Кристофер Мур - На подсосе
— Немногим меньше часа тому.
— Благодарю вас, Ваше Величество. А не знаете, куда он держал путь?
— Я бы решил, в какое-то укромное место, где можно без помех выпить ужин. Хотя не могу утверждать, что чрезмерно хорошо его знаю, не думаю, однакоже, что Уильям часто склонен пропускать вечера в Вырезке.[15]
Джоди похлопала Императора по плечу, а тот взял ее за руку.
— Простите, дорогая моя.
— Простить? За что?
— Когда я в тот вечер увидел вас с Томасом, я все заметил. Это правда, не правда ли? Томас изменился.
— Нет, он по-прежнему долбоеб.
— Я о том, что теперь он — один из вас?
— Да. — Джоди оглядела улицу. — Мне было одиноко, — добавила она.
Император очень хорошо понимал, каково это.
— Я сказал об этому кому-то из бригады в «Безопасном способе», Джоди. Простите меня, я испугался.
— Вы сообщили Животным?
— Да, перерожденцу.
— И как он отреагировал?
— Взволновался за душу Томаса.
— Да, Клинт иначе не может. А не знаете, прочим Животным он не говорил?
— Я бы решил, что уже сказал.
— Ладно, тогда не переживайте, Ваше Императорское Высочество. Все в порядке. Только никому больше не говорите, ладно? Мы с Томми уезжаем из Города, как и обещали тем полицейским. Нам только порядок нужно навести.
— А другой — тот старый вампир?
— Да. И он тоже.
Она повернулась и зашагала прочь — в глубину Вырезки. Каблуки ее щелкали по тротуару, а сама она чуть ли не бежала.
Император покачал головой и потер Лазаря за ушами.
— Надо было сказать ей о следователях. Я знаю, старина. — Но признаться в слишком многих слабостях за раз было выше его сил — и это тоже недостаток. Сегодня Император приговорил себя к ночевке в каком-нибудь холодном и сыром месте — быть может, в парке у Морского музея. В наказание за свою слабость.
Ей, конечно, никак не запомнить его новый номер мобильного. Настало пять утра, когда Томми закончил с переноской всей мебели, книг и одежды. Теперь новая студия выглядела почти так же, как старая, только в нее не провели телефон. И потому Томми сидел в углу старой студии, смотрел на три бронзовые статуи и ждал звонка Джоди.
Осталось перенести лишь их — бронзовых Джоди, старого вампира и черепаху. Старый вампир выглядел весьма натурально. Когда его покрывали бронзой, он был без сознания, но Томми попросил скульпторов-мотоциклистов придать ему такую позу, словно он делает шаг, вышел прогуляться. Джоди подбоченилась, голова откинута, словно она только что отбросила длинные волосы за плечо, улыбается.
Томми склонил голову набок — для перспективы. Ничего она не шалава. С чего это Эбби вдруг заявила, что статуя — шалава? Сексуальна — ну, да. На Джоди были джинсы с низкой талией и обрезанный топ, когда Томми вынудил ее позировать для гальванопластики, а мотоциклисты настояли, чтобы декольте было чуть побольше, видимо, пристойного, но чего ожидать от парней, которые специализируются на садовой скульптуре по мотивам «Камасутры»?
Ладно, на шалаву она немного смахивает, но Томми не мог взять в толк, почему это плохо. Вообще-то он пришел в восторг, когда у статуи из ушей повалил пар, и перед ним в чем мама родила материализовалась Джоди. Если б она его не убила, у него бы претворилась в жизнь сексуальная фантазия, которую он лелеял много лет. (Еще ребенком Томми видел по телевизору кино про очень красивую джинницу, жившую в бутылке — м-да, Томми потом не одну бутылку по этому поводу всерьез заполировал.)
В общем, статуя Джоди останется. А вот старый вампир Илия — совсем другое дело. В той статуе реальная тварь таится. Очень-очень жуткая тварь. Все причудливые события, что довели Томми до нынешнего состояния, в действие привел Илия бен Шапир. Всем собой он напоминал, что ни Томми, ни Джоди вампирами быть вовсе не собирались. Ни он, ни она не намеревались жить остаток своих дней во мраке ночи. Илия отнял у них саму возможность выбора и заменил целой кучей других выборов — страшнее и грандиознее. И первый из них: что, к чертовой матери, делать с тем, что ты своими руками заточил разумное чувствующее существо в бронзовую скорлупу, пусть даже существо это — злобный мудак из Темных веков? Не выпускать же его. Он их тогда наверняка прикончит. Убьет по-настоящему, намертво, до полной смерти, там уж не поебешься.
Неожиданно Томми разозлился. У него же было будущее. Он мог бы стать писателем, лауреатом Нобелевской премии, искателем приключений, шпионом. А теперь он — дохлая мерзость, и амбиции его простираются не дальше следующей жертвы. Ладно, это не совсем правда, но он все равно злился. Ну и что, если Илия останется заточен в бронзе на веки вечные. Он заточил их в эти чудовищные тела. Может, и впрямь настала пора для чего-то чудовищного.
Томми подхватил статую Джоди, закинул на плечо и, несмотря на вампирскую силу, попятился за нею следом — и врезался в дверь. Ладно, сюда статуи затаскивали два мотоциклиста на тележке для перевозки холодильников, поэтому стоит, наверное, спланировать как-то иначе.
Выяснилось, что довольно эффективно статую можно транспортировать, водрузив себе на спину так, чтобы одна нога влачилась по земле. Так он ее и поволок — вниз по лестнице, полквартала по тротуару и вверх по лестнице их новой студии. Бронзовая Джоди на новом месте вроде бы довольна, решил он. Черепаху он перенес вдвое быстрее. Ей новая среда тоже, кажется, понравилась.
Что же касается Илии, Томми прикинул, что жить в городе на полуострове и время от времени не пользоваться окружающей водой — неразумно. А Илие океан, судя по всему, нравился, раз он приплыл в Город на яхте, которую Томми и Животным удалось разнести в мелкую щепу.
Статуя вампира была тяжелее Джоди, но Томми подхлестывала уже мысль о том, что он от нее избавится. Всего каких-то двенадцать кварталов до моря — и все.
— Из моря ты вышел, и в море зайдешь, — сказал Томми, полагая, будто цитирует Колриджа. А может, кино про Годзиллу.[16]
Таща забронзовелого вампира по Мишн-стрит, Томми раздумывал о будущем. Чем же ему хотелось заняться? Свободного времени у него навалом, а в конечном итоге придумывать, как по-новому можно барахтаться с Джоди, — на это будет уходить лишь часть его ночей. Ему нужна цель в жизни. Деньги у них есть — и та наличка, которую вампир дал Джоди, обратив ее, и то, что осталось от продажи шедевров искусства Илии. Но рано или поздно они закончатся. Может, на работу устроиться? Или стать борцом с преступностью?
Вот оно — свою силу он пустит на добро. Может, и костюмчик себе спроворит.
Через несколько кварталов Томми заметил, что большой палец на ноге Илии — тот, что волокся по тротуару, — начал стачиваться. Мотоциклисты предупредили Томми, что слой бронзы довольно тонок. Не годится выпускать на волю клаустрофобного и голодного древнего вампира, если сам же и заточил его. Поэтому Томми прислонил вампира к углу, а сам залез в урну, порылся в ней, пока не нашел прочные пластиковые стаканчики «Большой глоток». Их он приладил на ноги вампира, чтоб те лучше скользили и не портились.
— Ха! — сказал он. — Думал, ты меня поймал.
Мимо прошли два парня в хип-хоповых прикидах.
Томми как раз обувал статую в стаканчики и совершил ошибку — посмотрел на парней. Те приостановились.
— Спер из дома на Четвертой, — сообщил Томми.
Двое кивнули, словно бы говоря: «Само собой, нам просто интересно», — и упылили по тротуару дальше.
«Должно быть, чуют мою превосходящую силу и скорость, — подумал Томми, — а потому не осмеливаются со мною связываться». На деле же парочка просто подтвердила для себя, что белый мальчонка в гриме призрака болен на всю голову — да и что им вообще делать с четырехсотфунтовой бронзовой статуей?
Томми прикидывал, что дотащит статую до Эмбаркадеро и швырнет с пирса у Паромного вокзала. Если там кто-нибудь окажется, он просто постоит у перил, словно пришел сюда со своим любовником, а потом спихнет статую, когда все отвернутся. План мыслился ему чрезвычайно изощренным. Никто не заподозрит, что паренек из Индианы станет строить из себя гея. Так не принято. Однажды в старших классах Томми знал одного парнишку, который поехал в Чикаго смотреть мюзикл «Аренда»,[17] и о нем никогда больше не слышали. Томми подозревал, что его заставил исчезнуть местный клуб «Кивание».[18]
Добравшись до Эмбаркадеро, шедшей вдоль всей береговой линии, Томми испытал соблазн свалить Илию в Залив прямо тут, но у него был план. Поэтому он проволок вампира последние два квартала до променада у Маркет-стрит, где собирались все древние трамваи, фуникулеры и паромы. Большой парк был вымощен, там же рядом садик, со скульптурами. Зданий вокруг не было, и ночь как-то вся раскрылась вампирским чувствам Томми, предстала вся в новом свете. Томми на миг остановился, прислонил Илию к фонтану и поглядел, как из решеток у трамвайного кольца подымается тепло. Идеально. Вокруг совершенно никого.
