Вера Чиркова - Проклятый эксперимент. Бонна
Девушка сосредоточилась и попыталась сквозь плиты потянуть к себе воду, но та не пошла. А вскоре донна и сама догадалась, почему: маги, каждое лето жившие в этом замке, давно поставили на подвал мощную защиту.
Пришлось донне сотворить воздушную лапу с кучей гибких пальцев и ухватить ими самых больших змей. Пока эти незримые пальцы ловко оплетали огненные создания, Лиарена сделала воздушный мешок и, подведя его поближе к Сайдену, начала по одной перебрасывать змей в невидимую прочим суму. Казалось, будто змеи, беснующиеся из-за потери жертвы, просто висят в воздухе, озаряя все вокруг бледными бликами.
– И много их ты сможешь удержать? – с превосходством ухмыльнулся гость, с минуту понаблюдав за дерзкой девчонкой. – Особенно если я начну добавлять.
– Добавляй, – огрызнулась донна и усмехнулась в ответ не менее заносчиво. – Но учти, с каждой новой гадостью, которую сделаешь моим соратникам, ты потеряешь толику моего уважения.
Смертельная опасность, внезапно свалившаяся на людей, с которыми Лиарена только вчера стояла рядом на стене, словно сорвала с девушки призрачные путы, заставлявшие ее быть чересчур осмотрительной и подвластной общепринятым правилам и мнению окружающих. Из-под обломков этих, несомненно, важных для истинной донны качеств вдруг проросла несвойственная Лиарене прежде веселая дерзость, почти бесшабашность.
– Да? – язвительно протянул Экард и вдруг коснулся плеча донны своим тяжелым посохом, усеянным камнями, печатями и рунами. – Выбрось змей и подойди ближе.
– Чтобы кем-то командовать, нужно иметь на это либо право, либо согласие человека, – гордо подняв голову, сообщила донна, не обращая на посверкивающий сполохами магии посох никакого внимания.
Она как раз сняла с учителя последнюю змею и туго завязала мешок. Змеи сразу стали вялыми и тихими, и Лиарена, победно улыбаясь, наконец-то прямо взглянула на гостя.
Она ожидала увидеть ярость, злость или в лучшем случае удивление. Но лицо мага перекосила гримаса неистового, неизбывного горя. Судя по крепко сжатым побелевшим губам, Экард изо всех сил пытался справиться с внезапным приступом, однако ему это явно не удавалось.
Едва осознав безуспешность своих попыток, маг нажал на своем оружии какой-то камень, и вокруг него мгновенно вспух туман перехода.
Лиарена и сама не успела понять, какая неведомая сила заставила ее крепко ухватиться за лежащий на плече конец посоха и потянуться к тому, кто имел все права называть себя ее отцом, но пока не имел на то никакого желания. А в следующий миг девушка уже падала вместе с магом в темноту неизвестности.
Глава 24
Полный ярости окрик и резкий рывок куда-то в сторону последовали почти одновременно, и не успела донна ничего осознать, как оказалась накрепко вжата в жесткую, угластую поверхность невидимой в темноте стены широкой мужской спиной.
Сгоряча Лиарена рванулась прочь, но тут же замерла, убедившись в невозможности сделать хоть один шаг. Она не могла даже пошевелиться, не то чтобы вырваться, и видны ей были только руки Экарда, неистово махавшие посохом, да яркие огненные всполохи, пробегающие по гладкому черному потолку. Попытавшись в постепенно светлеющем полумраке определить, куда они попали, Лиарена раздосадованно поморщилась: никогда раньше ей не приходилось бывать в подобных странных и неуютных помещениях.
Стены были из темного, грубо отесанного камня, довольно высокий потолок – тоже. И не видно вблизи ни окон, ни дверей.
Яростная вспышка огненной молнии ослепила девушку, потом противно завоняло паленой плотью, и Лиарена сначала почувствовала, как исчезла придавливающая ее спина. А затем уверенная рука бесцеремонно вытащила донну из ее уголка и, опутав воздушной плетью, потащила куда-то в темноту.
Сопротивляться юная магиня и не думала. За то время, пока она стояла за спиной незнакомца, которого язык не поворачивался звать отцом, донна очень отчетливо припомнила поразившее ее в замке зрелище и начала понимать, как безрассудно поступила, поддавшись сочувствию и ринувшись спасать Сайдена. Ведь неспроста же ни опытные маги, ни воины не решились противостоять Экарду. Значит, точно знали, насколько он сильнее, и нарочно молчали, не желая еще больше разъярить и так обозленного гостя.
Свет зажегся так резко, что Лиарена непроизвольно зажмурилась, а через несколько мгновений, когда отважилась понемногу разлепить веки, почувствовала, как ее опускают на что-то мягкое. Руки неожиданно окунулись в пышный мех, и донна моментально широко распахнула глаза. Нет, собак и котов девушка не опасалась, но пока еще помнила байки про воришек и негодяев, превращенных магами в различных животных.
Мех оказался не зверем или оборотнем, а шкурой снежного тигра, брошенной на просторное кресло, и Лиарена облегченно перевела дух. И тут же забыла про свои опасения, увидев садящегося напротив Экарда.
– Ну и зачем ты полезла за мной в портал? – сурово поинтересовался маг, хмуря густые брови, крыльями разлетающиеся к вискам. – Разве учителя не учили тебя сначала думать, потом действовать?
– Не знаю зачем, – честно призналась Лиарена. – А про «подумать» Сайден говорил, но я не успела. Просто почувствовала, что нужно идти, и схватилась за посох.
– Так он твой учитель? – приподнял бровь Экард. – Разве ты огневик?
– Я больше воздушник, – кротко улыбнулась донна. – А еще путница. Но об этом я узнала всего несколько дней назад, когда познакомилась с магами.
– А кто тебя до того учил? – продолжал суровый допрос маг, даже намеком не давая девушке понять, признал ли он в ней свою дочь.
Донне вдруг стало нестерпимо обидно и за себя, и за приемных родителей. Они отдали ей столько сил, внимания и душевного тепла, а она, едва узнав о родном отце, бросилась за ним, позабыв все сделанное ей добро.
– Я сама занималась, – опуская взгляд, тихо сообщила Лиарена. – Матушка подсказала как.
– Ты зовешь принявших тебя людей родителями? – сухо проскрежетал Экард, и донна невесело усмехнулась:
– Они меня не принимали. Двадцать лет назад они всем объявили о рождении ребенка. Немного преждевременном, но никто не сомневался. Я всю жизнь считала себя их родной дочерью и ни разу не почувствовала ни обиды, ни несправедливости.
– Зачем же тогда… – Маг не договорил, отвернулся к очагу и занялся помешиванием углей.
– Около года назад я случайно подслушала разговор и сделала свои выводы, – неторопливо, обдумывая каждое слово, произнесла донна. – А недавно рассказала свою историю магистрам, и они спросили меня, хочу ли я встретиться с отцом. Это было очень неожиданно, я ведь считала настоящих родителей давно погибшими. Или не желавшими меня знать, раз подбросили в башню батюшки и забыли. Но поскольку родной отец остался жив и просто не знал о моем существовании, то не сказать ему правды и не дать возможности познакомиться со мной было бы слишком жестоко.
– Ну вот сказала ты ему о себе, посмотрела – и что дальше? – горько и почти враждебно осведомился Экард. – О чем ему с тобой говорить, если для него ты даже никогда не рождалась? Если осталась в памяти давно погибшей мечтой о ребенке и счастливой семье? Как взять и в один миг зачеркнуть все прожитые годы, все муки и обращенные к богам проклятия? Как забыть тот проклятый день?
Он снова смолк и отвернулся, глотая боль, а Лиарена вдруг почувствовала себя невероятно уставшей и опустошенной.
– Если можешь, отправь меня в замок или в обитель, там дела ждут, – хмуро предложила она, надеясь немедленно распрощаться с непринявшим ее отцом. – А если нет, я тут немного посижу и уйду сама, сразу, как только наберусь сил. Сейчас просто не могу – вчера два раза ходила и сегодня привела в замок Ниверта.
Договорив, донна выпрямилась в ожидании решения мага и привычно откинула назад голову, как неосознанно делала лишь тогда, когда были задеты ее гордость или самолюбие.
– Ох, боги… – глянув на нее, проскрежетал Экард, вскочил и опрометью ринулся прочь.
Некоторое время Лиарена сидела, покорно сложив руки на коленях, и хмуро поглядывала на занавесь, за которой скрылся маг, потом принялась осматривать место, куда он ее принес. Трудно было назвать человеческим жильем это необычное помещение, и, тем не менее, по-видимому, именно тут Экард и жил. Больше всего оно походило на пещерный дом, какие строили жители западных ущелий, так как только внутренние стены были вырублены в скале, а наружные – сложены из неотесанных булыжников.
Скудная мебель тоже была под стать стенам, грубо сбитые из толстых жердей кресла и стол, накрытый вместо столешницы каменной плитой. Только одна вещь выделялась тонкостью работы и изящно отделанной рамой – висевший под светильником портрет.
