Своя игра. Тетралогия (СИ) - Соколов Юрий Юрьевич
– Если артефакт превратили в жезл предназначения именно под тебя, упоминание о ритуальном самоубийстве настораживает, – заметила Жюстина. – Оно ведь необходимо для смены расы, а не класса. А ты уже человек.
– То есть мне эта опция попросту не нужна… И что это значит?
– То, что инициация может быть проведена насильно, кем‑то еще. Не ты прочтешь свиток – над тобой прочтут.
– И будет считаться, что я совершил самоубийство? Ну нихрена!..
– Темные есть темные. Однако я думаю, что этот подозрительный пункт в описании – всего лишь намек.
– Соглашайся, мол, а то есть возможность заполучить тебя и без согласия? Пусть попробуют. Только мне кажется, они не попробуют. Хотя бы потому, что конкуренты начеку. А я, глядишь, дождусь еще более выгодных предложений. Например: прыжка до шестидесятого уровня сразу, с овладением универсальными энергиями всех начальных ступеней… Давай ужинать. Потом предлагаю покувыркаться на кровати Хулио. Потому что до полночи заняться все равно нечем.
– А после?
Я сел за стол, бросил жезл предназначения рядом на столешницу, приподнял ближайший ко мне серебряный колпак, принюхался к содержимому блюда и только потом ответил:
– Храм Всех Святых посвящен Мраку. Я недаром когда‑то прозвал его про себя Храмом Всех Дьяволов. Он распахивает двери прихожанам во второй половине дня и стоит открытым вечер и первую половину ночи.
– Ну да. Как и все подобные святилища.
– Значит, если ограбить его после закрытия, никто не узнает об этом аж до обеда. А городские ворота, как и всегда, откроют с восходом солнца. Не верю, что главный смотрящий постоянно держит связь с дежурным магом. Он среагирует лишь на сигнал тревоги. А если его не поступит, то и не среагирует.
– Так ты все же решил лезть в храм? Но у нас уже достаточно малых накопителей, чтобы объединить их в любой приемлемой форме взаимодействия и получить требуемый объем маны. Простейшую форму изготовить легко: можно, скажем, сплести ее из кожаных ремешков. А ограбление храма – это одновременно и его осквернение…
– Что чревато гневом богов‑покровителей, знаю. Но это скорее страшилка, чем реальная опасность. Я не богов ограблю, а жрецов. Чей гнев мне как‑то без разницы. Богов в принципе нельзя ограбить, пока находишься в Срединном Пространстве. Они свою долю дохода с верующих забирают сразу, маной. В хранилищах и накопителях храмов оседает лишь то, что принадлежит служителям культа.
Жюстина оторвалась от еды и тяжело вздохнула:
– Пора уж мне привыкнуть – если ты что‑то задумал, тебя не отговоришь.
– Тогда и не отговаривай, – предложил я. – Тем более что нам не придется идти в храм обоим. Чтобы обмануть дежурного, я должен явиться один.
– И не стыдно тебе будет обчистить святилище темных сразу после получения подарка от них?
– Этого жезла? Так ты сама сказала – подарочек‑то троянский.
– И не страшно? Артефакт стал жезлом только что. Я понятия не имею, кто именно это сделал, но он или они могут сильно обидеться.
– За что же? И зачем? Вдруг я на радостях кольнусь жезлом сразу после ограбления?
– Повторяю: при самостоятельной инициации незачем колоться. Посмотри раздел «Подробности» в описании. В свитке должно быть два варианта начала последовательности молитв. Соответственно, будет и две формулы для приступающего к таинству.
– Ах да! Первая: «Я, (имя рек), готов принять новое предназначение…». И вторая: «Неофит (имя рек), готов принять…», и далее то же самое, что и в первой формуле… Послушай, но ведь насильственная смена класса кому‑либо – это преступление против Высшей Справедливости и законов Вселенной Дагора. За такое можно отхватить кару пожестче сдирания кожи заживо.
– Потому я и сказала, что тебе всего лишь сделали намек. А в действительности, если тебя решат принудить, то не в нахрап, а сыграют тонко. Допустим, подстроят так, что у тебя и выхода другого не будет, кроме совершения самоубийства. А как только его совершишь, появится некто, способный провести обряд. Который прост. Его осилит любой разумный.
– Хорош меня пугать. Сейчас ты скажешь, будто первый и самый блестящий случай организовать мне подлянку представится как раз при ограблении храма. И будешь права. Но я приму кое‑какие меры предосторожности. Оставлю жезл здесь, внутри магического круга, и пусть самозваные архитекторы моей судьбы попробуют его оттуда достать. Достанут – значит, они выиграли. Побуду магом до шестидесятого уровня. Да хоть до сотого! А потом изыщу возможность сменить класс обратно. Мне нравится быть воином, а в перспективе – воином‑магом, а кому это не нравится, могут идти в жопу… Ты наелась? Я – да. Давай поднимемся в спальню и перепробуем все позы, в которых трахались герой Ингервольд и волшебница Миранда в первую неделю после столетней разлуки.
– Я их уже пробовала! Неоднократно. А ты, боюсь, не выдержишь. И притащишься потом в храм примерно в том состоянии, в каком бывает лимончик, который по очереди выжали себе в чай бедный барон вся его челядь.
– Именно таким мне и следует прийти. Подробностей не спрашивай – секретная информация… Так мы идем в спальню или начинаем здесь? Ингервольд и Миранда любили друг друга на обеденном столе?
– Да, и под столом! Это случилось когда Ингервольд нажрался как свинья и упал со скамейки, уцепившись за свою подружку. В сказании о нем такого эпизода нет, но верь мне – так и было. Конечно, он хотя бы однажды нажрался – за неделю‑то! А скорее всего, и не раз. Поводов хватало: воссоединение с возлюбленной, обретение бессмертия, омоложение…
В три часа пополуночи я стоял перед Храмом Всех Святых. После секс‑марафона с Жюстиной меня слегка пошатывало. Укрепляющее зелье должно было начать действовать через минуту, а пока оно создавало лишь легкое возбуждение, наверняка отражавшееся у меня в глазах. Рот я только что прополоскал вином. Любой мужик при взгляде на меня сразу понял бы, чем я занимался незадолго до. И с каким усердием. А после такого и вмазать не грех…
В храм вела большая двустворчатая дверь с маленькой дверкой в одном из полотнищ. Как в гараж, блин! Я постучался. Внутри послышались шаги, которые быстро смолкли: дежурный маг сканировал обстановку снаружи. Через секунду в маленькой дверке распахнулось смотровое оконце, и я увидел сквозь частую решетку озабоченное и удивленное лицо.
– Хулио? – уточнило оно. – Что случилось? Зачем ты явился в храм среди ночи? Ты должен меня сменить, – но не сейчас же!
– Здоровья и обилия маны тебе, достойный Тармаст, – ответил я, выудив нужное имя из памяти личины. – Прошу простить, что потревожил тебя в неурочный час, однако на то есть серьезнейшая причина. Моя невеста, как ты знаешь, не так давно скрылась неизвестно куда, похитив из нашего святилища артефакт номер шестнадцать. И вот сегодня она нашлась – более того, выяснилось, что эта славная девушка ничего не крала. Она лишь стала свидетельницей кражи, и так испугалась, что не решилась сказать о происшествии даже мне. И спешно покинула Каритек, опасаясь мести настоящего вора.
– О, боги! Неужто вор – один из старших жрецов? Только старшего жреца не бросили бы в темницу сразу по обличении! Только он стал бы угрозой свидетельнице!
– Ты прав, мой брат по вере! И только старший жрец мог предугадать свойства артефакта до их открытия и понять ценность предмета.
– Но кто он?.. О, прости! Конечно, ты не можешь и не должен открывать мне его имя по тем же причинам, что и…
– Верно, Тармаст! Я сделаю это завтра, когда заступлю на дежурство, и подойдет время великого вечернего приношения, на которое соберутся все жрецы. Сейчас же я пришел в храм потому, что просто не мог усидеть дома. Представь: я вновь обрел ту, с которой решил связать свою судьбу. Я лично привез ее в город и устроил скромный домашний пир. А после мы радостно плескались в море любви… Да что я тебе рассказываю? Ты сам прекрасно понимаешь, что может быть между мужчиной и женщиной в таких случаях. И особенно в случае подобном нашему. Обвинение с моей невесты считай что снято! Она теперь спит; но я оказался слишком возбужден, чтобы последовать ее примеру. Хочу немедленно принести благодарственную жертву богам и святым – ведь не иначе как с их помощью разрешилась тяжелейшая для меня ситуация. Прошу тебя, пусти меня в храм. Все равно мне и минутки не вздремнуть. Лучше проведу время до своего дежурства в пении молитв хвалы.