Сказание о Синей птице - Цююань Ли
Это стало началом конца для мира людей…
На этом запись обрывалась.
Я озадаченно взглянула на преподавателя Му Фэна и спросила:
– Можно ли прочитать продолжение?
– Его нет. Это лишь небольшой отрывок китайского перевода «Долгой песни» муя. Больше десяти лет назад жена моего наставника Цзян Хуэй тайно забрала свиток у старика-отшельника из народа муя. Старик скончался вскоре после того, как Цзян Хуэй перевела песню на китайский язык. Перед его смертью старейшина муя попросил ее уничтожить все письменные свидетельства о песне. Я расшифровал лишь это.
– Уничтожить?
– Да.
– Почему?
– Так было нужно. Жена наставника сказала, что песня принадлежит народу муя. Она уважала их желания.
– Могу ли я с ней встретиться?..
– Она… скончалась.
Я разочарованно выдохнула.
– Мой наставник Цю Цзюнь также занимается исследованиями муя, они с женой были экспертами в этой области.
Цю Цзюнь… Имя звучало знакомо. После недолгих раздумий я наконец вспомнила, что отец упоминал его в «Тайнах Энигмы». Они с Цю Цзюнем раскопали деревянную шкатулку с полуптицами.
– Мне хотелось бы встретиться с вашим наставником. – Я выжидающе посмотрела на Му Фэна.
Он засомневался.
– Господин Цю – особенный человек. После возвращения с берега реки Тумэньцзян они с женой скрылись от мира. А вскоре после смерти супруги он и вовсе прекратил общение с окружающими. Я отвезу вас к нему, но, если он не захочет говорить о Тумэне, не настаивайте.
– Понятно, не буду.
Дом господина Цю представлял собой строение из дерева и камня на склоне горы. Вернувшись из той тумэньской экспедиции, он продолжал заниматься наукой, но почти не контактировал с внешним миром, ведя жизнь отшельника.
Мы подъехали к его дому в четыре вечера. Входная дверь была не заперта, но внутри никого не оказалось.
– Он оставил дверь открытой, зная, что мы приедем, – без тени удивления заметил преподаватель Му Фэн.
На заднем дворе был обустроен огород, где выращивали батат, китайскую и белокочанную капусту, салат латук, кинзу… В этих грядках было столько жизни, зелень радовала глаз. Раннее весеннее солнце приятно согревало меня, и на душе было очень спокойно. Через некоторое время я заметила движение у двери. Обернувшись, мы с преподавателем Му Фэном увидели хозяина дома в белой куртке и помахали ему, приветствуя. Он же не ответил, просто молча стоял и смотрел на нас.
Мы подошли к профессору.
– Здравствуйте, господин Цю. – Я протянула руку для рукопожатия. – Меня зовут Сюэ Ланьсинь.
Он спокойно взглянул на меня, слегка пожал мне руку и произнес:
– А, это вы.
Мое сердце екнуло: он знает, кто я?
Профессор развернулся и ушел в комнату, откуда быстро вернулся с чайным подносом. Он ополоснул чашки кипятком и наполнил их ароматным чаем.
Я завороженно наблюдала за его действиями, не зная, как завести разговор о «Долгой песне».
– Господин Цю, вы же бывали в Тумэне, не так ли? – спросила я, сглотнув: от волнения у меня пересохло в горле.
– Попробуй чай, сбор этой весны. – Он проигнорировал мой вопрос, взял чашку специальными чайными щипцами и поставил ее передо мной.
– Ланьсинь, взгляни, как красив склон горы. – Му Фэн попытался сменить тему.
– Пойдемте, я отведу вас туда.
Господин Цю открыл калитку. Как только мы вышли со двора, перед нами открылся вид на склоны гор. У подножия желтым полотном расстилались дикие хризантемы, а выше на склоне рос акациевый лес. Дул легкий ветерок, и листья шелестели, словно просыпаясь. Мы сидели на камнях, грелись под солнцем и разговаривали. Постепенно трава, деревья и наши лица окрашивались в мягкие цвета заката.
– Ланьсинь, забудь о муя, – вдруг сказал господин Цю, когда мы прощались. – Посмотри на свою жизнь, вокруг тебя все так прекрасно… – Его голос сорвался, но тут же выправился. – Цени момент и то, что имеешь. Пытаясь изменить порядок вещей, люди недооценивают то, что могут потерять.
Взгляд профессора выражал глубокую печаль и жалость. Я не придала значения его словам, но была тронута его сочувствием и добротой.
– Господин Цю необычный человек. Он скорее философ, чем профессор истории. – Я подумала о книге «Уолден, или Жизнь в лесу» Генри Д. Торо. – Он истинное дитя природы и следует своей философии жизни вдали от толпы, шума и суеты. Он выглядел очень печальным. – Я вспомнила грусть в его глазах, когда мы прощались.
– С тех пор как он вернулся из Тумэня, его жизнь резко изменилась… – медленно проговорил Му Фэн.
– Как именно? Изменения как-то связаны с поездкой в Тумэнь? – осторожно поинтересовалась я.
– Наверняка. Вскоре после возвращения скончалась его жена, и это сильно его подкосило.
– Болезнь его супруги связана с «Долгой песней»? – прямо спросила я, глядя в глаза Му Фэну.
– Скорее всего, да. Она потратила много времени и сил на запись и перевод песни. Вернувшись, она умерла от инфаркта.
– Проблемы с сердцем. – Я громко всхлипнула. Бледное лицо Цзян Ли и ее худая спина на утреннем ветру снова появились перед моими глазами. Кажется, я увидела тусклый, но вместе с тем уверенный отблеск истины во тьме.
Спустя несколько дней я поехала к господину Цю одна.
– Господи Цю, – от волнения в горле пересохло, – мне необходимо знать, что вы с Цзян Хуэй нашли на берегу реки Тумэньцзян.
Я встретилась с ним взглядом и вновь увидела в глазах профессора бездонную печаль. Было заметно, что он изо всех сил старается совладать с чувствами и успокоиться.
– Не тебе меня об этом спрашивать, – медленно и отстраненно произнес он.
– Господин Цю, я понимаю, что очень невежливо с моей стороны задавать вам такой вопрос. Ваша личная жизнь меня не касается. Но прошу простить меня. Я хочу знать все о береге Тумэньцзян, это очень важно…
– Я уже говорил тебе, что необходимо дорожить тем счастьем, что у тебя есть сейчас. – Он пристально посмотрел на меня и начал закрывать перед моим носом дверь.
– Я не знаю, может, это самое «сейчас» – тоже сон. Я не хочу жить в расплывчатой реальности. Я не знаю, кто я и зачем я в этом мире. Расскажите мне, позвольте мне узнать правду, – настойчиво сказала я, удерживая дверь ногой.
Профессор бросил на меня грозный взгляд.
Мы стояли друг напротив друга, и в тот момент я потеряла ощущение времени. Над головой господина Цю по глубокому синему небу не торопясь плыли облака… Мое сердце пребывало в замешательстве.
– Заходи, Ланьсинь! – Низкий голос учителя Цю выдернул меня из этого безбрежного пространства.
– Я познакомился с тобой, когда ты была совсем маленькой девочкой, пяти- или шестилетней. Твой отец пригласил меня к вам в гости, когда мы только вернулись из экспедиции в Тумэнь.
Я слушала профессора, как зачарованная. Он принес чахай [41] и чашки и повел меня пить чай у склона горы.
– Более двадцати лет назад университет М. направил меня с исследовательской экспедицией в земли муя. Я работал с твоими родителями. Когда твоя мать ушла из группы, нас осталось четверо: Сюэ Сюй, его помощница Цзян Ли, Цзян Хуэй и я. Твой отец вдвоем с Цзян Ли занимались памятниками культуры, а мы с женой сосредоточились на исследовании истории этого народа.
Изучая быт и культуру тумэньских муя, я обнаружил нечто странное: люди муя фактически делятся на две этнические группы. Уцелевшие представители первой группы, это муя из равнинных районов, утверждали, что они благословлены богом Энигмы. Они строго соблюдали все заповеди муя и пользовались духовными привилегиями старейшин: только они имели право использовать язык муя. Они воздерживались от любых увеселений, включая музыку и танцы, строго соблюдали обряды и так далее. Представители другой группы, назовем их аборигенами муя в Тумэне, отвергали все навязанное чужеземными народами. Музыка и танцы у них были под запретом, они бережно охраняли «Долгую песню», передающуюся из поколения в поколение. Первая группа благодаря более высокому уровню образования постепенно заняла господствующее положение среди тумэньских муя. Численность второй группы резко сократилась. Я чувствовал, что что-то здесь не так, но у меня нет никаких доказательств чьих-либо преступных действий. Ты наверняка знаешь, что муя искусны в приготовлении снадобий, и члены первой группы развили этот навык у «аборигенов», изменив их отношение к «колдовству». Возможно, именно с этим связан рост смертности среди муя.
