Сказание о Синей птице - Цююань Ли

– Тьфу ты! Слуга-доносчик! – Я смеялся все громче. Ха-ха, за мной наблюдают из-за каждого куста. Неужели это я заставляю тебя так сильно переживать, Чунхуа?

На совете вождей принцу-регенту Чунхуа предложили как можно скорее взять власть в свои руки и провозгласить себя императором, но он не согласился.

– Тело умершего императора Яо еще не остыло, преждевременно говорить о престоле.

В качестве регента Чунхуа управлял делами страны, но коронации всем пришлось ждать еще три года. В течение этого времени в память о Яо было запрещено пить горячительное и музицировать. Сам принц питался простой и грубой пищей, был немногословен и ронял слезы, едва речь заходила об умершем императоре. Его верность и сыновья почтительность к Яо приводили в замешательство всех членов союза. Теперь даже старейшины совета, которые раньше были недовольны Чунхуа, изменили о нем мнение в лучшую сторону. Влиятельность принца достигла наивысших пределов.

Давно привыкший к одиночеству, я практически ни с кем не общался. За мной прочно укрепилась репутация нелюдимого и беспринципного человека. Даже простые люди знали, что у императора Яо есть недостойный сын, которого незадолго до смерти отца сослали в долину Дань. Да, это все про меня.

Предзакатные часы я часто проводил в медитациях, глядя на заходящее солнце, окрашивающее мир в оттенки красного. Наступление ночи обычно пугает простых людей, и они не видят этой красоты.

Все три года я провел под надзором Чунхуа и не мог сделать из Пинъяна ни шагу. Иногда в покои Зеленого бамбука наведывалась Нюйин, но мне нечего было ей сказать, хоть я ее и понимал: Чунхуа – ее муж, а супруги – единая плоть. Вполне объяснимо, что она ставила мужа на первое место перед отцом и братом.

В один из дней сестра принесла с собой игральную доску из черного дерева.

– Брат, сыграй со мной, чтобы развеять скуку… – Ее взгляд был хмурым. – Я помню из детства, как часто ты играл в вэйци. Столько лет прошло, а я все еще помню. Чжу, не печалься так…

Я посмотрел на вэйци в руках сестры и вздрогнул. Давно я не возвращался к этой игре.

Доска из черного дерева источала едва уловимый манящий аромат древесины. Я не смог удержаться и протянул к ней руку. Голова закружилась, а сестра, как по волшебству, превратилась в Черную птицу с темными глазами.

– Неужели ты действительно хочешь отказаться от славы, что с самого начала принадлежала тебе? – У нее в руках была та самая проклятая вэйци. – Разве ты не хочешь отомстить Чунхуа за его презрительное отношение к тебе? Хе-хе, Чжу, император Яо был прав: в тебе есть храбрость, но нет сердца правителя. Ты слаб и беспомощен, не способен принимать серьезные решения. Ты позоришь память отца и императора Хуан-ди. Давай же, доска твоя, прими власть, что уже принадлежит тебе, и используй с умом дарованные тебе богами талант и славное предназначение.

Ее слова пронзили мое сердце. Стиснув зубы, я старался сдержать нарастающий в груди жар. Я не поддамся, нет! Из десен выступила кровь.

– Хватит! Уходи! – Я оттолкнул от себя доску.

– Ха-ха-ха-ха-ха!.. – Образ Девы Девяти небес в мгновение исчез. Передо мной снова была моя сестра, а вэйци выпала у нее из рук. Она смотрела на меня в растерянности, а ее глаза были наполнены обидой и болью. Присев, сестра начала собирать рассыпавшиеся шашки. Я опустился рядом и помог сложить их в коробку. Мне на руки капали ее слезы, холодные, словно лунный свет долины Дань.

Итак, прошло три года.

На очередном совете вожди хором просили Чунхуа принять титул императора. Я же, как обычно, с дерзким видом сидел в самом дальнем углу зала.

– Чжу – старший сын императора Яо, именно он должен занять трон. – Чунхуа отрекся.

Члены совета перевели взгляды на меня. Презрение, любопытство, сочувствие и насмешка… все эти эмоции в их глазах захлестнули меня, словно водный поток.

Я лишь усмехнулся и продолжал молча сидеть в своем углу. Регент славно потрудился, на протяжении всех этих лет выказывая самые добрые намерения и доиграв до конца свою роль благодетеля и праведника.

– Ваше высочество, мы последуем за вами. Умоляем, примите титул и взойдите на трон. – Все как один вожди поклонились Чунхуа.

Тот изобразил недовольство и, взмахнув рукавом, вышел из-за стола. Все в поклоне ожидали, что он передумает.

Посмеиваясь, я вышел из зала. Солнце слепило, но я все равно смотрел на палящее светило. Уж лучше ослепнуть, чем видеть Чунхуа в ореоле славы.

В конце концов Чунхуа провозгласили-таки императором. Ожидания вождей оправдались. Теперь его почитали как императора Шуня. На церемонии коронации Чунхуа, хотя нет, теперь его следовало величать Шунем, мне было велено исполнить вместе с музыкантами «Дачжан», сочиненную отцом.

Теперь он император, а я его министр. Разумеется, министры обязаны оказывать всяческую помощь своему монарху и при каждом удобном случае давать ему повод улыбнуться. Шунь не мог не знать, что мне неведомо чувство ритма, и в его распоряжении, конечно же, крылась попытка унизить меня и выставить перед всеми никчемным глупцом. Я смерил его холодным взглядом и сообщил, что не исполнял музыку даже при покойном императоре.

– Господин, я сыграю за него. – Юй вышел вперед и встал рядом со мной.

Император изобразил улыбку, слегка махнул рукой, приказав кому-то увести меня вниз и наказать пятьюдесятью ударами палок.

Юй побледнел и взмолился:

– Господин, прошу, я хочу принять наказание вместо него.

Шунь посмотрел на юного воина и снова взмахнул рукой с той же улыбкой на лице, подавая сигнал стражникам довести число ударов по нашим спинам до ста.

Палки тяжело обрушивались на наши тела, кровь и пот затуманивали взор, а где-то наверху гремели барабаны и музыка – то была песня о мире, каждая нота которой, словно клинок, ранила мое сердце бесчисленными ударами.

Я ненавидел эту музыку.

Став императором, Шунь назначил Юя главой управы водными запасами на срок двадцать лет, поручив раз и навсегда решить проблему наводнений. Если борьба со стихией не обернется успехом, наказанием будет смерть. Эта коварная уловка уже была испробована на Гуне, теперь Шунь тем же способом расправлялся с его сыном.

Без лишних слов Юй получил приказ покинуть столицу.

– Я буду ждать тебя с победой! Юй, я обязательно поздравлю тебя с успехом!

Юноша крепко обнял меня и стремительно зашагал прочь.

Среди ночи мне приснился седой отец, который подошел, шатаясь, и грустно посмотрел на меня.

– Чжу, сынок, я так хотел увидеть тебя в последний раз, я так ждал тебя… Сын, я сожалею, что несправедливо обвинил тебя, я сожалею об этом. – Он расплакался.

Во сне я в слезах бросился к его ногам и стал их целовать.

– Будь осторожен, сынок, будь осторожен… – Глубокий вздох, и силуэт отца истаял на глазах. А мне оставалось лишь оплакивать его.

Почувствовав невыносимую тяжесть в груди, я вздрогнул и проснулся. Кто-то душил меня! Сквозь прорези черной маски на меня смотрели чьи-то холодные, злые глаза. Незнакомец сдавил мне горло, словно железными тисками. Я начал извиваться в попытках вырваться. Потом выхватил из-под подушки меч, как вдруг ощутил на шее холод от прижатого к ней клинка.

Я был обездвижен.

Со скрипом распахнулась дверь, в проем ворвался холодный ветер, пламя свечи беспомощно затрепыхало и погасло. Стало темно.

– Чжу, ты можешь покончить со всем этим, – послышался откуда-то из угла знакомый голос.

Когда глаза привыкли к темноте, я смог разглядеть фигуру и узнать говорящего.

– А, Чунхуа, наконец-то ты пришел. Извини, что доставляю тебе столько хлопот.

– Не стоит извиняться. Я подумал, что должен лично при этом присутствовать, иначе буду чувствовать себя неловко.

– Как видишь, я еще жив, хоть и влачу жалкое существование. Мне было интересно, как долго ты будешь с этим мириться, – сказал я.

– Ты старший сын императора Яо, наследник Хуан-ди, в твоих жилах течет благородная кровь.