Елена Ковалевская - Записки средневековой домохозяйки
– Мы с вами не на плацу, – холодно заметил Кларенс, даже не думая менять положения. – Не вы ли как-то меня упрекали в солдафонстве, а теперь ведете себя точно так же.
– Еще пара слов в подобном тоне, и я самого тебя в солдаты отправлю! – зарычал тот. – Отпущу кредитные вожжи, и ты у меня в долговой яме сгниешь или в пехоте последним золотарем служить будешь!
– Фу, – скривился маркиз, однако поднялся и даже придал своему облачению менее расхристанный вид. – Если вы настаиваете…
– Настаиваю?! Да я требую, чтобы ты вел себя прилично! Я устал, что мне все кому не лень пеняют на твое поведение! О твоих выходках только и говорят столичные сплетники! Недавно духовник его величества епископ Тумбони говорил мне, как он в королевской часовне, прямо перед тем как туда должен был прийти на моленье сам король, застал тебя с этой развратной девицей, где вы занимались…
– Не смейте называть Вивьен развратной! – взвился Кларенс, не выдержав.
– Так вы занимались не чем иным, как развратом! – еще сильнее напустился на него герцог. – А сегодня Хольгрим посмел озаботиться вопросом твоего умственного здоровья и позволил себе заметить, что ты ведешь себя неподобающе! Да мне уже перестали докладывать, что ты вытворяешь, дабы не расстраивать!..
– Кто посмел озаботиться?! – как-то нехорошо спросил Кларенс. – Хольгрим?! Эта старая жирная свинья, которая тянет руки к моей…
– О-о-о! Я так и знал! Советник торгашей все же залез к ней под юбку! То-то он так желал спровадить тебя в деревню! Но хоть в одном он прав!
– Я раздавлю Хольгрима, как навозного жука! – рычал Кларенс. Лицо его приобрело дурную красноту, а жилы на шее вздулись.
Зато его дядя неожиданно успокоился. Он окончательно понял, что главный советник его величества по торговым делам всего лишь хотел заполучить эту девицу к себе в любовницы и таким неловким способом пытался устранить соперника. Впрочем, все бы ничего, если б не это злополучное письмо, которое он по-прежнему сжимал в руке.
– Никого ты не раздавишь, – холодно ответил герцог и, проковыляв к креслу, тяжело опустился в него.
– Еще посмотрим! – продолжил угрожать маркиз.
Теперь он походил на разъяренного тигра в клетке, который мечтал вырваться на свободу, но его сдерживали прутья – его дядя. И с ним ему, увы, еще приходилось считаться.
– Посмотрим… – уже несколько неувереннее повторил Кларенс.
– Ничего ты смотреть не будешь, – спокойно возразил тот. – Ты немедленно начинаешь собирать вещи и завтра же с утра отправляешься за своей супругой. Можешь в ногах у нее валяться, как угодно прощения просить, но чтобы к началу августа ты доставил ее в столицу. А после, как я и хотел, вы отправитесь в свадебное путешествие к морю, в Валиаццу, а потом оттуда в предгорья Соусенда, в эту глушь, где проведете не менее полугода.
По мере того как дядя высказывал свои требования, к маркизу вновь возвращалась уверенность.
– А больше вы ничего не хотите?! – с издевкой поинтересовался он.
– Еще я хочу, чтобы к тому моменту твоя супруга забеременела!.. Если тебе это вообще удастся…
– Вам надо, вот вы и старайтесь! Я надеюсь, что к сегодняшнему дню она уже начала чахнуть и мне осталось ждать немного. Так что с полутрупами возиться я не намерен, дорогой мой дядюшка!
– Ах, ты не намерен?!
Несмотря на жару, царившую на улице, в гостиной, казалось, даже стало прохладней от стужи, прозвучавшей в голосе герцога. Кларенс вздрогнул в преддверии нехороших вестей.
– Тогда я отдаю тебя на растерзание всем дедовым кредиторам, раз ты теперь у нас ПОЛНОПРАВНЫЙ маркиз Мейнмор, а также назначаю расследование по пропаже части векселей и залоговых бумаг из всем известного негосударственного трастового фонда. А еще я лишаю тебя прав проживания в моем особняке, и с завтрашнего дня ты можешь ночевать хоть под забором. С утра я приостановлю выплату по содержанию подаренных мною же конюшен, конфискую всех жеребцов, поскольку они были куплены на мои деньги и на документах стоит мое имя, как лица, оплатившего их. Отберу у тебя два ландо и экипаж. И не рассчитывай на материны драгоценности. Зная тебя, одну часть она положила в сейф в банк на мое имя, а другую отдала на хранение мне, и они являются залоговым капиталом – то есть стоят столько, сколько ты мне должен.
– Если вы начнете расследование, то погубите и свою репутацию, – уже совсем неуверенно попытался возразить Кларенс.
Перспектива, нарисованная ему герцогом, откровенно говоря, пугала. Он не ожидал, что настолько много задолжал.
– Ты мне ее уже погубил, – мрачно заметил Коненталь и швырнул в племянника смятый листок. – Так что поздно опасаться…
Кларенс никак не отреагировал на бумажку, упавшую у его ног.
– А что я получу, если все же уеду из столицы?
Сейчас его интересовала только выгода. В том положении, в котором он оказался, оставалось лишь торговаться, то есть продать себя подороже.
– Я оставлю все в прежнем состоянии, сохраню все подарки и заплачу часть дедовых долгов.
– Все долги!
– Часть, – отрезал герцог.
– Какую? – быстро поинтересовался маркиз.
– Треть – вполне немалая сумма от суммы всего долга. Ты должен быть и за это благодарен.
Кларенс задумался. Ему ужасно не хотелось уезжать из столицы, равно как и тащить сюда эту пришлую особу, которую он использовал, чтобы получить наследство. Да ему и видеть-то ее постную физиономию не хотелось, не то что заделывать ребенка! Хотя в тот раз на балу она показалась ему ничего, вполне сносной, хоть и тощей, в отличие от привычных красоток. А тяжелая жизнь в усадьбе, наверное, превратила ее в совершеннейшее пугало.
Ах, как все хорошо он продумал! И теперь дядя требует!.. Черт бы его побрал с долгами! Вот сдох бы он и его разлюбезный сынуля, от взгляда которого порой мороз по коже продирает, и тогда бы все деньги достались ему… А может, стоит над этим подумать?..
– Не слышу ответа, Кларенс?! Что ты решил? – вырвал его из раздумий вопрос дяди, заданный ледяным тоном.
– Хорошо. Я поеду за ней завтра же.
– Вот и отлично! – немного повеселел герцог. – Сейчас я оставлю все по-прежнему, а когда родится твой первенец – уплачу треть долга.
С этими словами его светлость, опираясь на трость, с трудом встал и направился к выходу. А взгляд Кларенса наконец-то упал на тот самый злополучный лист, который и вызвал сегодняшнюю бурю. Резкими движениями, словно мог этим отомстить бумаге за случившееся, он развернул листок и принялся читать. Но что бы там бы ни было написано, то, что произвело неизгладимое впечатление на герцога, совсем не задело маркиза. Он недовольно, как ненужную бумажку, отшвырнул письмо и, зло прошипев: «Бредни все это, не посмеют! А Хольгрим не посмеет тянуть к ней лапы», подхватил камзол и вылетел прочь из гостиной, а потом и из особняка.
Спустя какое-то время дверь в гостиную маркиза отворилась, и зашел мужчина хлыщеватого вида, но уже немолодой, с залысинами и несколько набрякшими веками. Обведя взглядом комнату, он подошел к диванчику и закрыл небрежно брошенную маркизом книгу, потом наклонился и поднял с пола смятый листок. Расправив его, он начал читать:
«Милорд, хочу уведомить вас, что знаю, кто именно виновен в непрозвучавшем деле с некими бумагами, которыми вы намеренно завладели, а потом имели возможность проиграть, сделав неудачную ставку в игорном доме в Чатстоуне. А также еще желаю добавить, что мне известно, что ваш родственник, преступив границы своих должностных полномочий, не огласил вашу причастность к вышеуказанному инциденту. На основании всего вышеперечисленного я прошу вас немедленно покинуть город, в противном случае я дам огласку данным сведениям».
Перечитав текст пару раз и наконец-то продравшись сквозь смысл высокопарных слов, камердинер милорда Мейнмора довольно ухмыльнулся. Будет у него тайное письмецо на черный день. Не ровен час, погонит его светлость милорда, и окажется слуга вместе с ним на улице. А так у него будет хоть какой-то прибыток при увольнении, который можно получить хоть с того же герцога, хоть с маркиза.
Жизнь на деревенских просторах налаживалась. За мной ухаживал пусть и не любимый, но весьма приятный не только внешне, но и галантный в обхождении мужчина. И хотя где-то в глубине души я понимала, что ситуация временная, но думать об этом совершенно не хотела. Я старалась проводить с ним побольше времени.
Тяжелая жизнь, какой она была, когда мы приехали сюда, осталась в прошлом. Да, работать приходилось, но теперь жилы никто не рвал, а может, уже привыкли, но у меня появилось время на себя, на какие-то свои нужды. Джонатан привез мне пару книг в духе романов сестер Бронте, и я с удовольствием их прочла.
По вечерам мы с женщинами шили, и у меня теперь была пара летних платьев, пусть не таких красивых, как принято в столице, но не менее изящных. И, переодевшись к вечеру, я могла позволить себе отправляться с Джонатаном на прогулки в его двуколке или неспешно бродить с ним по тропинкам, бегущим по весьма живописным холмам.
