Карина Демина - Леди и война. Пепел моего сердца
– Возможен бунт…
– Бунт будет подавлен, – спокойно заметил Сержант. – Гарнизон готов.
– Уверены? Гарнизон – те же люди. И вряд ли они пойдут за вами.
Кормак прав, но Сержант его правоту не признает. Более того, он спокойно пожертвует и городом, и замком, оставив за собой Кривую башню, которую хватит сил удержать до возвращения Кайя.
Он вернется. Обязательно. Он не бросит нас здесь.
– Но даже если гарнизон встанет на защиту вашей светлости, то прольется кровь… много крови… Вы готовы это допустить?
Гражданская война в пределах отдельно взятого города? Из-за меня?
– И какой вы предлагаете вариант?
Он не пришел бы без камня за пазухой. Разве подобный человек нарушит правила поведения, оставив хозяев без увесистого подарка? И сейчас Кормак откидывается в кресле, отпуская стол. Он складывает руки, словно в молитве, упираясь большими пальцами в подбородок. Растягивается рыхлая кожа на шее, собираются складки на щеках.
И я смотрю на темную кайму под ногтями: лорд-канцлер не боится марать рук.
Я же понимаю, что он готов пойти ва-банк. Мятеж. Измена. Казнь. И шантаж мной как единственный способ ее избежать.
– Не я. Совет предлагает вам сменить статус.
Предсказуемо. Во взгляде вызов и ожидание моих слез. Их не будет.
– Ваш супруг получит ту жену, которая соответствует его положению и ожиданиям народа. Вы – достойное содержание и мою поддержку. Все то, что не прощают леди Дохерти, простят фаворитке лорда Дохерти. Вашу… эксцентричность. Вызывающую внешность. Отсутствие манер. Привычку лезть в дела, совершенно вас не касающиеся.
Откровенно. И, пожалуй, близко к правде.
– Вы будете избавлены от необходимости присутствовать на всякого рода официальных мероприятиях, которые вам столь ненавистны. Будете заниматься благотворительностью…
Сходя с ума от ревности и обиды.
– Совет даже не станет возражать против появления у вас детей.
Какая неслыханная щедрость! Кормак близок к тому, чтобы вывести меня из равновесия.
– Боюсь, я не могу принять ваше щедрое предложение.
– Боюсь, в скором времени у вас не останется выбора. Гнев народа порой страшен… Вы уверены, что здесь вы в безопасности?
– В куда большей, чем с вами.
– Неужели? Вы так безоговорочно доверяете своей охране?
– Больше, чем вам.
– Что ж, я сделал все, от меня зависевшее. Я вынужден буду доложить Совету о вашем упорстве. Боюсь, вы обрекаете нас на не самые приятные действия. Будет начато расследование…
И вынесен вердикт, постановление или иной очень серьезный с виду документ, который Сержант проигнорирует. Но как появление этого документа воспримет Кайя?
– Любые постановления Совета в отсутствие лорда-протектора не имеют законной силы. – Сержант знает, как поддержать. Только Кормака сложно свернуть с избранного пути.
– Но вы не знаете, как надолго затянется это отсутствие…
– Сто пятьдесят шесть часов четырнадцать минут. – Этот стерильный голос не мог принадлежать человеку.
Я, да и не я одна, смотрела на то, как плывет гранитная стена, теряя плотность и цвет, вытягивается, вылепляя лицо. Первым появляется длинный нос, затем лоб и губы, формируются глазные впадины. И тонкая пленка век вздрагивает, раскрывая желтые глаза.
Растут ресницы.
Тянется шея, неестественно длинная, и я не могу отделаться от ощущения, что это создание вот-вот расплывется, как воск по полу.
– Сто пятьдесят шесть часов тринадцать минут, – уточнило оно, отлепляясь от стены. – Вероятность полного выздоровления Кайя девяносто девять и девятьсот семьдесят шесть тысячных процента.
Я знала, что он жив, но все равно не сумела сдержать вздоха облегчения.
Как будто стальное кольцо вокруг сердца разжалось.
Сто пятьдесят часов? Это шесть дней и еще немного.
Продержимся?
Обязательно.
– Система полагает необходимым распространение данной информации как средства понижения уровня агрессии внутри популяции.
Люди, узнав, что Кайя жив и скоро – определенно скоро – появится, не станут воевать.
Вот только вряд ли лорд-канцлер поспешит выполнить рекомендацию.
– Система полагает необходимым предупредить объект. – Оракул, а я не сомневаюсь, что вижу именно его, повернулся к лорду-канцлеру. И разворачивался он всем телом, словно позвоночник его не обладал и минимальной подвижностью. – Действия объекта способствуют развитию кризиса, угрожающего стабильности системы.
– Система ошибается.
Кормак возражает? Ладно, он нормально воспринял появление Оракула из стены и в принципе не выказывает удивления, которое должно бы быть, – это объяснимо. Если Оракул появлялся прежде, то Кормак мог с ним встречаться. Но возражать…
– Накопленный массив информации позволяет системе создавать прогнозы высокой степени точности.
А вот мне под взглядом Оракула неуютно. Взгляд этот лишен выражения, так смотрит камера.
– Система отслеживает нахождение объекта в данной локации. Система будет предупреждена при смене объектом места пребывания.
То есть за мной следят, точнее, наблюдают? И как к этому следует относиться?
– Система не враждебна объекту. Система предлагает к реализации сценарий ожидания с благоприятным прогнозом разрешения основных конфликтов.
Что ж, иного варианта у меня все равно нет.
– Система испытывает затруднения в полноценной реализации визуального модуля вследствие повреждения основных контуров. Время контакта системы ограничено.
Пожалуй, это можно было бы счесть и предупреждением, и извинением, и прощанием.
Он не стал уходить в стену, но просто рассыпался, причем песка на ковре не осталось.
Иллюзия? Голограмма? Что это вообще было?
Визуальный модуль.
– Ваша светлость, надеюсь, понимают, что эта система не вмешивается в дела людей? – вежливо поинтересовался Кормак, прежде чем удалиться.
Намек на то, что к рекомендациям Совет в его лице не прислушается?
И что за оставшиеся шесть дней сделает все возможное, чтобы добраться до меня. Кормак не умеет проигрывать. А еще ему известен крайний срок.
– Это вам, – сказал он, протягивая Сержанту сложенный вчетверо лист. – Возможно, вы убедите леди проявить благоразумие. Или проявите сами.
Я не стала спрашивать, что было в письме.
Глава 4
Тревожные дни: продолжение
Менделеев долго доказывал своей жене, что на первом месте должен стоять водород, а не жена и дети.
Жизнь замечательных людей,или Правда о мужских доминантахТуман. Рыхлый, творожистый, непроглядный.
Он проглатывает звуки: всплеск весла, скрип древесины, увязшей в мокром песке. Вздох человека.
И Тиссе страшно разжать руку, потому что она вот-вот потеряется в этом тумане. Желтый корабельный фонарь давно потерялся, и теперь Тисса, пожалуй, не могла бы сказать, в какой стороне осталось судно. И как гребцы найдут обратный путь?
Урфин уверял, что найдут.
И что ночь – самая подходящая для высадки. Сегодня стража и близко к берегу не сунется, люди аль-Хайрама беспрепятственно заберут груз, а Урфин – лошадей.
Всего-то надо – преодолеть полмили чистой воды. И еще две до дороги.
Воду преодолели, но люди почему-то не спешили покидать лодку. Напротив, словно ждали кого-то или чего-то, напряженно, готовые не то сбежать, не то напасть. И Урфин, высвободив руку, накрыл ею палаш. Но вот раздался протяжный свист и птичий плач, на который ответили лисьим тявканьем.
– Идем. – Урфин спрыгнул в воду и, закинув сумку с немногочисленными вещами, подхватил Тиссу на руки.
До сухой земли три шага.
– Держись меня. Не разговаривай. Если вдруг что-то пойдет не так, падай на землю.
Что пойдет не так?
Вопроса Тисса не поняла – она не знала этого языка, но сам тон был враждебным. И Урфин ответил на том же наречии ничуть не более дружелюбно.
Еще фраза.
Ответ.
Почти ссора, и туман отползает за плечи человека, столь же огромного, как лорд-протектор, но куда более страшного. Наверное, так выглядят великаны из нянюшкиных сказок. Голова-валун, лысая, бугристая, покрытая шрамами и насечками, утоплена в плечи, на каждом из которых по сундуку. Он бос и одет лишь в полотняные штаны, а медвежья шкура, заменяющая плащ, вряд ли способна защитить от ветра.
– Не бойся, – шепотом сказал Урфин.
Существо – Тисса всерьез усомнилась в принадлежности его к человеческому роду – замерло в трех шагах. От него смердело потом, жиром и козлиной шерстью.
Оно раскачивалось и ворчало.
– Спокойно, Агхай. Свои.
Разве оно понимает?
Понимает.
– Груз – туда. Туда. – Урфин указал в сторону лодки.
Существо кивнуло, развернулось и неторопливой, какой-то утиной походкой двинулось в туман.
– Идем. Лошади ждут.
Две. Пегий мерин с впалой грудью и вполне крепкая, округлая кобылка.
– Получше не нашлось? – Урфин осмотрел лошадей придирчиво, хотя было ясно, что с его кирийским жеребцом они ни в какое сравнение не идут.
