Александра Свида - За закрытыми ставнями
Обрадованный приобретенными столь неожиданно сенсационными новостями, корреспондент выпрыгнул при первой остановке трамвая.
Глава 18
Начальство гневается
— Ну, денек! Взбесился окончательно наш немец!
Так непочтительно называли, за глаза, начальника сыскного розыска — Рудольфа Антоновича Кноппа — его подчиненные.
— Совершенно загонял дежурного. Через каждые десять минуть звонит и спрашивает Зенина, а в промежутках разносит направо и налево всех служащих.
— Все ему скверно, ничем не угодишь сегодня!
— И где только черти носят этого Зенина? Три недели глаз не кажет, — переговаривались служащие.
— А ведь это немец наш все из–за убийства полковника рвет и мечет. Вот уж дьявольское дельце–то! Газеты разносят нас за бездеятельность, по городу нелепейшие слухи кто- то распускает, источника сплетен доискаться не могут, а тут еще карикатуры в юмористическом журнале помещают да нашему чертушке вырезки присылают.
— Карикатуры на немца?
— Нет, нарисовали покойника, которому собака глотку перегрызла, собака с окровавленной мордой бежит, а за ней дюжина наших агентов, с Зениным во главе, гонятся и поймать не могут.
— Эх, провалиться! Опять звонит…
— Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его, — сказал дежурный, трусцой направляясь в кабинет Кноппа.
— Петров, скорей, зовет! — как бомба вылетел он обратно в канцелярию.
— Отрядить полдюжины агентов и к вечеру разыскать мне Зенина живым или мертвым, — гремел через минуту начальнический голос.
Петров возвратился красный, как из бани.
— Кто из агентов имеется налицо — собрать их ко мне немедленно! — отдал он распоряжение.
— Ура! ура! — через минуту распахнул дверь дежурный.
— Шш–шш–шш! Опомнись! Уймись! Услышит — загрызет, — зашикали на него со всех сторон.
— Не загрызет! Там, в раздевальне…
— Кто?
— Зенин.
У всех вырвался вздох облегчения.
Через минуту появился и виновник всех бед.
— Где пропадал? С какими новостями? Напал на след? — посыпались со всех сторон вопросы.
— Постойте, не сразу все, — отмахивался от товарищей Зенин. — Иванов, доложи, голубчик.
— Это с нашим превеликим удовольствием.
Иванов смело постучал в дверь кабинета.
— Кто там?
— Это я-с, ваше высокородие, — открыл дверь Иванов.
— Ах, вы-с?! — не дал ему произнести слова Кнопп. — Вижу-с! Изволили забыть, что никто не смеет появляться без зова у меня в кабинете? Вот я вам это напомню и дам всем хороший урок: в двадцать четыре часа чтобы не было вас на службе!
— Я… виноват… — заикался побелевший Иванов, — Зе- нин пришел!
— Так чего ж вы молчали? Язык проглотили? Немедленно позвать его сюда!
— Честь имею явиться, — с военной выправкой вытянулся у дверей Зенин.
— Идите ближе, садитесь. Почему не давали о себе знать? Где Орловский? Напали на след убийцы? — забросал вопросами Кнопп. — А пока не хотите ли полюбоваться на свой портрет? — подсунул к самому носу Зенина карикатуру. — Не находите себя похожим? — насмешливо улыбнулся все еще раздраженный Кнопп.
— Ничего, похож, — спокойно сказал Зенин. — Только я бы себя изобразил не за собакой гоняющимся, а по–собачьи высунувши язык по Москве бегающим. Вернее было бы.
Кнопп внимательно посмотрел на агента.
— А и в самом деле, вы очень исхудали и осунулись, Зе- нин, — перешел он на отеческий мягкий тон. — Расскажите, удалось ли схватить хоть кончик нити?
— Самый крошечный, господин начальник.
— Бросьте величание и переходите к делу.
— Нашлась великолепная японская шаль с большим оторванным углом, а в доме убитого, как вы знаете, масса подобных вещей, вывезенных им с последней войны. Комнаты жены и дочери буквально завешаны ими.
— Признал ее кто–нибудь? Кому показывали?
— Показывал всем, кто только бывал в доме убитых, но признать с уверенностью никто не решается. Если бы нашелся этот кусок, о котором упорно говорит Коля, и подошел к шали, — это была бы бесспорная улика, но он исчез бесследно.
— Как же Коля описывает этот кусок?
— Говорит, что пестрый, а какой именно — не знает. Коля уверяет, что ни он, ни брат его не брали.
— Как попала в ваши руки эта шаль?
— Благодаря нашему частому помощнику — слепому случаю. На храмовом празднике в селе Озерках она была одета на голове маленькой девочки. Расхваливая ее платок, я попросил показать мне его рисунок и увидал громадную ситцевую заплату на одном из углов. На мой вопрос, от кого она ее приобрела, девочка спокойно ответила, что ее брат, гуляя с товарищами по лесу, нашел ее в кустах. У них была даже ссора, кому она принадлежит, но потом признали, что Вася увидал и поднял ее первый. За щедрые гостинцы мальчуганы сводили нас с Орловским на место находки. Это приблизительно верстах в пяти–шести от Борок. Времени после находки прошло много, так что следов там никаких не оказалось.
Я явился с донесением и возвращаюсь обратно. Не найдем ли кого–нибудь, кто видал эту шаль раньше, чем она была брошена?
— А человека, который, как вы утверждаете, тянет правую ногу, не встречали? И других каких–либо признаков его у вас нет?
— Пока больше ничего нет. — Зенин умолчал о ворсинках, собранных на подушке дочери Ромова, и о своем приключении на даче Прайса.
— Вы твердо держитесь прежней своей теории, что преступника кто–то испугал, и он убежал, далеко не окончивши своего дела?
— Безусловно, Рудольф Антонович, иначе не был бы на террасе сдвинут стол, который легко было обойти, и не было бы опрокинуто кресло. На ступеньках убийца оступился, что показывает глубокий след левой ноги, сломанный куст роз и загадочный кусок шелковой материи на нем.
— Вы продолжаете утверждать, что остальные найденные следы принадлежат не одному только Брандту?
— Да, Рудольф Антонович, по–моему, не одному ему. Слов нет, они очень похожи, но, не говоря уже о разнице в оттиске подошвы, второй след принадлежит человеку, который слегка тянет правую ногу, чего нет у Брандта.
— Больше ничего не имеете сказать?
— Ничего пока, Рудольф Антонович.
— Не много. Когда думаете выехать на юг?
— Через два–три дня.
— Можете пока уходить и прошу являться с докладом, по возможности, ежедневно.
Глава 19
Спиритический сеанс
Квартира доктора Карпова ярко освещена. Ждут гостей.
Сегодня спиритический сеанс и приглашенных очень много.
Зинаида Николаевна волнуется. Еще бы: приглашено много посторонних, и вдруг постигнет неудача.
Ведь эти же профаны не понимают, что явления нельзя создать по заказу. Иногда самый сильный медиум может оказаться нездоровым, или не в настроении, а то и в самом кружке, в особенности, когда присутствует столько новичков, не окажется необходимой гармонии.
Положим, Волжина уверяет, что у Прайса не бывает совершенно пустого сеанса. Он говорил ей, что связь его с потусторонним миром очень сильна, но…
— Боже, Боже, — только бы не осрамиться!
Наскоро обежала Зинаида Николаевна всю квартиру. Кажется, все в порядке. В столовой приготовлен холодный ужин, по первому требованию подадут кипящий самовар.
Заглянула в сеансовую комнату. Посредине совершенно пустой комнаты поставлен довольно большой, массивный круглый стол, а вокруг него простые деревянные стулья. В одном углу устроен павильон для медиума, в котором тоже поставлен один стул и лежит веревка, на случай, если, по просьбе медиума, придется связать ему руки и ноги.
Перед стулом, предназначенным для председателя кружка, лежит на столе затянутый красной тканью электрический фонарь.
На окнах спущены тяжелые шторы, воздух освежен, после чего комната нагрета.
Вот раздался первый звонок.
— Я была уверена, что застану вас здесь, Зинаида Николаевна, — сказала Волжина, входя в сеансовую комнату. — Кажется, вы волнуетесь? Нет основания, положительно нет. Сегодня утром я видела Прайса, у него прекрасное самочувствие, и он обещает показать нам полную материализацию. Вот увидите, что завтра вся Москва заговорит о нашем кружке, а ваше имя, как устроительницы и организаторши, будет у всех на устах. Кого вы пригласили из новичков?
— О, милая! Вы сейчас поймете мое волнение за успех сегодняшнего вечера. Будут: генерал Висс, графиня Мирская, князь Волин, княгиня Южина, граф Орловский, эта, сводящая всех с ума, красавица Дарская, княжна Одынская, затем наш знаменитый Плевин и скептик Зорин.
— Ого, какой титулованный букет! бедный покойный Ромов, много бы он дал за право присутствовать здесь. А, впрочем, может, он посетит нас сегодня.
— Ой, нет, я бы этого не хотела!
