Юрий Волузнев - Черное зеркало
Игорь вытер лицо. Отдышался. Оправил куртку. Карман был порван. Щенки подвывали, но не решались даже приподняться. Черный осторожно тянул руку к темному углу. Игорь проследил за его движением и увидел валяющийся пугач. Наступив каблуком на смуглое запястье, отчего чернявый снова взвыл, он нагнулся и поднял эту тяжелую железную игрушку.
Это был старый парабеллум военного образца. Игорь сунул его в карман джинсов, подобрал сумку и, не дожидаясь лифта, пешком пошел на свой пятый этаж.
Дома попытался привести себя в порядок. Посмотрелся в зеркало. Лицо было чистое, обошлось без синяков. Лишь вокруг шеи краснел жгуче саднящий рубец.
Затем, почувствовав голод, Игорь полез в холодильник, сделал пару бутербродов. Сунулся в пенал. И неожиданно приметил нечто необычное за кастрюлями. Протянул руку и выудил на свет наполовину опустошенную прямоугольную бутылку «Смирновской» водки…
— Сюрприз, однако… — пробормотал он. — И весьма кстати.
Наполнил свой любимый граненый стакан, понюхал. Водка как водка. И никакого миндального запаха. Вроде съедобно… Да если и есть что — была не была! Сейчас узнаем.
Игорь опрокинул стакан в глотку. Прочувствовал… И с удовлетворением отметил, что остался живым.
Затем, жуя бутерброд, полез в карман куртки и вытянул пушку. Осмотрел. Вынул обойму. Она была полна…
«И никакой это не пугач, — поежившись, подумал он. — И как только черный выстрелить не успел! Салажня ведь обычно сначала что-то делает, а уж только потом думать начинает. Если вообще умеет…»
На рукояти пистолета выделялся потемневший от времени латунный ромб с какими-то каракулями. Игорь присмотрелся внимательно и…
То, что произошло через мгновение, называется кратко и образно: у него отвалилась челюсть.
На латунном ромбе ясно читалась глубоко процарапанная дарственная надпись:
«Мише Липскому на вечную память от Вани Лешака. 1945»…
Если бы хотя одно из этих имен было бы незнакомо Игорю, то, вероятно, могло бы иметь место какое-то необъяснимое совпадение. Но он хорошо знал, что его тесть, Михаил Павлович Липский, во время войны, после окружения, сражался с фашистами в партизанском отряде Германа и лучшим его другом в те годы был Иван Борзенков. По кличке Лешак.
Самого Лешака Игорь не знал — тот умер много лет назад, но слышал о нем рассказы своего тестя. Да что там тестя! Иван Борзенков был родным дедом Илоны.
И на свадьбе Игоря и Ларисы среди многочисленных гостей присутствовали вдова Лешака — Софья Наумовна и его дочь, а точнее, мать Илоны — Нелли Ивановна…
Игорь сидел на табурете и, глядя на парабеллум ошалевшими глазами, силился хоть что-то понять. Но все его потуги были напрасны.
То, что в квартире этого пистолета не было, по крайней мере в то время, пока Игорь жил здесь, он мог поклясться чем угодно. Года полтора назад пришлось сделать полный ремонт. Причем собственными руками. И поэтому буквально каждая вещь, находящаяся в доме, так или иначе прошла через руки Игоря. А об этом парабеллуме Лариса даже не заикалась, быть может и сама не подозревая о его существовании. Оставалась только одна версия: он хранился на даче.
И на даче же два года назад произошла та жуткая трагедия, погубившая, можно сказать, сразу троих человек, если считать и неродившегося ребенка…
И раз этот ствол оказался в руках у чернявого бандита, то, скорее всего, во всем этом так или иначе замешаны его соплеменники. А это уже серьезно… Серьезнее некуда.
Идти к ним и выспрашивать, что, мол, и откуда, — такая бредовая мысль не может прийти в голову даже самому безнадежному идиоту. Хотя… Такая мысль вполне может прийти в пьяную голову…
Игорь покосился на бутылку и убрал ее от греха подальше…
— Ну, а у тебя как? — обратился к Гаврилову Люлько, начальник следственного отдела. — Нашел чего?
В кабинете проходила очередная летучка. Николай поднял голову:
— Ну с Липской все, по-моему, ясно. Обыкновенная истеричка. Узнала об изменах мужа и налакалась цианистого калия.
— Ясно, да не совсем. Она этот калий в аптеке, что ли, купила?
— Ну, Василий Васильевич… Сами знаете, чего у нас теперь только купить нельзя. Тут можно до бесконечности гадать. У нее не спросишь.
— А я не у нее, я у тебя спрашиваю…
— Нет. На этот вопрос не могу ответить. В мусорном ведре нашли склянку из-под яда, но происхождение этой склянки установить не удалось. Отпечатки пальцев — только Липской.
— А на письме, на вещах?
— Тоже ее. Хотя и не только… Ну так это ни о чем не говорит. Не в вакууме живем… На расческе в прихожей — ее волосы. На бутылке с остатками ликера — ее отпечатки. И, очевидно, продавца… Сами знаете, что невозможно все отследить, от изготовителя до потребителя.
— Ясно. В бутылке яд был?
— Да. И между прочим, очень сильная концентрация. Очевидно, Липская что-то такое подозревала о том, что сахар нейтрализует цианид, и вбухала термоядерную дозу…
— Точнее, все, что у нее было. Чтобы с гарантией.
— Возможно… А может, с прицелом на то, что муженек с похмелья хватанет. Он уже покушался…
— Логично. Кстати, о муженьке. Что с ним?
— Все чисто. Весь день проторчал на работе. И там его видели не только сотрудники, но и посетители. Народ совершенно в данном случае беспристрастный. Вчера там Цыпин был, проверял.
— Еще что?
— Еще? На всякий случай провели контрольное опознание. Пригласили соседей по площадке. Двое пенсионеров. О своих соседях отзываются положительно. Личность Липской подтвердили… Брат ее проживает на Комендантском. Застать не удалось.
— Так. Хорошо… А теперь посложнее будет. Сам понимаешь, поскольку Липская и Бутенко были знакомы с детства и обнаружил их трупы один и тот же свидетель, и как раз в твое дежурство, то и раскручивать оба эти дела, а скорее всего, одно и то же — тебе… Продолжай.
— Итак, Бутенко. Илона Львовна… Тысяча девятьсот шестьдесят девятого года рождения… Бывший муж сейчас срок мотает… Убита в собственной квартире тяжелым металлическим предметом, а именно — бронзовым подсвечником. А через час… Через час после смерти получила пулю в голову.
— Ствол есть? Гильза?..
— Гильзу нашли. А вот ствола пока не обнаружили.
— А что за ствол, определили?
— Весьма любопытный ствол, товарищ майор… Парабеллум времен Второй мировой… И гильза родная.
— Интересно… А муж по какой статье сидит?
— Бандитизм.
— Мужа проверить. Дружков его, в частности. Из тех, кто недавно вышел.
— Само собой разумеется… — кивнул Гаврилов. — Интересно еще одно. Их обеих, и Липскую, и Бутенко, видел один пенсионер, который в сквере собачку выгуливал. Оглоблин Юрий Михайлович… Обе встретились в сквере, причем, кажется, случайно. И вместе пошли по направлению к дому Бутенко…
— В котором часу?
— В том-то и дело, что время Оглоблин не засек. Но даже если бы и засек, то нам от этого мало толку.
— То есть?
— Он в воскресенье забыл часы перевести на зимнее время. Только в понедельник об этом вспомнил. А вот когда именно перевел — не помнит. То ли до, то ли после прогулки… На солнышке блаженствовал. И тут увидел обеих… Слюни пускал, старый пердун. Ему, видишь ли, черненькая особенно понравилась. Липская…
— Ясно. Дальше…
— Дальше они пили кофе в бистро за углом сквера. Бармен опознал обеих. Видные из себя. В глаза бросались… Разговаривали вполголоса, без особых эмоций. Правда, рыжая… то есть Бутенко, как будто что-то доказывала или оправдывалась… Посидели и ушли. Время также не зафиксировано. Но где-то с двух до трех.
— Обеденное время.
— Они там без обеда работают.
— Все?
— Нет, не все. В квартире Бутенко как Мамай прошел. Следов много, и притом всяких разных… Естественно, и Бирюкова… Кроме, правда, Липской. Ее следов там не обнаружено.
— А почему ты полагаешь, что они должны быть там?
— Ну, во-первых, подруги детства, хотя и разругавшиеся в последнее время. А во-вторых, у меня появилась версия, что убийство Бутенко — дело рук Липской.
— Так, уже интересно…
— Короче, ревность. Липская, желая отомстить всем, убивает Бутенко, а затем себя… Да и по почерку видно — баба убивала: истерично, жестоко и долго. А что до бутылки, то она оставляет ее своему любезному супругу, чтобы тот выпил за помин ее души… Сплошной Шекспир.
— Складно, конечно. Но вот пуля…
Гаврилов задумался, закурил.
— Черт бы ее побрал, эту пулю! И почему только через час?
— Ну, может быть, она за этот час кровь с себя смыла, следы замела… А выстрелила сразу перед уходом, чтобы никто ничего сообразить не успел, если услышит… Соседей спрашивал?
— Ничего подозрительного. По крайней мере по их словам… А собственно, зачем ей следы заметать, если сама на тот свет собралась?
