золотое сияние.
— Смотри мне в глаза, — прошептал Ангел, склоняясь над ним, — Что бы ты ни увидел. В глаза.
Три удара сердца — и тонкая сияющая рука коснулась лба Товия. Боль исчезла.
— А теперь — усни, — дрогнуло в воздухе, и юноша послушно опустил ресницы, хоть меньше всего на свете хотел отпускать видение прекрасного озаренного светом лица и бесконечно спокойных синих глаз. Он будет видеть это лицо в снах, снова и снова, все те годы, что будут отпущены ему теперь.
Рафаил отнес спящего Товия в тень дерева, бережно укрыл и спустился к реке. Ангела трясло, сознание наполнил тонкий звенящий звук, руки, казалось, были все еще в крови, хоть он и понимал, что это не так. Он убил. Он возвратил жизнь. Имел ли он право… Не сейчас. В его распоряжении нет привычной вечности для раздумий и сомнений. А здесь, на земле, скоро наступит ночь. Ну, что ж, он справится.
Рафаил, собравшись с духом, подошел к плавающей туше, выдернул из нее свой нож и выволок тварь на берег. Брови Третьего Ангела гневно сошлись на переносице: от рыбы несло такой страшенной Силой, что у него непроизвольно вспыхнуло в ответ сиянием тело. А это значит…
— Ты был великолепен, Рафаил! — услышал он негромкий голос и обернулся. Посреди реки, опираясь мечом о воду, стояла огненноволосая статуя в алом плаще и блестящих серебром одеждах. Михаил. Первый Ангел, спокойный и совершенный, с улыбкой взирал на мокрого и измученного Третьего. Именно взирал, другого определения этому исполненному изначальной мудрости, но отнюдь не кроткому взгляду Рафаил подобрать не мог.
— А… — Рафаил понял, что у него нет слов. Он закрыл рот и гневно пнул ногой тушу.
— Зла не хватает? — Михаил смотрел почти сочувственно. — Понимаю.
— Не понимаешь! — вскинулся Рафаил с яростью, недостойной Ангела. — Хочешь, сделаю так, чтобы ты понял?!
— Интересно, как?
— Дам тебе в морду! С размаху, чтоб челюсть треснула!
— Рафаил! — Первый Ангел даже чуть отшатнулся и покачал головой. — Да что с тобой? Нет, что бы там ни говорил Уриил о твоем стремлении к познанию, я был прав. Второй Гавриил нам не нужен!
— О чем это ты? — намек был смутным, и все же…
Михаил неопределенно махнул рукой.
— Симпатичный мальчик, — небрежно заметил он. — Достойная причина для протеста.
— Что ты…
Рафаил, сверкая глазами, сжал кулаки и ступил на воду. Он успел сделать два шага, а затем Тигр расступился, и Третий Ангел оказался по колено в воде.
— Вот об этом я и говорил, — удовлетворенно констатировал Михаил. — Твоя человечность тебя погубит!
Рафаил закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Растрепанный мокрый юноша исчез. Первый ангел обернулся: за его плечом стояло существо, лишь отдаленно напоминающее прежнего Рафаила: совершенное лицо бесстрастно, синие глаза непроницаемы, белые одежды едва касаются вод Тигра.
— Я слушаю тебя, Михаил, — произнесло оно спокойным отстраненным голосом.
— Я послан сказать, что твоя прогулка затянулась. Пора придать ей смысл. Недалеко отсюда есть человеческое поселение, где вы завтра остановитесь. Там живет человек по имени Рагуил, дочь которого должна стать женой Товия. Должно свершиться предназначение.
Уголок губ Третьего Ангела дрогнул.
— А если один из молодых не захочет? Заставить?
— Они должны полюбить друг друга. Ты поможешь этому.
— Я не властен над чувствами людей.
— Ты и над своими-то чувствами не властен… И все же ты им поможешь. Это первое. И второе. Ты прикажешь Товию написать книгу о встрече с тобой.
— Нет.
— Рафаил, во имя Света! Тебя что, не устраивает формулировка? Тогда не прикажешь. Попросишь.
— Меня устраивает формулировка. Я не вижу смысла открывать ему, что я — Ангел.
