Катерина Снежинская - Самый лучший демон. Благословлённые Тьмой, проклятые Светом
Глава седьмая
Не понимаю я тех, кто не может признать собственные ошибки.
Вот я бы легко мог признать свои ошибки. Конечно, если бы их когда-нибудь делал.
Из наблюдений императора Нахшона II— Я не понимаю, зачем это всё… — простонала ведунья.
Несмотря на жару и духоту, её колотил озноб. Пот тёк по спине едва не ручьями, но влажные дорожки тут же в лёд превращались, и дрожь пробирала до позвоночника. Хотя в помещении вполне реально дышать было нечем. В крохотный квадратный зальчик со стенами едва ли в пятнадцать шагов длинной, набилось слишком много народа: жрец, его помощники числом в пять шаверов, семь членов совета старейшин, Дан, Арха, и Адин с Шаем. А помещение освещало десять светильников, невыносимо воняющих горелым маслом и нагретой медью.
Впрочем, пахло тут вообще отнюдь не розами. И к запаху светильником примешивалась едва уловимая, но дико раздражающая вонь плохо замытой и успевшей разложится крови. А чёрные стены, потолок и пол, выложенные отполированными до зеркального отражения базальтовыми плитами, давили. Когда кто-то двигался, создавалось полное ощущение, что и стены шевелятся.
Впрочем, здесь всё было чёрным и зеркальным. Каменные кресла старейшин, статуя Тьмы, в нарушении всех канонов изображающая не абстрактный провал, а женщину, закутанную в покрывала и с закрытым лицом. И алтарь отражал тёмным зеркалом. От простого куба в рост взрослого демона несло почти ощутимой жутью.
— Арха, я понимаю, для тебе это тяжело. Но, поверь, если бы существовал другой способ отыскать Ирраша…
Адин, стоявший за спиной девушки, в этой черноте казался настоящим привидением. И дело не только в его светлых волосах. Лицо демона запросто могло поспорить цветом с простыней. Правда, и Шай, вроде бы небрежно привалившийся к стене, выглядел ничуть не румянее. Вряд ли гвардейцев донимала духота. Скорее уж они гораздо лучше Архи понимали, что тут происходить будет.
— Я не об этом говорю. Честно, для того чтобы ушастого найти, сама сделаю что угодно. Но это дичь какая-то!
— Не дичь, — отозвался Шай непривычно резко. Кстати, от его вечной улыбки тоже ни следа не осталось. — Это как раз и есть «всё что угодно».
— Просто шаверы придерживаются начального канона, — пояснил Адин, искоса глянув на блондина и, кажется, послав ему какой-то только им двум понятный сигнал. — И именно благодаря своим традициям, они могут практически общаться с Тьмой.
— Но хаш-эды же тоже могут? — голос у ведуньи не только дрожал — она ещё и гласные жалобно тянула.
И ничего с этим поделать не могла. Хотя стоило бы и собраться. Ради Дана — точно стоило. Не хватало только чтобы он за неё переживал.
— Нет, не могут, — поморщился синеглазик, — она им даёт определённые силы и умения, но не ответы.
— Да какие каноны стоят того, чтобы мучить?! Неужели нельзя по-другому?
— Десять раз сказано, что нельзя! — рыкнул Шай, которого ведунья, кажется, всерьёз раздражала.
— Арха, такое поклонение Тьме, как у шаверов, требует жертв — крови и боли. Именно их и никак иначе.
— Ну, так давайте барана зарежем! — проскулила ведунья, глядя на голого по пояс Дана, с деловитым видом обсуждающего что-то со жрецом. — Будет и кровь, и боль. Да ещё мясо пожарить можно.
— Это не жертва, а откуп, — терпеливо пояснил Адин. — Тьма же требует именно жертвы. И для поиска нужен тот, кто сильнее всего связан с Иррашем. Почему это так, я сказать не могу, не жрец. Но условия именно таковы.
Шай открыл было рот, видимо, собираясь что-то возразить, но Адин его перебил.
— Я сказал «связан». То есть, связь должна работать в обе стороны! — рявкнул ивтор так, что ведунья даже шарахнулась от него.
Рявкающий синеглазик для и без того вибрирующих нервов был слишком болезненным впечатлением.
— Да заканчивай цыклиться, — рыкнул в ответ Шай. Лекарка заметила, что его ладони, сунутые подмышки, сжаты в кулаки. Оба демона выглядели готовыми вцепиться друг в друга, — я вообще этот вопрос трогать не собирался! Прекращайте воду толочь. Все так, а не иначе. И закроем тему. А Арху я серьёзно предлагаю просто вырубить и не устраивать пляски с бубнами.
— Понимаешь ли, девочка, — зашелестел над ухом какой-то потусторонний голос, — тут мы сталкиваемся с исконно демоническим понятием «моё».
Ведунья отпрянула, налетев на Адина.
— Не пугайся. Я тебе зла не причиню.
Говорящий оказался не призраком и не воплощением Тьмы, а всего лишь шавером. Наверное, одним из старейшин. Но выглядел он так, словно мог лично наблюдать Великий Исход.
Старик усмехнулся, продемонстрировав розовые и гладкие, без единого намёка на зубы, дёсны. Несмотря на его слова, испуг лекарки этому допотопному монстру явно пришёлся по душе. Арха, несколько резковато, выдернула плечо, за которое её придержал Адин, и выпрямилась.
— Я и не боюсь, — ответила ведунья, вытирая вспотевшие ладони о платье.
Хорошо, что под покрывалами это можно было сделать незаметно.
— Люблю смелых девочек, — мерзко хихикнул старикан. — Но мы говорили о том, что демоны вкладывают в понятие «моё». Поверь, для них это значит очень и очень многое. Они же жуткие собственники, демоны-то. Как дети с погремушками, честное слово. Никогда не пробовала у младенца его игрушку отобрать? Такую истерику учинит! Вот и эти так же. «Моя вещь», «мой друг», «моя женщина». Всё, что они называют «ближним кругом». А, по сути, это просто то, что они своим считают. То есть, принадлежащим лично им.
— Вы так говорите, как будто сами к демонам не принадлежите, — буркнула Арха, не найдя более подходящего ответа.
Ценности в этой лекции о демоническом понятии собственности она не видела. Особенно сейчас.
— Я настолько стар, дитя, что меня и к живым-то причислить сложно! — снова хихикнул старик. — Но обо мне неинтересно. Гораздо интереснее казус, который мы с тобой в данный момент наблюдаем. Хаш-эд считает, что наш господин принадлежит ему. Значит, он и отвечает за Ирраша. А тут — незадача какая! — недоглядел. Поэтому он костьми ляжет, сделает что угодно, но вернёт себе погремушку. Причём чем болезненнее будет возврат, тем лучше. Наказание такое за невнимательность. И никому он не позволит встать между собой, своей собственностью и этим самым наказанием.
— Странная какая-то логика…
Лекарка, сама того не замечая, придвинулась к Адину. И совсем не протестовала, когда он её за плечи приобнял.
— Так-то не у меня, а вот у этих вот юношей! — шавер снова продемонстрировал свои пустые дёсны. — Но всё ещё интереснее. Потому что вот эти двое светлоголовых полагают, будто и наш господин, и этот благородный хашэд также принадлежат им. Эдакая круговая принадлежность, сказал бы я. То есть, честь спасти Ирраша должна принадлежать этим благородным воинам, а не твоему мужчине. Но поскольку они подчиняются ему, то и мявкнуть не решаются. А с другой стороны, то, что он приносит себя в жертву, им как ножом по… уязвимому месту. Как же! Погремушку ломают! Вот и злимся, вот и шипим друг на друга. А Тьма-то наслаждается, глядючи, как они на сковородке жарятся. Тут не одна, а сразу четыре жертвы. Думаю, твои мучения ей тоже по вкусу придутся. Так что, ответит она, даже и не сомневайся.
— Не может быть Тьма такой жестокой, — пробормотала ведунья.
Нет, конечно, Та, Из Которой Вышли — не нянька любимая, булки с вареньем не подаст. Да и обижена она на детей своих за то, что Её покинули. Потому и встречает неласково. Но наслаждаться бессмысленными мучениями даже Она не способна.
— Так, а где ты тут, дитя моё, жестокость видишь? — удивился старикан, вздёрнув лохматые, похожие на гусениц брови едва не на морщинистую макушку. — Знаешь, в чём главная сложность, что Света, что Тьмы? Скука — бесконечная и такая же вечная, как и они сами. Одно и есть развлечение — играться своими созданиями, как ребятёнок куклами. И Тьма ещё по совести поступает. Она всегда выбор оставляет и цену озвучивает чётко. Хочешь — плати, не хочешь — не плати, никто тебя не неволит. Вот Свет, тот и вовсе не знает, что такое свобода выбора.
Арха промолчала, не зная, что и ответить. Да она уже всерьёз начала сомневаться, так ли ценны ответы. Хоть какие-нибудь.
* * *Ритмичные звуки барабанов, на которых помощники жреца начали выстукивать ритм, странно походили на стук двух сердец. Одно большое, гулкое, бьющееся спокойно и размеренно. Второе — поменьше — напряжённое, нервное всё ускоряло свой ритм. Это биение действительно наполнило крохотное помещение, как горох коробку — плотно, до самых краёв, не оставляя пустого пространства. Звуки отдавались внутри, в костях, под черепом, заставляли вибрировать мышцы. И вынуждая собственное сердце стучать в унисон с маленьким барабаном. От этого начинала кружиться голова, зрение переставало фокусироваться, а дым от масляных светильников и зажжённых лампад с фимиамом принимал гротескные, пугающие формы.
