Галина Гончарова - Полудемон. Счастье короля
Но я держусь твердо.
Только Абигейль.
Этого достаточно.
И холод постепенно отступает. Нехотя, словно принужденно, он ускользает из моего разума, я собираюсь – и делаю шаг назад.
Рука Марты подхватывает меня.
– Выпей!
Горячее вино с пряностями согревает горло и, кажется, даже душу. Хорошо…
– Спасибо.
– Мальчишка!
Из пентаграммы доносится короткий хохоток.
– Он хороший мальчик, женщина. Он умеет ненавидеть.
– Твое счастье, что он жив и цел.
Марта не боится глядеть в глаза Крысиному королю. За меня она бы кому угодно в горло вцепилась, что ей крыса-переросток?
– Ты мне угрожаешь, женщина?
Марта делает шаг вперед, к пентаграмме, смотрит прямо в тень.
– Нет.
И звучит это так…
Это – не угрозы. Это сама смерть.
Крысиный король понимает это не хуже меня и считает за лучшее оставить эту тему.
– Я видел ее. И скоро мои слуги скажут, где она.
Я киваю. Настало время опять позвать Ак-Квира.
Демон является на мой зов через пару секунд. Съедает трех государственных преступников и довольно скалится.
– Мне нравится приходить к тебе, некромант. Ты хорошо кормишь. Что я должен для тебя сделать?
– Покатай меня.
Крысиный король, точнее, тень его смотрит из пентаграммы.
– Хороший выбор. Он быстр.
У Ак-Квира шерсть на затылке встает дыбом, но он молчит. Мы ждем. Ждем, пока тень не блеснет алыми искрами глаз.
– Я нашел ее.
– Далеко?
– В Эрталине.
Прикидываю…
– Она двигалась к границе с Теварром?
– Да.
Неудивительно. Смотрю на Ак-Квира.
– Эрталин?
– Садись, некромант.
Я подхожу к пентаграмме с Крысиным королем.
– Увидимся в Эрталине.
Движение пальцев – и пентаграмма гаснет. Тень рассеивается – и в подземелье становится как-то уютнее и теплее. Даже несмотря на окровавленный алтарь.
Марта целует меня в щеку на прощание – и Ак-Квир срывается с места. Ему тоже хочется пробежаться под звездами.
* * *Абигейль смотрит в окно.
Спать она не может, нет. Подушка жесткая, кровать плохая, постоялый двор шумит, свет бьет в окно… Одним словом – все плохо. Она могла бы пожаловаться, потребовать трактирщика, что-то исправить…
Нет смысла.
Игра в очередной раз проиграна, надо смотреть правде в глаза. Надо…
Абигейль вспоминает.
Юность… о, какой она очаровательной была тогда. Но увы! Кроме очарования, у нее не было ничего. Ни денег, ни связей – почти нищая семья, одна радость, что титул. Даже платье было чуть ли не одно, приходилось перешивать его и переделывать по десять раз.
Невероятной удачей была поездка в столицу – и встреча с Рудольфом. Случайно, в вихре бала…
У Абигейль тогда уже был на примете кандидат в мужья. Герцог Рольфсо – одышливый толстяк на сорок лет старше ее. Мерзкая личность, зато при деньгах и без детей. Она бы вытерпела и это, желая избавиться от нищеты, но не пришлось.
Огоньки мужского интереса в глазах Рудольфа вспыхнули двумя маячками – и она опустила ресницы, обдумывая ситуацию. Играть?
Не играть?
И уже тогда, на весеннем балу, прикалывая к волосам ветку одуряюще пахнущей белой сирени, знала – она пойдет до конца.
Проиграет?
Рольфсо от нее никуда не уйдет.
Выиграет?
Она выиграла.
Самым сложным было отказывать – не отталкивая, уходить – оставляя надежду, кокетничать с видом святой невинности…
Она справилась – и вышла замуж за Рудольфа, но потом все оказалось не так радужно. Сам по себе Рудольф был просто рыцарем. Достаточно благородным, туповатым и легкоуправляемым. А вот его отец…
Опасная хищная тварь.
По счастью, он посчитал Абигейль обычной хищницей. Не слишком опасной. А она… она выжидала, наблюдала, укрепляла свои позиции, вызывала родственников и устраивала их при дворе, обзаводилась связями – одним словом, работала. И едва не упустила из виду главную опасность.
Мишель…
Даже сейчас, вспомнив соперницу, Абигейль заскрежетала зубами.
Мишель…
У-у-у-у-у… гадина!
Бывшая королева ненавидела Мишель так, что уважительно присвистнула бы даже Марта. За что?
Да за все!!!
За то, что та была молода, красива, умна, обаятельна! За дар Огня! За власть и богатство! За любовь окружающих! Мало?!
Разве это справедливо, что она, Абигейль, все выцарапывала буквально когтями и зубами, а кому-то это самое «все» досталось с рождения?! По праву?!
И Мишель этим самым «всем» пользовалась?! Не зная голода, холода, унижений, не пришивая по-разному одну и ту же ленту к платью десятки раз, не растягивая на несколько дней буханку хлеба, потому что больше ничего нет, не плача от бессилия, не подкладывая вырезанные из ковра стельки в сапожки, потому что новые купить не на что – папенька опять проиграл деньги или прокутил их со шлюхами, не…
Таких «не» можно было вспомнить много.
И самое унизительное – Мишель приняла Абигейль словно сестру!
Она была рада, что брат женился! На всю жизнь Абигейль запомнила ее легкий поцелуй и веселый щебет: «Я так рада, что Руди решился, он столько выбирал! И выбрал мне замечательную сестренку! Я надеюсь, мы подружимся!»
Именно в этот миг Абигейль и поклялась уничтожить принцессу. Сломать! Стереть в порошок так, чтобы и памяти о ней на земле не осталось!
Гадина!
Она принялась изучать двор, планировать, перетащила к себе всех родных. Окружила Рудольфа своими людьми, которые постоянно убеждали его в собственной непогрешимости и правоте, пели осанну, кланялись, внушали чувство величия… Так им было куда как легче управлять.
Было.
Она же родила детей и старательно укрепляла свое положение при дворе. Это ведь так кажется, что женщины ничего не решают. А на деле…
У каждого мужчины есть жена, мать, сестра… да хоть какая-то женщина, которая умеет им управлять. И пока мужчины играют в свои игры, женщины правят.
Она постепенно влезала во все интриги, постепенно укреплялась…
А потом Мишель решили выдать замуж. И Абигейль поняла – надо бить. Потому что потом, как ни печально, Мишель стала бы для нее недоступна. Герцогиня Миеллен, не больше и не меньше.
Миеллен – почти королевство, маленькое, достаточно независимое, хорошо укрепленное, с которым считались и короли, – там добраться до Мишель просто не получится. И она ударила.
В пожаре, правда, погибли и ее дети – о, как же Абигейль ругала потом отца и брата! Ну как так можно?!
Не проверив, ничего не спланировав толком! Уж она бы так не оплошала!
Она бы вывела детей заранее…
Но даже так получилось очень неплохо. Боль потери детей скрашивало мрачное осознание своей победы. Мишель схватили, заковали в цепи и принялись пытать! Абигейль просто смаковала новости из темницы, слизывала их с пальчиков, как варенье из лепестков роз. Еще немного – и ненавистная золовка взойдет на костер как колдунья и убийца! И память о ней останется…
Еще чуть-чуть…
Но этого и не хватило.
Как король узнал обо всем?!
Абигейль только потом услышала имя – Том Хорн. Но найти старого слугу так и не смогла, он как сквозь землю провалился. Не иначе, кто-то… отблагодарил.
И все изменилось в один миг. Мишель вышла из тюрьмы. Но… это уже не та Мишель. Ей-ей, не будь ее внешность той же до последней черточки. Абигейль подумала бы, что девушку подменили. Куда только исчезла слезливая любительница сентиментальных романов? Мечтательница и озорница? Болтушка и хохотушка?
И взгляд…
Никогда такого у Мишель не было.
Словно через ее зрачки смотрел король-отец. Жестко и холодно. Вот тут-то и стало видно, кто истинный ребенок, а кто – так. Рыцарь золоченый. Мишель приблизила к себе какой-то сброд – и подобраться к ней стало невозможно. А вот Абигейль…
Женщина поежилась, и вовсе не от ночного холода. Мертвых крыс она до сих пор забыть не могла, иногда просыпалась с криком ужаса.
Некроманты!
Отродье Темного! Колдовское семя!
Твари!
На костер бы их, да не дали…
О том, что было в столице, Абигейль вспоминать тем более не любила. Досталось ей тогда. До сих пор помнит она глаза короля-отца…
– Ты, сучка, своего добилась. Только торжествовать не советую. Я мог бы тебя убить – хоть завтра. Но этот болван тут же найдет тебе замену – и как бы не оказалась она еще худшей. Я стар, я слаб, и поэтому ты останешься жива. И когда-нибудь горько об этом пожалеешь.
Впрямую не было сказано ни слова, и все же она торжествовала победу! Мишель была опозорена и уничтожена, Рудольф станет королем, она – королевой, ее дети – наследниками престола, чего еще?
Власти! Блеска! Славы! Денег! Балов! Нарядов!
И все это у нее было. А Мишель как и не стало. Она уехала куда-то в глушь, у нее родился сын…
