Астарта. Предназначение. Книга 3 (СИ) - Белышева Ольга

Не думать о страхе? Это было невозможно. Мое сердце билось так громко, что я была уверена — они сейчас услышат его. Казалось, каждый удар отдается эхом в этой вязкой тишине. А в голове звучала лишь одна мысль, как заевшая пластинка: «Не двигайся. Не думай. Не дыши.»

Я пыталась сосредоточиться на чем-то, что могло отвлечь меня от паники: на холоде ее пальцев, цепко сжимающих мою руку, на липком воздухе, обволакивающем нас, как плотная невидимая сеть, на шорохе их шагов. Эти шаги — медленные, неестественные — звучали, как хруст сухих веток под тяжелыми ногами. Но запах гнили, пропитавший воздух, и их изуродованные фигуры были слишком реальны. Слишком близки.

Падальщики продолжали двигаться вперед. Их движения были рваными. Плечи дергались, головы наклонялись под странными углами, а ноги волочились по земле, издавая жуткий, царапающий звук. Но это не делало их менее опасными. Напротив, в их неестественности таилась своя угроза.

Один из них вдруг сделал шаг ближе. Его нога, обнажившая серую, испещренную трещинами кость, неестественно вывернулась, но это не остановило его. Он продолжал двигаться. Я почувствовала, как холод пробежал по моей спине, будто ледяные пальцы провели по коже. Мурашки взбежали от кончиков пальцев до самой макушки, заставив волосы на затылке встать дыбом.

Я крепче зажмурила глаза. В голове было только одно желание — исчезнуть. Раствориться в этой вязкой тьме, стать частью этой липкой, удушающей тишины. Я представляла, что мы стали невидимыми, что нас просто нет. Но даже это не помогало.

Мое дыхание стало почти незаметным, словно я пыталась быть частью воздуха. Каждый вдох был поверхностным, едва ощутимым, чтобы не потревожить эту хрупкую реальность. Но сердце… сердце предавало меня. Каждый его удар гулко отдавался в груди, как гром среди молчаливой ночи. Я боялась, что этот звук прорвется наружу, как стон, как крик.

И вдруг один из них замер. Его голова резко дернулась в сторону, как будто он что-то уловил в воздухе. Я почувствовала, как кровь застыла в моих жилах. Время словно остановилось. Мгновение казалось вечностью. Я замерла, перестала дышать. Я превратилась в камень, в невидимую статую.

Но этого было недостаточно.

Другой Падальщик издал звук. Этот хриплый, протяжный стон прокатился по лесу, как раскат грома, прорезав густую тишину. Он был низким, но каким-то режущим, словно сломанное горло пыталось произнести слово. Этот звук был одновременно рычанием и стоном, и он пробрал меня до костей. Как будто кто-то провел острием ножа по моим нервам. Мурашки побежали по всему телу, а холодный пот проступил на висках.

Они нас услышали.

Эта мысль вспыхнула в голове, как яркая вспышка, и я почувствовала, как паника поднимается внутри меня, как волна, грозящая захлестнуть. Но я сжала зубы, до боли впиваясь ногтями в ладони. Нельзя. Нельзя двигаться. Нельзя шуметь.

Шелли не разжимала своей хватки. Ее пальцы все еще были холодными, но крепкими, как сталь. Этот контакт был единственной нитью, удерживающей меня от падения в бездну ужаса. Но даже она не могла заглушить звук, который я услышала через мгновение.

Шаг.

Один из них сделал шаг в нашу сторону. Его нога с хрустом наступила на ветку, и этот звук разнесся, как выстрел. Они были слишком близко. Слишком реальны.

Он повернул голову в нашу сторону — медленно, почти лениво, но с пугающей точностью, как будто заметил что-то такое, чего мы не могли скрыть. Его пустые, лишенные жизни глаза остановились прямо на нас.

Холод пробежал по моей спине, как ледяной поток, а дыхание стало рваным, будто легкие внезапно отказались работать. Я почувствовала, как Шелли напряглась рядом, ее рука сильнее сжала мою. Ее тело стало твердым, как туго натянутая струна, дрожащей от напряжения и готовой лопнуть в любую секунду.

— Если они нападут, беги, — прошептала она так тихо, что ее голос был едва различим. Но в этих словах звучала такая уверенность, такая стальная твердость, что каждое из них резало меня, как острый осколок стекла. Это был приказ. Не просьба, не совет — приказ, которому невозможно ослушаться. Ее слова звучали, как последний ультиматум, как незримая стена, вдруг выросшая между нами. За ней скрывалась угроза, о которой я даже не могла догадываться.

— Я их задержу.

Мое сердце замерло. Бежать? Оставить ее? Эти мысли не укладывались в моей голове. Они застряли в горле тяжелым комом, который я никак не могла проглотить. Внутри все кипело — возмущение, страх, злость, паника. Эти чувства разрывали меня изнутри, словно кто-то пытался одновременно вырвать мою душу и разум.

Шелли говорила так, будто я была беспомощной. Будто я — ребенок, который не способен защитить даже себя. Если бы она была с нами чаще, если бы видела наши с ребятами злополучные приключения, то знала бы, что решаю всегда я. Что я не маленькая, дрожащая девчонка, какой она, видимо, меня считала. Я та, кто не умеет бросать. Не умеет оставлять. Даже если цена — собственная жизнь. Самое глупое и безрассудное существо — вот кто я.

— Нет, — почти беззвучно сорвалось с моих губ. Это короткое слово прозвучало так тихо, что, казалось, растворилось в воздухе, не достигнув ее ушей. Но она услышала.

Ее голова резко повернулась ко мне. Наши взгляды пересеклись на какую-то долю секунды, но этого мига хватило, чтобы я увидела в ее глазах то, чего не ожидала: удивление, раздражение… и что-то еще. Благодарность? Как будто мой отказ застал ее врасплох. Как будто я нарушила негласный договор, ее тщательно обдуманный план, который, возможно, был для нее единственным выходом.

Но времени на объяснения не было. Мы обе это понимали.

— Ты должна выжить, — сказала она, не оборачиваясь. В ее голосе звучали сталь и усталость, как у человека, который привык принимать неизбежное. — У тебя потомство. Не глупи. Здесь смерть реальна.

Ее слова разрезали меня на части. Они застряли где-то в горле, отравленные страхом. Но я не успела об этом подумать. Все происходило слишком быстро, как будто мир вдруг сорвался с цепи.

Несколько Падальщиков внезапно сорвались с места. Их движения были резкими, рваными, как у сломанных кукол. Это выглядело нелепо, почти карикатурно, но в этом была вся чудовищность. Противоестественность.

И ужас был в том, что они двигались к нам.

К нам.

— Черт! — выдохнула Шелли. Ее голос был низким, хриплым от напряжения.

В следующий момент я почувствовала резкий толчок. Ее руки — крепкие, решительные — толкнули меня в бок, будто она сама была готова разорвать нас на части, лишь бы выполнить свой приказ.

Острые камни вонзились в мои ладони, оставляя на коже полосы боли. Я зашипела, но это был не крик, а скорее тихий стон. Боль отозвалась эхом в теле, но не успела затопить сознание — паника оказалась сильнее.

Воздух с шумом вышел из моих легких, и я закашлялась, отчаянно хватая его ртом. Но он был липким, тяжелым, будто пропитанным туманом страха. Он не приносил облегчения, наоборот, с каждым вдохом становилось только хуже.

С трудом подняв голову, я осмотрелась, но Шелли больше не было рядом. Паника сжала мое сердце ледяными пальцами. Мой взгляд метался, пока я наконец не увидела ее. Она стояла чуть дальше, неподвижная, как статуя, напрягая все свое тело. Ее взгляд был прикован к Падальщикам, которые окружали ее.

Ее движения были быстрыми, точными, сосредоточенными. В тусклом свете леса что-то металлическое блеснуло в ее руках — оружие, которое она успела достать. Но это было не главное.

Я застыла на месте, когда ее тело начало меняться. Это было одновременно завораживающе и пугающе — словно я стала свидетелем чего-то, что не предназначено для человеческих глаз. Черты ее лица начали деформироваться, будто невидимые руки скручивали их, меняя форму. Это напоминало, как жидкость принимает причудливые очертания, если ее встряхнуть. Ее кожа вспыхнула серебристым блеском, словно была покрыта жидким металлом, который переливался и дрожал, отражая каждый луч света. Казалось, это сияние было живым: оно двигалось, словно подчиняясь ее дыханию, то затухая, то вспыхивая с новой силой.