Лана Ежова - ВАМП. Практикум по целительству
— Брата?..
Я не раз видела мальчишку в компании Рыжего. Но не догадывалась, что они родственники.
— Наши матери кузины.
— Сочувствую твоей утрате.
Лисенок кивает. Секунда, и под деревом уже никого нет.
На душе печаль. Слезы выступают на глазах. Не думать о вчерашнем, выталкивая из памяти случившееся, тяжело. Сейчас я понимаю, что даже мама не спасла бы Рыжего от горечавки лазурной. Против вора сыграло само время.
Уже дома заглядываю в кошелек — и обмираю. Три златника! Три!
Первая реакция — испуг. Это ошибка, Фликс напутал, заплатив больше. Следом приходит радость: мэтр начал высоко ценить мою работу, значит, мне проще будет собрать необходимую сумму!
И лишь потом накатывает разочарование. Плату не повышали — мне заплатили столько, сколько и должны были. День красоты я провела одна, без целителя Херта, внешностью Корицы занималась тоже я. Да и Рыжий… Рыжего я не спасла, но выложилась серьезно. Так что за мои услуги рассчитались сполна, заплатив ни больше ни меньше.
Достаю из-под кровати дорожный сундук, потертый, весь в щербинах и сколах. Купленный в лавке подержанных магических вещей, он исправно служит, защищая содержимое от любопытных глаз и нечестных рук.
До крови уколов палец об острый уголок замка, шепчу отпирающее заклинание, и крышка поднимается сама. Под одеждой и тетрадями, на дне сундука, две шкатулки. Одна хранит двадцать пять златников, хотя бы еще столько мне нужно собрать к концу весны, к празднику Расцвета великой Ма, орохорской богини жизни и смерти. Другая шкатулка, почтовая, принимает магические послания, но только от одного человека, и вестей от него я жду с нетерпением и страхом.
Вот и сейчас, спрятав заработанные монеты, открываю ее в надежде получить письмо с доброй вестью. Пусто. Дядя Энтоль, дальний родственник отца, как и я веривший в милосердие Создателя, ничем меня сегодня не радует. Впрочем, и не огорчает тоже.
Остаток дня тонет в привычных заботах: готовка, стирка, выполнение домашних заданий…
Засыпаю с мыслью о родных, и они мне снятся. Улыбающаяся мама сама делает мне прическу, вплетая живые цветы. Рассеянный отец, погруженный в мысли об очередном эксперименте, входит в мою спальню. На кончике носа сползшие очки, в руках два бархатных футляра, неизменная записная книжка оттопыривает карман камзола. Поцеловав маму, а затем и меня в висок, молча вручает подарки и уходит. Он торопится в лабораторию, забыв, что пора собираться на бал дебютанток. Мама смеется, говоря, что ее муж верен себе, обижаться на него глупо, все равно не заметит. В коробочках обнаруживаем удивительной красоты гарнитуры: мамин из платины и черных бриллиантов, мой из золота и аметистов…
Просыпаюсь со слезами на глазах. Сон — порождение моей фантазии, я так и не попала на свой первый бал, а футляр с изящными серьгами, браслетом и колье с лиловыми камешками папа вручил перед отъездом в Ирдию, наказав открыть его в день моего рождения.
Увы, исполнить просьбу не удалось. Гарнитур я продала, когда сбежала из дома тетки. Ювелир, изготовивший его по эскизам отца, вернул всего лишь полсуммы — четырнадцать златников. Я не обиделась, понимая, что он рисковал, имея дело с беглянкой, которую полагалось сдать страже.
Серое утро понедельника рисует морозные узоры на окнах. Иней сединой лежит на ветвях печально-черных деревьев. Зима в Вышеграде не всегда сурова, и пока можно благодарить Создателя за хорошую погоду.
Улыбаясь солнечным лучикам, настойчиво пробивающимся сквозь грузные тучи, иду по двору ВАМП. До начала первого занятия больше часа, в библиотеке сейчас студентов нет, можно особо не спешить. Словарь по орохорскому, взятый на прошлой неделе, неудобен: транскрипция дается только к сложным в произношении словам. Для студентов второго курса, с которого начинают учить язык степняков, это, может, и приемлемо, ведь всегда можно обратиться к искуснику за помощью, но не для меня, самоучки. А изъясняться с четырехрукими придется уже на празднике Расцвета великой Ма: вожди не уважают чужаков, которые высказывают свои просьбы через переводчика. Надеюсь, библиотекарь подберет мне что-то более легкое.
— Близард! — окликают позади. — Близард, подожди!
Голос смутно знаком, и я останавливаюсь.
Три широкоплечих студента, явно с боевого, быстро оказываются рядом.
Я могу похвастаться хорошей памятью на схемы и заклинания, но никак не на лица. Начинаю лихорадочно вспоминать, где я могла пересечься с окликнувшим меня брюнетом и русоволосыми близнецами. В библиотеке? На полигоне перекинулись парой слов? Может, помогла выполнить задание по их спецкурсу «Самопомощь до прихода целителя»?
— Вот, парни, это та самая Близард, — презрительно кривя губы, произносит черноволосый. — Хорошенько запомните и не имейте с ней дел, если хотите жить.
Меня бросает в жар:
— Прости, что ты сказал?..
— «Простите, что вы сказали, эрд», — поправляет один из близнецов. — Перед тобой, деревенская подстилка, Аестас Эйлерт Монтэм, граф Фрайд.
— Что-что?..
Непонимание, жгучая обида смешиваются с удивлением, вызванным тем, что напротив меня стоит внук герцога Монтэма, правителя этих земель. Сокурсницы шепчутся, что юноша перевелся из столичного университета, чтобы быть ближе к захворавшему деду.
— «Что-что»! — дурашливо передразнивает меня второй брат. — Девка вдобавок еще и глухая! Не рассчитывай, что в конце семестра кто-то из боевиков согласится стать твоим напарником. Все курсы будут знать, что поступила сюда ты через постель Вогара.
От стыда горят не только щеки, вся я.
— Я не любовница декана, клянусь святыми покровителями!
Считая, что некрасивые слухи уже стихли, как же я ошибалась! Если молодых людей не переубедить, ославят на весь свой факультет, если не на целую академию… Создатель, дай сил! Показывать медальон святой Виржии — значит породить новый виток сплетен, поэтому он мой последний аргумент.
— Вступительный экзамен и сессию я сдавала перед комиссией, искусник Вогар лишь добился для меня права начать учиться в середине года…
— Врешь! — прищуривается брюнет.
— Мои слова легко проверить, — шепчу чуть слышно.
Я выдерживаю прямой презрительный взгляд и вижу, как сомнение зарождается в чернильно-черных, словно безлунная ночь, глазах, а за ним — и сожаление. Наследник герцога Монтэма открывает рот, но произнести что-либо не успевает.
Один из близнецов хватает меня за руку:
— Взгляни на куколку, разве волокита Вогар мог пройти мимо такого цветка и не опылить?
Мне больно, и не только из-за вывернутого запястья. Почему люди везде ищут грязь?!
— Отпусти девушку, Раулл, — раздается позади нас.
В спокойном голосе неожиданного защитника мне чудится тихое рычание зверя.
Светловолосый смуглый парень широтой плеч не уступает боевикам. Его синие глаза сверкают злостью.
— Гарден, проходи мимо. — Молодой граф раздосадован: ни он, ни близнецы не заметили его появления — парень подкрался незаметно, как сумеречный хищник.
— Пройду, как только принесете извинения эрдессе.
— Простолюдинке? Да ни за что! — фыркает Раулл, но отпускает мою руку.
— Учась на целителя, она получает право называться эрдессой, — напоминает о законе мой защитник.
— Пусть сначала доучится, — презрительно морщится второй близнец.
Он прав. Ненаследуемый титул полагается целителям, боевикам и некромантам неблагородного происхождения после выпуска из академии, но не раньше.
— И мы возвращаемся к причине ваших нападок. — Студеный голос блондина приглушает запал аристократов, и даже граф отводит глаза. — Обвинения серьезны, мы можем подняться к ректору и потребовать разрешения обратиться к Неспящему Оку. Пусть артефакт покажет день, когда девушка сдавала экзамены. И если ей не оказали протекцию, вы извинитесь. Попросите прощения прилюдно, при всем факультете целителей.
Граф Фрайд примирительно произносит:
— Спокойнее, Гарден. Что девчонка — протеже Вогара, нам сообщила ее сокурсница. Аристократка ведь не унизится до того, чтобы оговорить простолюдинку?
Мой защитник снисходительно ухмыляется:
— Ай-ай, какая детская наивность, граф!
На скулах Фрайда вспыхивают багровые пятна.
— Зачем Элизаре Нейсс клеветать на нее? — Он бросает на меня пренебрежительный взгляд.
— Может, потому, что до моего прихода Элизара считалась лучшей адепткой потока? — говорю сама себе.
Печально, что в угоду ущемленной гордости родовитая магичка готова потоптаться по чужой репутации. А ведь я не стремлюсь к первенству, даже желания такого нет! Я стараюсь держаться в тени, но не все преподаватели понимают мою позицию.
— Ты слышал, Монтэм? Пойдем к ректору, а затем к Оку? Или попросишь прощения у девушки сейчас?
