Вера Чиркова - Проклятый эксперимент. Бонна
Лиарена не выдержала и направилась к нему, начиная подозревать, кто именно может быть там нарисован.
Она сразу поняла, что угадала, едва подошла ближе. Так походить на нее могла бы лишь старшая сестра, слишком молода была изображенная на портрете женщина.
Светились живым лукавством карие глаза, спадали на грудь пышные локоны небрежно перевитых алой лентой волос, чуть сдвинулась с плеча вышитая серебром широкая оборка летнего платья. Но лучше всего удалась неизвестному художнику улыбка, шаловливая и кроткая одновременно, словно женщина секунду назад созорничала и теперь пытается придать своему лицу невинное выражение.
Донна смотрела на нее и пыталась представить, как они прожили бы эти годы, если бы матери удалось спастись. Какие бы песни пела ей в детстве эта светлая, словно пронизанная весенним солнцем магиня, какие платьица бы надевала. И о чем рассказывала по вечерам, укладывая в постельку.
Нет, донне даже в голову не приходило считать свое детство несчастливым или унылым, но и не чувствовать себя обиженной судьбой за то, что отняла такую мать, и не жалеть о не сбывшемся она тоже не могла.
Стояла, осторожно водя пальчиком по краю рамы, и смотрела на постепенно оживающий портрет, словно в волшебное зеркало, находя все больше и больше знакомых черт и не замечая катившихся по щекам ручейков.
– Не трогай! – грубо окрикнул внезапно вошедший в комнату маг и шагнул к незваной гостье, торопясь отодвинуть от своей святыни.
Плечи девушки вздрогнули, как от удара, она резко отдернула руку и повернула к отцу залитое слезами лицо. Посмотрела ему в глаза полным горькой укоризны взглядом и, отвернувшись, побрела к своему креслу.
Экард тихо скрипнул зубами и, подхватив донну под локоть, подтолкнул в сторону занавешенного прохода.
– Вторая комната справа, – угрюмо буркнул он и добавил вслед: – Еду принесу позже.
«Вряд ли кто-то, впервые увидев эту каморку, решился бы назвать ее спальней, да и вообще комнатой», – хмуро усмехнулась донна, оглядев тесноватую пещерку, где стояли лишь высокая кровать, узкий столик да вытертый до темного блеска чурбак, явно служивший магу стулом. Наверняка Экард отдал незваной гостье свое место, сообразила девушка, обнаружив висящую в углу одежду, а на полке какие-то книги и писчие принадлежности.
Дотрагиваться до вещей Лиарена не решилась, помня, как ревниво маг относится к своей собственности. Устроилась на краешке кровати и попыталась представить себе, как и чем живет маг в этом неуютном, холодном доме и откуда берет деньги на существование.
Картинка получалась удручающая. Если она права и этот дом действительно расположен на восточных холмах, то с деньгами у ее отца негусто. В тех местах из-за близости холодного моря и частых штормов селятся только рыбаки, да и те предпочитают на зиму бросать свои неказистые хижины и перебираться в глубь материка, в защищенные невысокими горами плодородные долины, принадлежащие центральным и западным дорантам.
И в таком случае магу негде не только заработать себе на жизнь, но и просто купить хлеба и соли. Если только он не имеет способности путника и не ходит в городские лавки или харчевни. Хотя… тут же огорченно сообразила донна, если бы Экард мог, то уже поспешил бы отправить невесть откуда взявшуюся дочь куда подальше, а не отдавал ей свою постель и не собирался кормить ужином.
Стало быть, придется сидеть тут до завтра, раньше не стоит и пытаться уходить, ведь приморские холмы в десятки раз дальше от замка, чем заречные поместья и даже Лодер. Не зря ведь Ильтар предупреждал о возможности оказаться в незнакомом месте.
Конечно, сутки – не так уж много, хмуро вздохнула Лиарена, но лишь когда не тянет душу невольная вина перед Кариком, которого она видит все реже, да не ноет сердце при воспоминании о прощальном взгляде Тайдира.
Мысли невольно свернули на дорина, потом на дерзкие слова Ниверта, и Лиарена засопела еще тяжелей. Разумеется, ей прекрасно известно, как она должна была поступить в тот раз. Нужно было оборвать советника еще резче и ничего не пояснять. Не положено домочадцам дорина так нахально высказывать свои домыслы и упреки знатным доннам, а тем более – названым матерям наследников. Однако сейчас она почему-то ничуть не жалела о своих словах, сорвавшихся в пылу обиды на несправедливые обвинения. Как ни странно, но после этого ей стало легче, и теперь Лиарена четче осознавала, почему ее так обижают категоричные команды Тайдира.
В доме приемных родителей девушка привыкла видеть абсолютно другие отношения. Хотя никто и никогда не решился бы назвать дорина Симорна подкаблучником или слабовольным размазней. Наоборот, каждый посмеялся бы над простаком, который так понял отношение дорина к его семье и в первую очередь к жене. Приемный отец Лиарены даже в шутку никогда не позволил себе прикрикнуть на свою обожаемую Майрену, но все его пожелания и заведенные им правила всегда выполнялись немедленно и беспрекословно.
И именно такой, без свирепого рыка и команд, без взаимных обид и недомолвок, донна хотела бы видеть и собственную семейную жизнь. Если та, конечно, когда-нибудь у нее будет…
Сбитая из грубо отесанных плах дверь распахнулась бесшумно, и возникший на пороге хозяин этого непритязательного жилища на несколько секунд замер в проеме, изучающе рассматривая витавшую где-то мыслями девушку, затем быстро вошел в комнату и поставил на столик миску с каким-то варевом и кувшинчик с водой.
– Ешь и ложись спать. Умывальня рядом, по коридору слева. Утром поговорим.
И так же стремительно покинул спальню, небрежно захлопнув за собой дверь.
Несколько минут донна сидела, глотая жгучие слезы, и в ее душе крепло намерение отказаться от этой еды и от самого Экарда. Но вовремя вспомнились слова магистра о необходимости хорошо поесть, чтобы магия восстановилась быстрее, и, кое-как взяв себя в руки, девушка подвинула миску поближе.
Сначала еда показалось ей обычной разваристой кашей из зерна грубого помола, какую частенько варят селяне. Такая хороша и в горячем виде, с маслом или мясом, и в холодном, политая молоком либо вареньем. Однако ни мяса, ни молока не было, и донна огорченно покосилась на прикрытую дверь: все-таки Экард очень плохо питается. Значит, не имеет ни денежных заказчиков, ни постоянного заработка. И вдруг в душе Лиарены вспыхнуло странное, неожиданное даже для нее самой чувство, невероятная смесь сострадания, гордости и уважения к этому мужественному человеку, сумевшему через столько лет пронести любовь к ее матери и верность.
Другие мужчины, давно забыв и погибшую жену, и ее имя, счастливо и покойно жили бы с какой-нибудь бойкой молодухой, множили состояние и растили детей. А Экард живет в глуши, в неуютном, нищем доме и, как единственную ценность, хранит портрет любимой.
Донна зачерпнула кашу ложкой, проглотила немного и, засомневавшись, присмотрелась к ней внимательнее. И только теперь сообразила, как ошиблась.
Перед ней стояла полная миска драгоценной икры северной белорыбицы, пробирающейся на нерест по каменистым речушкам в дальнюю часть проклятого болота.
Наверняка Экард собрал ее на продажу и, не найдя ничего другого, принес неожиданно навязавшейся дочке, сообразила Лиарена и немедленно отложила ложку. Если сейчас она съест икры на несколько золотых, отцу после не на что будет купить себе хлеба. Ведь не нашлось же у него даже кусочка?
Конечно, можно попытаться всучить ему денег, но Лиарена почему-то была уверена, что такое предложение скорее разозлит мага, чем обрадует. Не похож он на тех людей, которые готовы принимать помощь, даже если она идет от чистого сердца. Значит, сейчас лучше отказаться от его угощения, а после попросить совета у батюшки.
Девушка решительно встала с места, взяла миску и отправилась искать Экарда.
Маг нашелся в той же комнате, куда притащил Лиарену, – стоял под портретом жены и что-то шептал, прижавшись лбом к стене, и донна поторопилась потихоньку сбежать, оставив на столе злополучную миску.
– Пора вставать.
Почти незнакомый голос был сух и устал, и донна, не успев еще до конца проснуться, уже понимала, насколько не в духе хозяин этого неприютного жилища. Хотя постелью из отлично выделанных меховых шкур не побрезговал бы ни один из доринов.
Вылезать из-под этого меха в прохладу и сумрак пещеры донне не хотелось почти до отвращения, однако она все же поспешила встать и застелить за собой одеяла. Потом кое-как оправила прическу, разгладила ладонями подол платья и решительно распахнула дверь в узкий проход, который по привычке называла коридором, хотя он мало походил на светлые и широкие проходы в доме дорина.
– Иди умойся, – бросив на девушку беглый взгляд, приказал маг, и она покорно отправилась в умывальню.
