Софья Ролдугина - Пикантный кофе с имбирём
— О, да, — странным голосом произнес дядя Рэйвен. — Это моя экономка. Она… куда более интересный человек, чем кажется на первый взгляд, — добавил он.
И я отчего-то сразу расхотела уточнять, почему дядя считает, что какая-то служанка может спасти мне жизнь.
Мы беседовали еще некоторое время, но вскоре маркиз попрощался, сославшись на неотложные дела, и ушел, даже кофе оставив недопитым. Я же долго сидела за столиком, размышляя над сказанным, и механически грела руки о чашку. Опомнилась только тогда, когда ненароком пригубила остывший дядин кофе.
Сладкий.
«Надо будет потом поговорить с Георгом, — растерянно подумала я, отставив чашку. — Рэйвен же просил — без сахара».
Звякнул колокольчик над дверью — раз, другой… В кофейню начали подтягиваться завсегдатаи.
День вернулся в обычную колею.
…Леди Милдред необычайно взволнована. Она говорит экзальтированно и живо — насколько это возможно для мертвой.
— Балы — это чудесно, Гинни. А бал-маскарад… Просто чудесно!
Оглядываюсь. Комната смутно знакома — точнее, не комната, а небольшой зал. Хмурюсь, пытаясь сообразить: это ведь наш замок? Тот самый, сгоревший? Стены, отделанные деревянными панелями цвета темного янтаря, узкие высокие окна, старинная люстра со свечами высоко под потолком… Взгляд наталкивается на огромный холст с батальной сценой, и я внезапно вспоминаю: второй этаж, приемная для «угодных гостей невысокого звания», та, что за библиотекой.
Только зеркала, перед которым приплясывает с платьем леди Милдред, здесь никогда не было.
— Танцы — всю ночь напролет! Фейерверк в саду! Оркестр! Все разодеты, будто королевы и короли, и это редкий случай, когда никто не попрекнет тебя немодно пышными юбками или неуместной по летней жаре меховой накидкой. Чопорные леди и строгие лорды чувствуют себя свободней. Флирт, невыполнимые обещания, шутливая пикировка… Мы с Фредериком познакомились именно так. Точнее, нас познакомил бокал вина, опрокинутый на мое платье. Белое платье, Гинни, ах, как у невесты!
Я по-детски хихикаю, прикрывая рот ладонью. Редко можно увидеть бабушку такой.
— Мне было семнадцать, Гинни, — она прикладывает к себе ослепительно белое платье и замирает. В зеркале должно появиться отражение, но я не вижу ничего — лишь некое смутное мельтешение, как рябь на грязной воде. Бабушка вздыхает и проводит по платью рукою; складки ткани смещаются, открывая взгляду темно-красное пятно на лифе. — Мой первый бал, великолепие дворца, все такое новое и блестящее, я в своем платье — как богиня света… и какой-то кривоногий нахал со своим вином! — бабушка усмехается. — Впрочем, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, ноги у Фредерика были исключительно прекрасные. И танцевал он так, что захватывало дух.
Рябь на зеркальной поверхности меняется, и теперь мне кажется, что там, за гранью, кружатся по бальному залу в замысловатом танце изящные пары. То ли люди, то ли тени, то ли фигурки в исполинской музыкальной шкатулке.
— Он опрокинул на меня бокал — и не подумал извиниться, я поколотила его веером и обругала так, как наш кучер обычно ругал садовника. Слово за слово… Другие люди останавливались, чтоб посмотреть на нас. Потом подоспела и тетушка Джоанна — хорошая была женщина, жаль, умерла еще молодой, — углядела это безобразие и быстро поняла, как найти на нас управу. Оркестр заиграл вальс, Джоанна посмотрела на Фреда строго и сказала: «Вы, сэр, собирались пригласить леди на танец, как я понимаю?» И голос у нее был такой, что Фред вытянулся в струнку, как рядовой перед генералом, и только и мог ответить, что «Да, леди, со всем почтением, леди!». И мы закружились в танце… А вальс, милая моя Гинни, словно для того и придуман, чтобы соблазнять романтичных девушек.
Леди Милдред вздыхает. В зале постепенно становится темнее: дневной свет угасает, а свечи в большой люстре погашены. Мне начинает чудиться, будто пятно на белом бабушкином платье начинает влажно блестеть.
И расползаться вширь…
— Итак, мы танцевали — нет, почти летели над паркетом, рука Фредерика лежала на моей талии, где-то цвели розы и пели соловьи — клянусь, я чувствовала дивный аромат и слышала трели, хотя была зима! И Фред… Фред смотрел на меня и улыбался, и мне уже не казалось, что он нахал и грубиян. А потом он спросил: «О чем вы мечтаете, леди?». Наверное, имел в виду, о чем я задумалась с таким чудны м выражением лица, но я, как всегда, истолковала все по-своему и ответила — о путешествиях. Мы разговорились, и оказалось, что Фредерик Эверсан, как и я, увлекается географией, историей и иностранными языками. Снова завязался спор, а к тому времени, как заиграли кадриль, я уже обещала Фреду, что выйду за него. Думала, что это была шутка — а оказалось, что правда… Неприлично короткая помолвка — и вот я замужем, а Фред уже планирует кругосветное путешествие.
В зале уже совершенно темно. И только зеркало светится.
Платье в руках Милдред красное и тяжелое.
Мокрое насквозь.
Она оборачивается ко мне; лицо — темное пятно.
— Будь осторожна, Гинни. Это не первый твой бал — но и последним он стать не должен… Будь осторожна!
Десять дней до бала пролетели, как один. Я носилась, как сумасшедшая, между кофейней и собственным особняком. Последние штрихи к платью, примерки туфель, посещение парикмахерской, уроки этикета для Эллиса… Мне казалось, что я не успеваю ровным счетом ничего. И поэтому было вдвойне удивительно обнаружить себя вечером накануне Сошествия полностью одетой и готовой к отъезду во дворец… и злой, как стая волков.
— Святая Генриетта Милостивая, и куда запропастился этот Эллис? — я в ярости стукнула веером по краю стола. — Если из-за него мы опоздаем…
Магда, заслышав меня, пугливо втянула голову в плечи — еще бы, я утра была на взводе, и к обеду успело достаться всем. В том числе и ни в чем не виноватым слугам.
Но договорить, какие страшные кары обрушатся на голову детектива в случае опоздания, я не успела — Говард Чемберс объявил о том, что к дому подъехала карета. У меня вырвался вздох облегчения. Подхватив вещи, я спустилась в холл, где меня уже ждал… Эллис?
Но в чем он был одет, святые небеса?!
Метры и метры наироскошнейшей ткани — темно-синей с серебристыми птицами, гладкой и плотной, словно впитывающей свет… «Вот бы платье такое!» — мелькнула жадная мысль, и я невольно подалась вперед, спускаясь вниз на ступень. Наряд был в восточном стиле, то ли никконском, то ли чжанском — словом, похожим на длинный, пышный халат с огромными рукавами. Светло-серый пояс — узкий, не больше, чем с ладонь, — перетягивал его чуть выше талии. Между разошедшимися полами «халата» виднелось нечто вроде широких, как юбка, молочно-белых штанов в складку. За таким изобилием ткани я не сразу сумела разглядеть обувь Эллиса — деревянные сандалии, у которых вместо каблука или платформы были два чудных брусочка, сразу прибавляющих к росту добрых десять сантиметров.
Волосы Эллис выкрасил в черный цвет — ни одной седой пряди не осталось.
Честно говоря, закрой он лицо — и я бы его ни за что не узнала.
— У вас… интересный костюм, — выдавила я из себя наконец и нервно сжала край своего длинного рукава.
— У вас тоже, — странным голосом ответил Эллис и шагнул ближе, прищуриваясь. Деревянные сандалии звонко стукнули по паркету. — Вам идет, Виржиния. А кого вы изображаете?
— Леди Метель, — я медленно поправила белую меховую накидку на плечах. Собственно, она одни плечи и закрывала, чтоб мне не мучиться на балу от жары, но глупый кусок меха никак не хотел держаться и постоянно сползал. В остальном мой костюм был удобным — многослойные, но легкие юбки, не стесняющие движений, двойные рукава — практично-узкие под … — Я хотела надеть на бал дядин подарок, никак не могла придумать, с чем его лучше сочетать. Перебрала всех исторических персонажей, от Королевы-Невесты до Анны Воительницы, а потом так вышло, что мы с мистером Маноле разговорились, и он предложил самый простой вариант — нарядиться зимой. Я, разумеется, не стала буквально следовать совету, но творчески усовершенствовала его.
— Вижу, — все тем же странным голосом ответил Эллис. — Белый парик — тоже идея Лайзо?
— Нет, — я улыбнулась. — Вы не поверите — Георга. Он стал рассказывать, как наряжалась на маскарад у герцогини Дагвортской леди Милдред, и упомянул между делом, что бабушка надела рыжий парик, чтобы не быть узнанной сразу. А я подумала, что моя стрижка тоже весьма приметна, вот и раздобыла это, — я потрогала один из белоснежных локонов. — Через Эрвина Калле. В парике немного жарко, но красота требует жертв… А вы кого изображаете, Эллис?
