Алёна Алексина - Перехлестье
– А сейчас? Ты счастлива?
– Нет.
– Тебя ждут обратно?
– Не знаю.
– Значит, не ждут. – В глазах жрицы промелькнуло удовлетворение. – А мужчина? У тебя был мужчина?
– Да… – застенчиво призналась Зария, но тут же добавила: – Он ушел. Сказал, что вернется…
– Значит, не вернется, – перебила ее жрица. – Ты злишься?
– Я…
– Злишься?
– Матушка, я…
– Отвечай на вопросы. Ты злишься?
«На вас».
– Да.
– Обижена?
«Вы не такие, как я себе представляла».
– Да.
– Хорошо. Твое сердце… в нем есть любовь. Но есть ли там боль от этой любви?
– Есть.
– Прекрасно. Ты подходишь нам. – Женщина хлопнула в ладоши, и в этот миг Зария поняла, что же было не так с ее голосом.
– Вы сломлены… – ошеломленно проговорила девушка. – Вы несчастны. И ненавидите все, что вас окружает.
– Не все, – с прежней холодностью произнесла Матерь. – Я жрица богини любви. И не умею ненавидеть. Скорее, я испытываю презрение.
– К кому?
– К глупцам, гордецам, стяжателям и сластолюбцам. – Жрица встала, нависнув над Зарией. – Особенно же я презираю ветреность. Сколько ты шла к нам?
– Несколько дней…
– Нет. Ты шла непозволительно долго! Разве мать не учила тебя? Не говорила о твоем предназначении? Молчи! Просто кивай или мотай головой – меня утомила твоя болтовня и звук твоего голоса!
Девушка медленно кивнула, не сводя застывшего взгляда с пугающей ее женщины.
– Ты умеешь таиться?
«Да».
– Ты понимаешь, в чем состоит твой долг?
«Нет».
– Я так и знала, – презрительно фыркнув, жрица отошла от молчаливой собеседницы. – Когда твоя мать покинула нас, она пошла тропой самообмана. Глупая решила, что, выйдя замуж, станет счастливее. Решила, что мужчина сделает ее жизнь светлой. МУЖЧИНА!
Зария опустила голову, привычно пряча лицо за длинной челкой. Она не могла смотреть на белую женщину – слишком больно было осознание собственной ошибки и самообмана. А Матерь тем временем поднялась к алтарю, устремила остановившийся взгляд на эмалевое сердце, маслянисто блестящее в огнях свечей, и продолжала:
– Мужчина глуп, пошл и глух! Поэтому только женщины могут быть последовательницами великой богини, только женщины могут приносить в этот мир детей. Мужчины для этого не нужны.
Та, кому все это говорилось, склонила голову еще ниже, пряча невольную улыбку. Слышала бы жрицу сейчас Василиса, подняла бы брови домиком и протянула свое многозначительное: «О-о-о…» А потом сказала бы что-нибудь такое, от чего Зарии стало бы одновременно и смешно, и стыдно.
– Но женщина слаба. Она ищет силу, защиту и бежит к мужчине. А тот обманывает ее пустыми обещаниями, одаривает бесплодными надеждами и только все портит, портит, портит! Даже великая богиня и та решила подчиниться Маркусу, думая, будто это сделает ее сильнее, и что произошло?! Наш род вот-вот пресечется, наши заветы забыты, а богиня перестала отвечать на наши молитвы!
Жрица невидящими глазами посмотрела в потолок.
– Но мы нашли способ дозваться ее. И ты нам поможешь. Последняя наследница лантей. Единственная, оставшаяся в живых носительница божественной крови, не тронутая мужчиной и не ушедшая от мира.
И тут же Матерь Дев склонилась к Зарии и заговорила певуче и ласково:
– Ты ведь нам поможешь? Поможешь богине?
Зария опешила, испуганная столь резкой переменой и оттого не понимая, что от нее хотят.
– Я стара. Слишком стара и резка, дитя. Мой муж не дал мне ребенка – ни дочери, ни сына. Он бросил меня. Ушел, обвинив в бесплодности. Каждая из нас пыталась стать женой, но ни одна не смогла. И вот пришла ты, с тем же лихорадочным блеском в глазах. С той же надеждой, что Он вернется. Больно. Ты прости меня, девочка. Я старуха. Озлившаяся старуха.
– Нет, что вы… – прошептала Зария. – Вы не…
– Помоги нам достучаться до великой богини. Она молчит почти год. Только ты сможешь сделать так, чтобы она услышала и спустилась к нам, своим чадам.
– Но как? – Девушка даже не шептала – беззвучно, одними губами, произносила слова, сгибаясь под невидимой тяжестью.
– Одно служение в храме. Всего одно служение, дитя. И мы сможем добиться того, что она нас услышит.
«Ни на что не соглашайся, не делай ничего!»
Как отказать? Да и зачем? Они несчастны, и им нужна помощь. Хоть какая-то надежда. А от нее и требуется-то всего одна служба. И здесь – в этом странном месте – от нее действительно ждут поддержки. Отсюда, из этих стен, вышла ее мать. Здесь всегда жили дочери богини любви. Одно служение…
– Я согласна, – склонившись перед жрицей, прошептала последняя наследница лантей.
А белая женщина думала, глядя на склоненную макушку, о глупости и невежестве молодой дурочки, все еще надеющейся на любовь. Что ж, как бы то ни было, никто, кроме нее, не достучится до великой богини. И молитва, произнесенная страдающей скиталицей, дойдет до той обязательно. Какая мать не услышит плач своего ребенка? Да, права была Анара – наивность и доверчивость этой девушки превосходит все мыслимые пределы.
О безусловной пользе зла и вреде добра
Когда Василиса открыла глаза, первое, что пришло ей на ум, было… то, что никак нельзя озвучивать в обществе приличных людей. Однако приличных людей вокруг не оказалось, поэтому девушка громко и от души излила душу окружающему ее камню.
За время сна она совсем закоченела, даже шкура и та не спасла, ноги были ледяными, шея без подушки затекла, левый висок дергало – именно в этом месте под головой оказался маленький острый камушек… Хотелось есть и пить. Причем чего-нибудь горячего. Хотелось теплую ванну или хотя бы душ, хотелось шерстяные носки, шапку-ушанку, тулуп, ватные штаны, компас, фонарик и пистолет. О-о-о… Пистолет особенно.
Но увы. Пришлось кое-как подниматься на затекшие, окоченевшие ноги, разминать сведенную шею, тереть глаза ледяными руками и урчать животом. Да что же это такое! Все нормальные попаданки – люди как люди, у них и балы, и кареты, и корсеты, и рыцари, и сверхспособности, и драгоценности, и поклонники. А у Васи все как всегда – лишний вес, полный раздрай в личной жизни, неопределенное будущее и неудобства разной степени тяжести. Чтоб этого Маркуса приподняло и шлепнуло!
И в какую сторону теперь идти? Если во сне она не перевернулась, что очень может быть, то идти надо назад. Только… где это назад? Нет, направление вперед и назад Василиса могла отличить, но, проснувшись, она уже столько раз попрыгала на месте, потерла поясницу, поприседала и покружилась, что теперь решительно не понимала, откуда пришла и куда следует держать путь.
Тьфу.
Что делать, если не знаешь, куда идти? Искать ориентиры. И снова, как тогда в лесу, – ни мха на деревьях, ни солнца, ни севера-юга. Оставалось только одно – настраиваться на осязание. И вот искательница приключений отправилась вперед, полагаясь на единственный доступный в ее ситуации ориентир: холод.
Она прекрасно помнила, что в самом начале пути, когда Фирт только завел ее в подземелье, там было тепло. Соответственно, если хочешь выйти, надо идти туда, где теплее. Такая простая и бесхитростная, как сама Василиса, логика тем не менее принесла плоды – девушка уже несколько раз возвращалась из ледяных коридоров, меняла направление и – о чудо! – чувствовала, как постепенно воздух становится не таким стылым.
Вот только как ни теплело вокруг, а ничего похожего на ранее пройденные коридоры не появлялось. Лиска брела извилистыми путаными ходами. Постепенно неровные каменные стены стали более рыхлыми, потом взялись расслаиваться, как пирожное «Зебра» в разрезе. Приглядевшись, девушка поняла, что камень уступил место земле. Василиса чувствовала себя кротом, ползущим сквозь толщи почвы, где песок прослаивался полосками глины, глина – черноземом и еще чем-то, чему путница не знала названия. Это «что-то» – неровные узкие полоски неизвестной породы – переливчато мерцало, и в коридорах сделалось почти светло.
Сколько она шла? Час, два? Время в этих бесконечных подземельях будто бы перестало существовать, мысли путались. Иногда усталой страннице казалось, что будто бы она слышит какие-то голоса издалека. Едва различимые, они говорили о ней. Но доносились лишь обрывки фраз.
«Пропала девушка, двадцать пять лет, пошла в туалет…»
Так похоже на Юркин голос…
«Особые приметы – татуировки на запястьях обеих рук…»
«Как пропала? Пропала – найдется. А то я ее не знаю!»
Мама?
«Заренка…»
Йен. Йен!
«Только беда от этих баб! Сначала одна ушла неведомо куда, потом…»
Багой.
«Найдите девушку!!! Я требую, чтобы вы нашли…»
Голоса путались, переплетались, казалось, они звучат одновременно везде и нигде. Словно бы искривленные пространства переплелись, как радиоволны, и теперь сквозь помехи до Василисы доносились сигналы разных станций – нечеткие, перекрываемые белым шумом.
