Елена Малиновская - Один за всех, и стая за одного
Я вздрогнула, осознав, что Норберг говорит о разговоре, который произошел между мной и служанкой прямо перед визитом призрака. Интересно, насколько далеко он проверил мою память? Боюсь, если он проявил излишнее усердие, то мое так называемое сотрудничество с Вентором более нельзя считать тайной. Правда, сын Фелана не предложил мне ничего страшного или такого, за что мне должно быть стыдно. Но все-таки я бы предпочла оставить тот наш разговор в тайне.
— Тем не менее Изабелла подложила нам знатную свинью, — все так же спокойно продолжил Норберг. — Марика не является членом стаи. Она не умеет закрывать свои мысли. Нашему отцу хватит лишь одного чуть более пристального взгляда в ее сторону — и судьба Марики окажется решена. В этом Изабелла не солгала. Наш отец, как всем прекрасно известно, предпочитает один-единственный и самый радикальный способ устранения проблем.
— Я не допущу этого. — Фелан скривился так сильно, будто Норберг ударил его под дых. — Ты же понимаешь. Я не позволю ему тронуть Марику и пальцем!
— Скажи честно, причиной твоей горячности и излишней эмоциональности является только то, что Марика, вероятно, носит твоего ребенка? — поинтересовался Норберг.
Фелан неожиданно смутился. На его обычно бледном лице чахоточно заалели два ярко-красных пятна румянца.
— Не твое дело, — огрызнулся он.
— Я просто хочу сказать, что если у тебя имеется и другая причина, по которой ты не намерен пока расставаться с Марикой, то ты ведешь себя чрезвычайно глупо, — с легкой иронией проговорил Норберг. Покосился на меня и добавил с тяжелым вздохом: — Увы, не все женщины любят напор в отношении себя. К сожалению, я понял это слишком поздно. А ты повторяешь мою ошибку.
Фелан молчал. Стоял перед братом потупившись, будто нашкодивший мальчишка перед суровым воспитателем, и носком ботинка расковыривал очень дорогой ковер ручной работы.
Я наблюдала за ним с плохо скрытым недоверием. Что все это значит? Какая еще другая причина может иметься у Фелана, из-за которой он не желает меня отпускать? Или он собирается прежде влюбить меня в себя, а потом вышвырнуть вон, оставив с разбитым сердцем? Так сказать, потешить свое самолюбие и мужское эго?
Фелан поморщился, по всей видимости, опять без спроса похозяйничав в моей голове. Но ничего не стал говорить. Лишь мрачно глянул на брата и сухо сказал:
— Давай оставим эту тему. Я пока не готов на нее рассуждать.
— Как скажешь, — на удивление покладисто согласился Норберг. — И тогда мы возвращаемся к тому, что Марика узнала от Изабеллы. Выходит, ее надлежит держать как можно дальше от нашего отца. Иначе это весьма чревато для ее здоровья.
Фелан кивнул, соглашаясь с братом. Еще раз тяжело вздохнул и прикрыл лицо ладонью.
— Наверное, самым верным было бы отправить ее прочь из замка, — чуть ли не по слогам проговорил Норберг.
Я восторженно затаила дыхание, не смея поверить собственному счастью. Отправить прочь? О да, я буду только рада подобному решению!
— Это плохая идея, — как и следовало ожидать, тут же возразил Фелан, от возмущения даже подпрыгнув на месте. — Очень плохая. Я бы предпочел не выпускать Марику из поля своего зрения. Отец вполне может выследить, где бы мы ее ни спрятали. Просто так, желая щелкнуть меня по носу за неповиновение. Он сердит на меня за то, что я не выкинул Марику прочь еще вчера вечером, по сути, проигнорировав его приказ. Но за Марикой могут начать охоту и те, кто пытался убить тебя накануне. Это во-первых. А во-вторых, как ни прискорбно об этом говорить, но она почти наверняка попробует сбежать. Я уже читаю это желание у нее в мыслях. Более чем уверен, что никакие доводы рассудка не сумеют ее переубедить. Женщины… Не мне тебе говорить, до какой несусветной глупости в своем упрямстве они способны дойти.
Я насупилась, уловив в тоне Фелана злой сарказм. Да, я как можно скорее хочу сбежать подальше от этой сумасшедшей семейки. И не вижу в своем желании ничего постыдного или глупого. Меня не устраивает мой статус бесправной пленницы и постельной игрушки. Не понимаю, почему мои мысли по этому поводу так сильно раздражают Фелана.
Норберг опустил голову, пряча в тени слабую усмешку. Но почти сразу опять исподлобья взглянул на меня.
— Фелан, прогуляйся, — попросил он брата, не сводя с меня внимательного взгляда.
— Не хочу! — вдруг заупрямился тот. — Все, что ты намерен сказать Марике, можешь говорить и при мне!
Норберг очень медленно перевел на него взгляд. Я испуганно вздохнула, заметив, как глаза темноволосого мужчины вдруг налились алым огнем, а зрачки вертикально вытянулись.
— Прогуляйся!
Губы Норберга при этом не шевелились, поэтому я сомневалась, что на самом деле услышала это слово. Но чуть сама не встала и не отправилась восвояси — такая беспрекословная властность была в его приказе.
Фелан хищно ощерился и утробно зарычал на брата.
Я с силой вцепилась в подлокотники, борясь с отчаянным желанием броситься наутек. Ох, кажется, сейчас эти двое сцепятся в жестокой схватке до последней капли крови! И лучше мне в этот момент быть подальше отсюда.
— Ну вот, ты опять пугаешь Марику, — укоризненно проговорил Норберг, даже не изменив прежней расслабленной позы. — Нехорошо, Фелан.
Блондин весьма недвусмысленно сжал кулаки и шагнул к брату, который сидел в кресле. Он словно стал выше ростом, и я испуганно втянула голову в плечи. Нет, не хочу становиться свидетельницей этой драки! Подобное испытание не для моих и без того слишком истрепанных нервов!
Ни один мускул на лице Норберга не дрогнул. Он даже не приподнял бровь. Так и продолжал совершенно спокойно взирать на взъяренного брата снизу вверх.
Тот сделал еще один шаг по направлению к брату. Завис прямо над его головой, по-прежнему сжимая кулаки. Но вдруг как-то стыдливо потупился и опустил голову.
— Хорошо, — глухо сказал он. — Я уйду. Но…
— Да не укушу я ее, — нетерпеливо перебил брата Норберг. — Сколько можно повторять? Но сейчас я хочу поговорить с ней наедине. Действительно наедине.
Фелан, все так же не поднимая головы, кивнул. И буквально выскочил из комнаты, как будто его ошпарили кипятком.
Я проводила его изумленным взглядом. Удивительное дело! Он ведь старше Норберга. И, насколько я поняла, именно его прочили наследником виера Алисандра. Почему в таком случае он настолько повинуется своему младшему брату?
Норберг между тем дождался, когда за его братом захлопнется дверь. Затем прищелкнул пальцами, и тотчас же по стенам комнаты поползли змеистые зеленоватые всполохи какого-то заклинания.
— Теперь Фелан нас точно не услышит, — ответил он на невысказанный вопрос, застывший в моих глазах.
— В прошлый раз вы обошлись без подобных предосторожностей, — осторожно заметила я.
Норберг улыбнулся, видимо, без особых проблем разгадав подоплеку моего замечания. Мол, наш прошлый разговор все-таки прошел при невидимом свидетеле.
— Не беспокойся, Марика, в этот раз Фелан действительно не услышит ни слова, — с нажимом повторил он.
Я скептически хмыкнула. Хотелось бы верить. Но, с другой стороны, к чему все эти предосторожности, если Фелан без проблем узнает обо всем сказанном через мои мысли?
Норберг вздохнул. Несколько раз ударил пальцами по подлокотнику кресла и встал.
Было видно, что ему еще очень тяжело передвигаться. От необдуманно резкого движения его повело в сторону, и я покачнулась было, собираясь вскочить на ноги. Хотя, скорее всего, мне бы все равно не удалось удержать его на ногах. Куда скорее мы бы рухнули оба. Но почти сразу Норберг каким-то невообразимым усилием воли выпрямился и до побелевших костяшек на пальцах схватился за подоконник, явно стараясь удержаться на ногах.
— Беспомощность унижает, — проговорил он, уставившись в лиловую мглу позднего вечера, которая плескалась за стеклом. — Марика, если бы ты только знала, как сильно меня унижает беспомощность! Я чувствую себя совершенно глупо, когда мне приходится просить помощи в элементарных действиях.
— Вы очень быстро восстанавливаетесь, — возразила я. — Любой человек на вашем месте оказался бы прикованным к кровати на очень долгое время.
— Да, одно из немногих преимуществ оборотней, — печально сказал Норберг. — Я знаю, что пройдет не больше недели — и ничто не будет напоминать о полученном ранении. Но до конца жизни я отныне обречен вспоминать ту жуткую ночь, когда я всерьез считал, будто пришел мой последний час. А самое обидное заключается в том, что я не помню, кто на меня напал. Представляешь, Марика? Не помню! И это плохо, очень плохо! Как много можно было бы решить проблем, если бы я знал, кто пытался меня убить.
Норберг грустно хмыкнул, по-прежнему глядя в тьму, плескавшуюся за окном.
В отражении стекла я видела, как его глаза опять заалели, словно мужчину душил затаенный гнев. Впрочем, почему «словно»? Он наверняка очень злится на тех, кто заманил его в ловушку.
