Александр Уралов - Первый день Вечности
— Иннушка, любовь моя, — страстно взмолился Кирилл, — не наступай на горло нашей песне! Не души инициативу масс! Ты позволишь?.. Спасибо! Можно, я первый, а?
— Господи, у нас что, диспут? — растерянно улыбалась Вика. — Тогда я — следующая за Кириллом!
— А я — за тобой, — вдруг произнёс Тарас.
Компания была поражена. От неожиданности Андрей только кивал головой.
— Исто-о-омин!.. — восхищённо прошептала Оксанка, глядя на смущённого коллегу огромными сияющими глазами. Все благоговейно смотрели на молчуна Тараса Истомина… вдруг, — в кои-то веки, — решившегося высказаться, да ещё в присутствии толпы незнакомого народа!.. Нет, это действительно была ночь чудес!..
— Тарас, а ты что не спишь? — в полной тишине укоризненно сказал Роальд Вячеславович, и все с облегчением захихикали.
Кирилл поёрзал, сел удобнее, хлопнул полстаканчика водки, крякнул и вдохновенно начал:
— Так… вначале — эпиграф к моему горячему и, смею заметить, незаурядному выступлению:
Мы все летели, как Тиль-тиль,
Вперёд! Туда! За Синей Птицей!..
Потом нам вставили фитиль
И в руки сунули синицу…
Кирилл переждал смешки, строго посмотрел на Антона и продолжил:
— Господа! Я недоволен великой буржуазной революцией 1991-го года. Она не оправдала моих ожиданий. Я помню, с каким жаром мы споспешествовали развитию и победе… заметьте, безоговорочной победе сил Добра над силами Зла…
— Джедай Кирилл Деревнёв. Скрытая угроза, — перебила оратора Оксанка.
Народ в студии… то есть, если пользоваться терминологией Кирилла, демократические силы Добра, захихикал.
— Сей выпад я парирую легко и непринуждённо — да, именно Добра… во всяком случае нам всем так казалось. А теперь? Возьмём, к примеру, меня. Я — учитель русского языка и литературы…
— Бедные дети… — пробормотал Антон, опустив голову.
По аудитории прокатилась лёгкая волна оживления.
— … поэтому, — упрямо продолжил Кирилл, — я вправе был ожидать, что робяты-демократы дадут мне возможность нормально преподавать в новой России. Хотя бы в благодарность за то, что я их поддержал. Без меня — хрен бы что у них получилось! Я, конечно, имею в виду общий план… так сказать, глобальный принцип. Несмотря на мою глубокую неприязнь к гомосекам и прочим пидорам, я закрыл глаза на засилье их на попсовой эстраде. Моя задача была перетянуть подростков на свою сторону — привить им любовь к изящной словесности и прочему… без чего немыслим русский интеллигент. Однако, как говорят на Востоке, мне пришлось свернуть ковёр нетерпения и уложить его в сундук ожидания.
— Кирилл, ближе к телу! сказал Андрей.
— А я о чём говорю? — поразился Кирилл. — Я говорю именно о самом главном! Где простор для развития моих педагогических талантов? Почему Кирилл Деревнёв, который раньше, до революции, краснел при слове "какашка", как, мать его, майская роза, теперь стал грубым и невоспитанным криминальным журналистом?!
Конец страстной речи Кирилла потонул в бурном хохоте. Смеялись даже Москвич и Филон. Вика от хохота кашляла, и Оксанка в восторге лупила её по спине.
— Ой, я больше не могу… — простонал Антон, утирая слёзы.
— Думаешь, я могу?! — с напором отозвался Кирилл, чем вызвал новую бурю. — Я ещё больше твоего не могу, потому что ни хрена не депутат! И потому, что рот затыкают на этом долбанном телеканале… думаете, почему я в криминал подался, а? Нешто я не мог бы, как некоторые… с политиками в студии общаться? В галстуке и свежевымытой сорочке. А то лазишь по помойкам вместе с ментами, да трупы считаешь! Так что, получается, что при нынешней власти — не могу я, опять, ни хрена, как и при советской!
— Можешь! — свирепо сказал Антон, — Можешь! Ну, не можешь своё "Я" сказать на телеканале — делай программу где-нибудь на продакшн-студии. У нас в городе 13 местных телеканалов! Если программа будет интересной — её всё равно где-нибудь, да и разместят!
Народ неприлично заржал. Антон смутился:
— Что вы все гогочете? Или я что-то не то сказал?
— Ох, Антон Александрович, — горестно сказала Вика. — Совсем вы там, в Госдуме, от народа оторвались. У нас в Екатеринбурге студии-продакшн сами платят телеканалам, чтобы их программы разместили!
— Сами? — поразился Антон. — Да ну, разыгрываете! Все каналы в Москве покупают программы…
— Так то — Москва! — отрезала Инна.
Народ дружно загалдел в том смысле, что да, у нас тут ни хрена не Москва. Гошка за стеклом замахал руками, мол, господа, не так громко.
— Ну, ребята… я с телевидением никогда особо не… — пробормотал Антон. — А я-то думал…
— Ну… и началось это обдиралово, кстати, с губернаторских телеканалов. Гони деньги за эфир и ещё отдай им рекламный блок внутри программы.
— Вот он, твой ставленник, дедушка губернатор, пропихнул ты его на свою голову, — язвительно сказала Оксана-вторая и ткнула пальчиком в Антона. — И не отпирайся, ты к этому делу ту ещё руку приложил. С кошельком.
— Ребята, милые вы мои, поймите вы, наконец, что и я не ждал такого! — тут же закипел Антон. — У меня совсем другие планы были в начале 90-х… планы и мечтания. И не менее романтичные, чем у Кирилла! Мастерские, кооператив свой первый, хотел до уровня завода поднять… а не заниматься банальной и скучной спекуляцией! Это же действительно скучно — купил в Китае, перепродал втрое дороже здесь. Эффективно, денежно… но не по-нашему, не по-уральски. А вспомните, как мы против партийной мафии за губернатора нынешнего боролись? Каким он тогда был, а? Демократ, рубаха-парень из народа, от сохи и от корней, да и только! Таких у нас любят, за таких готовы голосовать чуть ли не всем миром. Наш был мужик, мастеровой и смекалистый. Иначе никогда бы ему губером не стать!..
— По-моему, он всегда таким, как сейчас, был… — нерешительно вставил Лекс.
— Не-е-ет, ребята, не путайте божий дар с яичницей! Он тогда совсем другим был… демократичным, рьяным, быстро реагирующим, харизматичным, умным!
Народ снова зашумел.
— Ой, Антон Александрович, не надо! Натащили к власти кого ни попадя, а теперь…
— Так что же вы голосовали-то за него?! Причём тут Басов?
— Это ты, может быть, за него голосовала, а я — нет!
— Ага, ты за партию мэра голосовал.
— Не голосовал, а голым совал… я вообще на выборы не хожу никогда!
— Ну и не ной теперь, что жить плохо!
— А губернаторов теперь вообще — назначают, так что не галди…
— У мэра партия была? Была! У губера — партия, у Басова — партия… так мы и до мышей дотрахались!.. Ешьте теперь единороссов, нате!
— … от ста до двухсот тысяч в месяц за программу отваливать — не хило?
— … демократы полностью обосрались на выборах…
— … фигушки… я сразу поняла — подтасовки… административный ресурс…
— … история, как маятник, — от диктатуры к демократии и обратно…
— … ты это, вон, ему, Лёньке скажи, террористу сопливому, про исторический процесс…
— … сам ты дурак!
— Ничего! Будет и на нашей улице пень гореть!
— За что бор-р-р-ролись? — это уже Кирилл перекрыл всех своей мощной глоткой.
— Кирилл! Ты мне все микрофоны спалишь! — страдальческим голосом захрипел динамик голосом Гошки.
Возникла пауза.
— Так… подерёмся, может? — потёр висок Андрей. — Сцепимся клубком… как некрещёные дети, и покатимся. Короче, кто там следующий?
— Я! — вдруг вылезла раскрасневшаяся и от этого очень красивая Яна. — Я понимаю — не моя очередь, но я коротюсенько! Ладно?
— Ну… — растерялся Андрей и вдруг представил себе, как Ольга тянет руку на общем собрании и застенчиво встаёт, получив слово, одёргивая короткую чёрную юбку и машинально оглядываясь на Андрея в поисках поддержки… — Ну, я думаю, благородные сэры не будут возражать…
— А чего это? — запальчиво встрял Махно.
— Мы с Яной всё-таки гости, — улыбнулся Антон.
— И ихнюю с Яной водку пьём! — вставила Оксана-вторая.
— А-а-а, — уважительно согласился Махно. — Ну… пусть… я что? Я не против…
Яна, волнуясь, начала:
— Мне кажется, нет национальной идеи… Нет, не перебивайте! Я понимаю, это звучит чересчур… чересчур заезжено, что ли… Вот ты, Москвич… Лёня… у тебя есть понимание того, зачем тебя в армию забрали? Что ты должен делать после армии? И за каким чёртом ты затеял всю эту свистопляску? Есть такое понимание?
— Есть, — зло сказал Москвич. — Сваливать надо отсюда, вот и вся идея. Вы тут шумите, руками размахиваете, а нам всем с пацанами, если поймают, такое сделают, что пожалеешь, что не сдох. Тоже мне… армия… священный долг. Филон! Сколько у нас пацанов опустили, а? Шесть?
— Шесть, — отозвался Филон. — Месяца два назад один повесился.
— Помню, — сказал помрачневший Кирилл. — Я к армейским пузанам за сюжетом мотался… ни хрена толком не сказали… "слабый, неприспособленный"…
