Генри Олди - Книга Тьмы
Валерий берет за горлышко пустую бутылку из-под водки.
В звучании квартета виолончелистов нарастает жесткость.
Единственный прожектор мигает все чаще. Рядом с ним, на стальном тросике, с потолка спускается шар, обклеенный осколками зеркала. Шар крутится, по стенам «черного кабинета» начинается метель «снега». Белое лицо Валерия ярко блестит.
Валерий. Ясновидец хренов! Нет, ты у меня примешь подарочек!.. никуда не денешься, гад…
Он вскакивает, с грохотом опрокидывая стул, бьет бутылкой об подоконник. Звон стекла. В руке у Смолякова — «розочка». Острые сколы блестят в мигании прожектора.
Валерий оборачивается к темному пятну.
Голос. Это не выход, Валерий Яковлич. Сила здесь — пустое. А стекляшку убери. Судьбу дразнить — себя казнить. Меня тебе не увидеть. Значит, по мне ударишь, по своему горлу полоснешь. Тоже выход, но аварийный. Давай лучше на посошок…
Музыка резко обрывается. Прожектор гаснет. Прекращается «снег».
16
Чертов фонарь! Прямо в глаз светит. И жужжит. А мы тебя, красивого, сейчас прижучим… Жаль, ни одного камня рядом нет. Нарочно попрятались. Борются за чистоту улиц. Ничего, вот, вместо камня сойдет. Н-на! Промазал, блин. Ну и фиг с ним, с фонарем. Пойду-ка лучше домой. В метро. Если пустят. Пустят, никуда не денутся. Идет человек: приличный, солидный, звучит гордо… Хомо эст! Не такой уж я и пьяный. То есть пьяный, конечно. Но не такой. А такой. Ровно идти могу. Вот так. И еще вот так. И этак.
Могу!
Славно мы с Глебычем посидели. Я тоже ясновидец. Как в воду глядел: поможет — хорошо. Не поможет — напьюсь с хорошим человеком. Напился. С хорошим. Оба теперь хорошие. Остор-р-рожно, дубина! Это я не вам. Это я себе. А Глебыч молодцом. Как меня попустило, даже обижаться не стал. Давай, говорит, лучше еще по сотке тяпнем. Ну, мы и тяпнули. По сотке. У него в заначке хранилось. А потом я в продуктовый сбегал: добавить. Я люблю тебя, жизнь!.. я шагаю с работы устало… Воздух. Свежий. Рай после дедова чулана. Кстати, а чем это я… Чем в фонарь-то запустил? Опаньки! Финтифлюхой запустил! Наследством треклятым. Был шарик, сплыл шарик. Что теперь? А хрен в пальто теперь! Я люблю тебя, ж-жи… Съел, Глебыч?! Зря ты меня стращал. Вот выкинул — и накось выкуси. Давно надо было…
Ну ты, братец, совсем обнаглел. Где это видано, чтоб кот — и прямо под ноги? Сидит блохастый. Жмурится. Кысь-кысь-кысь… Что у тебя там? Мышка? Поделиться хочешь? Спасибо, я мышами не закусываю. Блин! Где ты его нашел? А ну отнеси, где взял! Я кому! к-кому сказал?! Стой, паршивец! Стой… Ну да, разогнался — «стой»!.. Вернулся. Шарик вернулся. А шарик вернулся, а он голубой… Финт-и-флюха. П-падла ты, Глебыч, пирамидон хеопский. Было счастье — черт унес. А тут не черт, а кот. Ученый. И не унес, а принес. И не счастье, а…
Ну и ладно. Ладно, Глебыч. Заберу я его. Может, ты и прав. Блин, нашло на меня. Сцена эта сволочная, глаза б не видели. Я — в зале. А рядом этот… Скоморох. Зритель, с билетом. Зрит. В самый корень зрит. И на меня косится. Кивает. Одобряет. Когда я бутылку разбил, даже палец большой оттопырил. Мол, браво. А я ему в ответ кукиш скрутил. Это ж не я — браво. Не я — бутылку! Я — тут, в зале. В партере. С программкой и биноклем. А на сцене — шут гороховый. Это он хотел Глебыча — «розочкой». «Миллион, миллион, миллион алых роз…» Подавись своим «браво», Скоморох гадский! — у меня алиби. Я со стороны смотрел. Из зала. Спектакль шел. Вот еще б чуточку… Не дали досмотреть! На самом интересном свет вырубили. И темнота.
Тьма египетская…
Куда это я иду? Мне вроде к метро… А-а, нет, правильно иду. Вон буква «М» видна. Скоро рядом букву «Ж» привесят, для равновесия. «М» и «Ж»… Му-Жик. Ме-Жа. Мо-Жет… Может, и у этого? У Скомороха так было? Сидишь в кресле, спектакль смотришь. Понарошку. Пьеса, актеры в гриме. А потом — кульминация, и — ножом! — по горлу!.. или шпага — в сердце!.. или… Миг тишины. Аплодисменты — шквалом. Зал встает. «Браво!» Катарсис. Катарсис, чтоб ему пусто было! Катарсис, едрена вошь!.. Нет, я не ругаюсь. Это я так… Извините. Да не вам это я, не вам!..
Ну сказал же: из-ви-ни-те!
…Катарсис. Ты в зале, у тебя катарсис, а на сцене — шуты толпами. Ты зритель. Это все для тебя. Чтобы прочувствовал, пережил… Ты и чувствуешь. Переживаешь. В зале. Пятый ряд, третье место. Справа от прохода. А потом — занавес. И ты уже не в зале. Загораются люстры, лампы, фонари, ты на свету, тебе не спрятаться! Ты идешь на выход, на обычный выход, а получается на аварийный, потому что авария…
Не надо мне вашего катарсиса! Задавитесь! Не хочу — так! Не хочу-у-у!..
Хорошо, ментов на входе нет. Могли б остановить. Ровно иди, придурок, слышишь? Слышу. Ага, жетон. Остался-таки один. Теперь попасть в прорезь… Есть. Все, прошел. Домой, домой! Беру шинель, пошлю домой… Нет, я еще не совсем пьяный. Вон, лампочки не хихикают вроде. Помню, было разок, в Осколе…
Оп-па, а кто это к нам в карман лезет? Вот ведь наглое ворье пошло! Сейчас я развернусь да как въеду, с разворота ногой… Нет, ногой я упаду. Рукой. С разворота. А вот и не въеду. И не выеду! Ну же? Давай! Это правильный карман… нужный!.. В портмоне все равно пятерка с мелочью да визитки — не жалко. Чувак, если ты… чувак, валяй!.. Я тебе еще и доплачу. Честно! Ну… Есть! Есть! Молодец! Получилось, получилось!
Теперь дать ему уйти, не спугнуть. Моя остановка. Так, не бежать, идти спокойно… эскалатор… двери…
Вот и все. Свободен!!!
Свободен…
17
Коньяк был дешевый, трехзвездочный. Качка куда как лучшим угощал! Лимон вязал скулы. А в сердце тихо замирал покой. Мне было хорошо. Концерты звезды закончились, и кошмар этот проклятый закончился, а жизнь продолжается.
Гип-гип-ура!
— Ну старик! Ну спас! Думал: все, хана чесу!..
«Чес» на жаргоне эстрадников — быстрый наезд в город и один-два концерта в самом большом зале, какой найдется. Кое-кто предпочитает для «чеса» стадионы. В смысле, «вычесал» максимум «понтяры», она же достопочтенная публика — и по коням! Дальше…
— …мне Арнольдыч плачет: Юрок, тонем, половина шоу насмарку! Я ему: кочумай, выплывем! А ты, старик, прямо бог из машины! Слушай, давай мой шмок с тобой контракт подмахнет? Или я сам… Айда с нами на гастроли: пиротехнику ставить, эффекты? Башли лопатой грести станем!..
«Шмок» — это звездовый менеджер. Скупердяй редкий. Хотя башлями действительно не обидел. Лопатой не лопатой, но совочком я их, хрустящих, загреб. Правда, пришлось попотеть. Дымовая машина? — Ладно, я с такой уже работал. А вот пока в их пульте для эффектов разобрался, пока с пожарником договорился — наш «тушила» трехзвездочный не пьет, ему «Ай-Петри» подавай! Вместо римских свечей выставил цветные фонтаны, в «чертовом колесе» все заряды позаменял на другие — чтоб шлейф поменьше давали. Ничего, прокатило. И еще от себя сюрприз добавил: под финал «Ночи над городом» (это у звезды суперхит!) шарахнул два магниевых заряда. Укрепил на боковых штанкетах и, когда тинейджеры в зале полезли в проход танцульки устраивать… «Тушила» меня потом чуть багром не убил, зато публика визжала от восторга! Аншлаг, овации, свист, крики, фанаты в экстазе. И мы, так сказать, Хымко, люди!
Есть чем гордиться. Хорошо получилось, и хорошо весьма.
— …ну, ты решил, старик?
Сейчас все были изрядно «на бровях», и под это дело действительно светило подписать контракт. Только зачем? Наездился я по гастролям. В печенках сидит: поезда, гостиницы, изжога от кафешной жрачки, пьянки-гулянки, унылая любовь с кордебалетками… Когда эротический балет «Птица Мира» два месяца конферил, чуть импотентом не заделался. Богема хренова. Опять же не хочу Наташку с Денисом бросать надолго.
— Спасибо, Юрок. — Мы со звездой уже третий день на «ты». — Извини, не срастется. Я по натуре домосед. Не потяну.
— По натуре он… Какие наши годы, старичок! Давай! Всех делов: заряды раскидал — жми кнопки! Не потянет он… Я ведь тяну — а ты и подавно сможешь. Тебе козлом не скакать!
Что правда, то правда. Тянет. Аж дым идет. Хотя постарше меня лет на пять. А по виду не скажешь. Завивочка, подтяжечка. По сцене как пацан носится. Профессионал. Видел я, как он у балетного станка парится. Каждый божий день. С утра. А вечером — концерт. Поди попаши так в сорок с лишним! Я сразу въехал: он под «голубого» для имиджа косит. Нормальный мужик по жизни, еще и здоровый — дай бог всякому! Вчера, помню, от смеха давился, глядя, как он перед фанками гея разыгрывал. Достали его девки, вот и решил отвязаться. И на них, и от них. Поверили, дурехи! Удрали, все пунцовые. Даже цветы вручить забыли. А звезде через полчаса уже всамделишных геев отшивать пришлось. Ну, к этим он с Полиной-танцулькой вышел. В обнимочку. И лапа у Полины под юбкой. Геи ошалели, засмущались, а Юрок им простым русским языком, без малейшей политкорректности: занят, мол, гетеросексуалю помаленьку… Ибо все мужчины — подлецы, и чистой любви меж ними вовек не сыщешь. В переводе с культурного на общедоступный. Геи, что удивительно, не обиделись. Розы поднесли и сообщили, что все равно на концерты ходить будут, ибо Юрок для них — символ. Навроде статуи Свободы и Кролика Роджера. А ориентация — его личное дело, хотя, конечно, жаль.
