Любовь Малафеева - О том как долг и обстоятельства создают Героя
Долгое задумчивое молчание, за время которого огневик вызвал очередного студента, вернее студентку — ослепительно красивую, закутанную в зеленый и золотистый шифон девушку с кричащей примесью светлоэльфийской крови, а затем очень серьезное:
«Она неплохо знакома с ментальными техниками… Знает что при тесном тактильном контакте переданную мысль не может услышать более некто, кроме того кому она адресована… наверно поэтому прервалась наша с тобой связь…»
Тело действовало совершенно автономно, управляясь крохотной частью сознания, в то время как другая, большая часть, активно работала.
«Но это же замечательно! Нам давно не приходилось обучать столь талантливых студентов…»
Усталый вздох.
«Ты прав, Эл. Просто меня поразило, как четко прозвучал ее мысленный голос и… что я при этом почувствовал…»
Элест затаил дыхание.
«И что ты почувствовал?»
Молчание, а затем:
«Я почувствовал то, что помнил всегда, но так давно об этом забыл, что не смог бы найти даже тени воспоминаний… без нее…»
«Аламир, ты хоть понял, что сейчас сказал? Это же чушь собачья…» — растерянное недоумение декана Факультета Огня полыхнуло ярким костром.
Слабая улыбка чуть приподняла уголки губ и отразилась в глазах, когда они, наконец, расправились со студентами-огневиками, и Элест уступил трибунное возвышение своему недругу — декану Водного Факультета Нирму Дорне.
«Это не только мой секрет, Эл, поэтому поделиться я с тобой им не могу. Может лет через пять… а может и раньше».
«Ладно, а что она тебе сказала? Ну, когда пожимала руку».
Аламир улыбнулся уже в открытую:
«Выразила свое восхищение устроенному мной приему для нашего цвета аристократии. Сказала, что сама таких высот еще не достигла».
Огневик хмыкнул и больше ничего не спрашивал. За годы дружбы он научился отличать этот тон даже при их мысленном разговоре — больше чем сейчас гэлир ректор не расскажет. Придется ждать или разбираться самому, что он и собирался сделать. Элест Онер ненавидел ждать и бездействовать.
Удобно устроившись в специально для него принесенном кресле ректор откинул гудящую голову на спинку и прикрыл глаза, все еще продолжая наблюдать за девушкой, сидящей с отсутствующим видом, с тех пор как она вернулась на свое место. Неприятные ощущения от неумелого, но мощного вторжения в его сознание этой недоучкой (или всезнайкой?) медленно сходили на нет, оставляя только пищу для размышлений и болезненные воспоминания. Не его воспоминания. Картинки, присыпанные грустью, печалью и отчаянием от сознания того, что ни чем не можешь помочь захватывали, завораживали и грозили свести с ума, если бы не его железная воля. От общения с противоположной стороной ощущения были обратными и не такими глубокими. От этой двойственности восприятия можно было легко заработать раздвоение, а то и разтроение личности, но он был готов стерпеть и не такое для восстановления естественного баланса Сил. Ведь его предшественники справлялись как-то с этим…
Что интересно, не смотря на раннее время, процесс шел полным ходом и даже кажется быстрее, чем это возможно — чего стоит только эта недосплетенная вторая аура. По большинству источников этот признак появлялся только через пару лет, но никак ни через год. А это значит, у него появился уникальный шанс пронаблюдать столь удивительный процесс своими глазами и самому, наконец, завершить полную трансформацию. Впервые за более чем полтора столетия хранитель Радужной Башни будет иметь возможность полностью использовать свой дар.
9
Утром меня разбудил не привычный стук в дверь и голос Тобы или кого-то из служанок, а мелодичный и настойчивый хрустальный перезвон. Спрятаться от него под подушкой оказалось невозможным и стоило мне только пошевелиться, как звон стал на порядок громче и, кажется, ехиднее. Я раздраженно уселась на кровати, совершенно машинально создавая небольшой огненный шарик, что бы со всей душевной теплотой засветить в неопознанный и непрошенный утренний «будильник», но в комнате никого не оказалось. Я растерянно заморгала, огляделась, протерла заспанные глаза, зевнула с риском вывихнуть челюсть и не найдя цели, впитала огонь — портить обстановку спальни, в которой предстояло прожить как минимум следующие четыре года совсем не хотелось.
К слову сказать, как только я осознала, где собственно нахожусь — то есть, полностью проснувшись, надоедливый звон стал еле слышным и я, наконец, нашла его источник. На прикроватной тумбочке стоял светильник в виде девушки, в одной руке держащей непомерно большой для нее светош, а в другой она держала палочку с висящими на ней колокольчиками, звон которых и разбудил меня этим утром. Задумавшись, я решила провести эксперимент и, зевнув на показ, снова завалилась спать, накрывшись одеялом с головой. От раздавшегося после этого набатного звона заложило уши и я, едва не сверзившись с кровати, подскочила как ужаленная. Сердце сорвалось на бешенный галоп, дыхание было таким прерывистым, словно я пробежала разом пять километров без подготовки и при этом за мной гнались все черти Ада. Ничего себе побудочка, просто Царь-колокол такому обзавидуется! Так и заикой можно стать! Посмотрев на часы, безжалостно показывавшие половину восьмого, я, тяжело вздыхая и кряхтя как столетняя бабка, выпуталась из одеяла, сползла с божественно мягкой кровати и направилась в ванную, зевая и молясь о том что бы холодная вода помогла мне наконец проснуться. Занятия начинались ровно в девять.
Предоставленные мне апартаменты имели две комнаты — спальню-кабинет, с кроватью, шкафом для вещей, креслом, тумбочкой, двумя стульями с мягкой спинкой, массивный дубовый (или из чего-то очень близкого) стол с выдвижными ящиками и небольшой шкаф для книг (учебников?); ванная с бадьей для купания, тазиком и кувшином для умывания (или тушения незапланированных пожаров? Хи-хи) и мраморная полочка для туалетных принадлежностей и, что несусветно, унитаз, такой же, как родной толчок, оставленный дома. Бонусом ко всему этому богатству шло окно и массивное разлапистое дерево, очень смахивающее на пальму, стоящее сразу за дверью, открывающейся вовнутрь — идеальное место для засады на незваных гостей. Обстановка не спартанская, но строго функциональная. Вчера вечером, вернувшись с церемонии Встречи, я была в полубессознательном состоянии и смогла только переодеться и упасть спать — слишком много впечатлений для моей нежной впечатлительной психики. Сейчас же, окончательно проснувшись и одеваясь для похода в поисках завтрака, а затем и аудитории указанной в расписании, лежащем на письменном столе поверху, некоего подобия студенческой формы, я поняла, что тут вполне можно прожить четыре года, главное как-то комнату украсить. Картины, статуэточки, вазочки, цветочки и прочая дизанейрско-интерьерная ерунда.
Для своего первого занятия я выбрала практичные и вполне скромные (по моим мерками, но не по меркам мужской части моих знакомых) черные кожаные обтягивающие штаны, рубашку с воротничком стоечкой, насыщенного винного цвета с широкими рукавами и мягкие сапоги на низеньком каблучке. Завершала мой образ как я и сказала форма, точнее форменная толи жилетка, толи мантия, сшитая из кусочков черной замши переплетенных между собой кружевной сеточкой, на трех пуговицах и с разрезами по бокам до середины бедра, и длинной до щиколоток. На левой стороне напротив сердца искусно вышит язычок пламени, символизирующий мою принадлежность к Факультету Огня. Посмотрев на себя в висящее на обратной стороне дверцы шкафа зеркало, пришлось признать, что я выгляжу немного странно, но экзотично. Волосы, все еще заплетенные в косички, я завернула в небрежный узел и заколола десятком шпилек. Попрыгала. Вроде не разваливается. Еще раз окинула себя взглядом в зеркале. Сойдет для сельской местности! Закинула на плечо бежевую замшевую сумку со специальной обережной вышивкой — если кто захочет без спросу поживиться моим добром, того несколько дней будет мучить жуткая чесотка в самых неприличных местах. Сунула туда расписание, пачку самопишущих перьев и с десяток листов бумаги на всякий пожарный случай. Сомнительно что бы нас на первом же занятии заставили писать десятистраничную лекцию, но как говорится береженого, Боги берегут. Последний штрих — легкая перламутровая помада на губы, присоединившаяся к бумаге и перьям в сумке и я вышла из комнаты, не забыв ее тщательно запереть.
Прежде жить мне в общежитии не приходилось, благо предыдущее мое место учебы располагалось всего в двадцати минутах езды на маршрутке, но от своих одногрупниц из других городов я всяческих рассказов о подлянках соседей наслушалась вдосталь и решила подстраховаться. Кроме запора я поставила слабенькие, зато незаметные оповещающие чары, которые должны были мне сообщать, кто и сколько раз к моей двери прикасался или колдовал над ней. Закончив с чарами, я, легко подпрыгивая, направилась к общей лестнице ведущей на третий этаж, где располагалась местная столовая.
