Алёна Алексина - Перехлестье
– Лишил? – Дэйн грустно улыбнулся. – Я сидел под твоей дверью всю ночь, Милиана. А утром я пришел в келью, где заперли Йена, с едой и теплой одеждой и увидел тебя, спящую у его ног. Как собаку.
Милиана закрыла глаза. Вздохнула. Открыла. Волоран в совершенстве умел прогонять ее тоску. Стоило ей хоть минуту поговорить с ним – и в душе сразу поднималась горькая досада. Зато грусть проходила. Бесследно.
– Вол… дэйн! Я не верю, что мы смогли бы стать семьей. – Магесса решила раз и навсегда поставить точку в этом вопросе, занимавшем его, судя по всему, последние девять лет.
– Почему? – Палач магов и впрямь не понимал.
Он ее сведет с ума. Всегда сводил. Да что ж за мужик такой!
– Во-первых, ты меня не любишь. Во-вторых, мне не хотелось себя унижать. В-третьих…
– Унижать? – Ему показалось, что он ослышался.
Повитуха снова вздохнула:
– Дэйн, ты ведь все равно не стал бы моим мужем.
– Стал бы.
– Да ты… – она задохнулась. – Бесчувственная деревяшка! Хочешь сказать, если бы я той ночью пришла к тебе, ты бы принял меня? Конечно нет! Разве ты хотел меня? Хоть когда-то? Я могла нагишом перед тобой сплясать, соблазняя, а ты бы сказал, что я тощая, как жеребенок фадира. Только и всего.
– С чего ты это взяла? – недоуменно спросил он.
– Ты презирал меня! – яростно продолжила она и вдруг осеклась, понимая смысл ранее сказанного. – Ты ждал меня у двери всю ночь?
Волоран пожал плечами:
– Когда я предлагал кольцо, я предлагал не только помолвку, чтобы отвадить тебя от брата. Я предлагал все. И я не пошел бы к Чаше, если бы не хотел тебя. На такую жертву даже ради Йена я бы не пошел. Ты ведь не могла этого не понимать, Мили.
Она вздрогнула и отступила на шаг назад.
– Замолчи. Просто замолчи.
Девушка закрыла лицо руками. Теперь вместо слез ее душил смех. Боги, что же она натворила, чем прогневала судьбу?
– Зачем я тебе? Почему ты говоришь мне об этом? Почему сейчас? Почему ты всегда был против того, что мы с Йеном вместе?
– Не плачь. – Он вздохнул и стер мокрые дорожки с ее лица.
Милиана застыла, удивленная прикосновением. По телу пробежала дрожь, почувствовав которую мужчина нахмурился и отдернул руки.
– Идем обратно. – Дэйн подтолкнул магессу в сторону «Кабаньего пятака». – Холодно.
– Ты не ответил, – напомнила Повитуха, послушно шагая рядом.
Волоран помолчал, а потом объяснил:
– Я старался не вмешиваться. Но он всегда был на грани срыва. А ты рядом с ним – несчастна. Вы убивали друг друга. Я надеялся, что, когда Йен получит назвище, между вами все закончится и вы успокоитесь. Но потом узнал, что вы решили уйти на Перехлестье. Служить богам. Этого я допустить не мог.
– Мы не собирались идти на Перехлестье, – возразила девушка и чуть не упала, когда мужчина дернул ее за локоть.
– Что?
– Мы никогда не собирались идти на Перехлестье, – повторила она. – Я собиралась идти одна.
Он вглядывался в ее лицо. На город спустились сумерки, но еще было достаточно светло. Волоран смотрел на Милиану, но не находил в ее глазах даже тени лукавства.
– Глупая, – наконец произнес он. – Маленький глупый жеребенок.
Магесса горько усмехнулась, услышав это:
– Да. Глупая. Но жить тут и понимать, что я никогда не стану любимой… – Она осеклась.
– Любимой?
В сгущающихся сумерках Милиана, закрыв глаза, кивнула. Для дэйна не было секретом, как сильно она хотела стать человеком, как жадно искала любую возможность, перечитала стопы книг, ходила за советом к отцам, постоянно пропадала в библиотеке Клетки. Не было мага более одержимого желанием отринуть дар, чем Мили. И девчонка нашла два способа. Точнее, не нашла. Узнала о том, что такие способы есть.
Первый – стать женой дэйна. Но не просто женой, а нареченной, союз с которой благословят боги. Тогда сила палача магов просто уничтожит темную суть, сделав магессу простым человеком. Второй способ был… менее милосердным. По сути, он не делал мага человеком, лишь запирал его дар. Перехлестье.
Перехлестье всех дорог, стихий и миров. Там не было места магии, попавший туда лишался проклятой силы. Становился человеком и жил, посвящая себя служению богиням.
И несмотря на то, что жизнь на Перехлестье была строга и полна трудов, несмотря на то, что, придя туда однажды, покинуть это место было уже невозможно, Перехлестье стало мечтой Милианы.
Но Волоран впервые слышал о желании быть любимой. И если она так этого хотела, значит…
– Когда ты предложил мне кольцо… ты сковал меня по рукам и ногам, – тихо сказала девушка и вскинула на дэйна укоряющий взгляд. – Я не жена и не невеста. И не человек.
Он шел молча, что-то решая. Вспоминал события девятилетней давности, накладывая воспоминания на новое знание. Все представлялось в ином свете, не таким, как казалось прежде. Но тогда…
– Грехобор тебя не любил? – осторожно спросил палач магов.
– Может, по-своему. Но не так, как любит Василису, – призналась наконец Повитуха. – Он к ней… полон нежности. Он любит ее недостатки, ее достоинства. Всю ее. А меня… жестоко ревновал и был непримирим к моим слабостям.
Дэйн снова остановился. Повернулся к девушке. Нахмурился.
– А ты его? Любила?
Она отвела глаза. Открыла рот… но дэйн вдруг подобрался. Взгляд сделался пронзительным и острым, из него словно ушло все человеческое. Магесса сглотнула, зажмурилась, кусая губы… и ойкнула, когда мужчина дернул ее куда-то вверх по мостовой:
– Идем. Быстрее.
Повитуха не возражала. Когда Волоран становился дэйном, отстраняясь, растрачивая даже те жалкие чувства, что умел испытывать, с ним нельзя было спорить. Они шли тесными извилистыми переулками, поворачивая то в одну, то в другую сторону. От однообразных серых домов уже рябило в глазах, и скоро Милиана совсем перестала понимать, куда они так несутся. А уж обратный путь и вовсе не нашла бы.
– Стой.
Дэйн замер, вскинув руку, и прислушался. Девушка послушно застыла. Они стояли на перекрестке двух улочек в уже почти сгустившейся тьме. Пахло дождем и мокрым камнем, гулкое эхо отражалось от стен. Здесь было бесприютно и тоскливо.
– Как таких, как ты, земля только носит? Я из-за тебя сестры лишился! Она прибежала вся растерзанная, в слезах. Надругался над невинной девушкой, собака?! Она плакала, а пока я бегал за водой, повесилась прямо на пояске под потолочной балкой! Ты убийца! Ничтожество, прикрывшееся добродетелью!
Мили вопросительно посмотрела на Волорана. Тот бесшумно шагнул на звук негодующей речи. Беззвучно выскользнул из ножен меч.
– Убирайся, душегубец! Будь я вправе – убил бы тебя, погань проклятая! Сколько еще девочек ты погубил? Скольких ссильничал? А? Говори! Сколькие еще руки на себя наложили, козел похотливый?!
Дэйн исчез за углом приземистого домика. Милиана прислонилась к холодной стене и стала ждать. Не было надобности следовать за палачом магов, когда тот вершит свой суд, да и не ее это дело. Поэтому девушка терпеливо ждала.
Короткий хриплый вскрик вырвал магессу из задумчивости. Из-за угла пахнуло сыростью, прелью и плесенью. Сила колдунов. Только от нее такая вонь.
Тем временем за углом дома кто-то захрипел, забулькал… Рухнуло на камни мостовой тяжелое тело. Мили прикрыла глаза, повторяя про себя, что ее это не касается.
– Идем… – Волоран вынырнул из полумрака, поддерживая висящего у него на плече… Шахнала!
Молельник был весь в ссадинах, одежда его оказалась грязной и рваной, да и сам он мало чем отличался от Милианы, успевшей прорыдаться в городской в луже: спутанные волосы слиплись от воды, лицо окаменевшее, губы искусанные, костяшки пальцев разбиты, словно мужчина в бессильной ярости колотил кулаками по камням. Но, что самое важное…
– На нем заклятие, – сипло сказала Повитуха. – И не одно. Кто может наложить заклятие на отца?
– Выясню, – коротко ответил дэйн и повторил: – Идем.
Глен начинает понимать
– Зария…
Чернушка в который раз обошла по крутой дуге возникшего у нее на пути духа и снова направилась в обеденный зал. Суматошный день закончился, следовало навести в харчевне порядок – собрать со стола пустую посуду, выбросить в помои остатки еды, подмести пол и присыпать его свежей соломой…
Пока в питейном зале громыхал за своей стойкой Багой, девушке было проще не замечать навязчивого колдуна. Да трактирщик, раздосадованный тем, как обидели его хромоножку, несколько раз напускался на Глена и прогонял призрака прочь. Но сейчас хозяин ушел в кладовую, и Зария осталась одна. Поэтому опостылевший ухажер сразу же возник из воздуха прямо перед ее глазами.
– Зария!
И снова девушка молча обошла его. Хромота у нее после недавнего злоключения усилилась, нога разболелась, а в горле стоял комок. Но приученная к боли и молчаливому терпению чернушка продолжала работать: собирала на огромный поднос грязную посуду и, скособочившись от тяжести, таскала ее на кухню.
