Между небом и морем (СИ) - Вран Карина

Рюк вместо ответа шагнул в провал. Хэйт привычно заработала, как осветительный прибор. Группа двинулась по туннелю вглубь трехцветного холма.

— Приключения стоят риска, — улыбнулся Монк. — Учти, я вне игры не умею возрождать павших.

— И «ресалку» не завезли, — хмыкнул Рэй. — Что, кстати, жаль.

— А то можно было бы по принципу: «убью, ресну, еще раз убью», да? — Кен, оказывается, тоже изредка умел в иронию.

Убийца поднял вверх указательный палец.

— Именно.

Идя внутрь, Ненависть морально готовилась к худшему. Ожидали жути, вроде той, что открылась им в гроте у моря.

— В земле была нора, — изрекла Барби, оглядевшись в пещере, куда привел их туннель. — А в норе жил хоббит[1]. Или нет.

Здесь, похоже, было просто хранилище разбойничьих ценностей. Причем вычищенное до прихода ребят и девчат. Пустые сундуки, рваная мешковина, осколки стекла.

— Или жил, — Монк подошел к стене, подковырнул светящуюся частичку. — А затем умер, и его изгнали.

— Любопытненько, — Мася подошла к лекарю, вгляделась в искристую пылинку. — Похожу вдоль стен, может, найду еще что-то.

Но нашла что-то Хэйт. Она наступила на грязное рванье на полу. И под подошвой ощутила неровность. Хорошо, не раздавила…

Миг — тряпка летит в сторону. Еще миг — пальцы сжимают шестигранный продолговатый кристалл. Изумрудный камень оплетает золотая ветвь. Листья на ней вытянутые, схожи с ивовыми. Цвет листьев — пурпурный.

Система делится информацией: в руках главы Ненависти не просто красивая ювелирка. Это — малый кристалл памяти.

— Здесь, если верить описанию, фрагмент чьих-то воспоминаний длительностью в одну минуту, — проговаривает вслух художница. — Кажется, я знаю, чьи это воспоминания. Ильсилль из Дома Пурпурной Ивы. Светлая эльфийка с портрета.

— Уверена?

— Покажешь?

— Дева-ива, которая, когда повалишь, бревно бревном?

— Кат-сцена?

— Киняшка-короткометражка?

— Никогда о таком не…

— Не так много данных в одну минуту уместится.

— Сколько просмотров?

Находка взбудоражила группу, все загомонили разом.

— Свет выключи перед показом, — высказал разумное предложение Рюк. — Чтобы в кинозале было темно и хорошо видно.

Хэйт не стала гадать: удача ей помогла? Или нахождение кристалла было прописано в сценарии квеста? Может, он бы им сам выкатился под ноги, если бы они не отыскали фрагмент воспоминаний самостоятельно. Это было не существенно.

Художница последовала совету чародея. Пещера под холмом погрузилась во мрак. В темноте светились лишь пылинки, следы эктоплазмы, где нашел свой конец какой-то несчастный. Дважды: сперва он лишился жизни, а затем и не-жизни.

Чтобы просмотреть запись, следовало нажать на оба конца кристалла одновременно. Что Хэйт и осуществила.

И тьма ожила. В воздухе соткалось изображение, вид от первого лица: бескрайний цветочный луг.

Сочная зелень тянется ростками, чтоб поскорее затянуть шрам на красочном полотне.

Шрам — это свежевырытая земля. Участок мал, землю уже побросали обратно. Такого неровного прямоугольника хватит, чтобы закопать гроб. Шрам — это могила.

Иных толкований не предусмотрено. Изящные руки той, что глядит на цветущий луг, цепляются за землю. Скребут, выбирают комья тонкими пальцами, хоть это и неудобно.

Украшенные кандалами (о, оковы легко спутать с украшением, они изящны, и по металлу змеится искусный орнамент) запястья — это сковывает. Не прибавляет ловкости инструменту.

— Живи! — криком раненой птицы звучит над лугом голос.

Голова запрокинута. Небесная синь не сыщет в глубине своей ответа на пронзительный девичий крик.

Изображение меркнет.

Рассыпается трухой кристалл вместе с оплеткой.

Еще с минуту темнота безмолвна. Ненависти нужно «переваривать» обрывок, отголосок чьей-то памяти.

Хэйт снова активировала свет во мгле. Будто подсветку над зрительскими рядами в кинотеатре после просмотра фильма включила.

— Это точно та эльфийка? — спросила Мася. — Пока ясно, что девушка. И то больше по голосу. Блин, пробрало-то как.

Рядом поежилась Хель, причем лицо застывшее, совсем без эмоций.

— А кто еще? — Вал приобнял хрупкие плечики танцовщицы. — Хотя… У нас из доказательств только узор на кристалле памяти.

— Который распался, — подсказал очевидное Рэй.

— Гарантий нет, — Хэйт покачала головой. — Но я почти уверена, что это воспоминания Ильсилль.

— Это и есть гарантия, — с полной убежденностью вставил Монк.

— Как-то ты загнул… — художница смутилась.

— А когда ты ошибалась? — невозмутимо изрек Кен.

— Хватит вгонять в краску главу, — Спиритус улыбнулся. — Все просто. У нас разве в уставе клана, в первом пункте, не написано: лидер всегда прав? Пункт два: если лидер не прав, посмотри пункт один.

— Чего? — кланлидер захлопала ресницами. — Это где так написано? Устав…

Система приняла обращение и вывела текст упомянутого свода правил клана. Оный состоял из двух пунктов. И оба озвучил Спиритус.

— Тебе было некогда, — гномка шаркнула ножкой. — А это поле надо было чем-то заполнить.

— Так! — Хэйт сжала руку в кулак. — Неважно. Проехали. А важно то, что если это реально кусок памяти Ильсилль, и это она его тут оставила не просто так… То все становится совсем не так однозначно, как казалось раньше.

Крылатая рубиновая подвеска, она же капля благословенной крови Иттни, вещи и портрет Ильсилль, следы насильственных упокоений призраков, явный эльфийский след в деле работорговцев… Все вместе это делало Буревестницу в глазах Хэйт обвиняемой. Одной из тех, кто на стороне бесчинства и порока.

Теперь, после луга, могилы и оков на запястьях… Явное перестало быть явным.

Из виртуального мира в мир реальный художница вышла из Дорба, где в домине под зеленой крышей оставила очередной котелок с супом из десяти трав. Прочие дела и визиты с сожалением были отложены на новый день. День выдался насыщенный на события, и в процессе казалось, что времени всего ничего прошло. Потом Рюк упомянул сигнал таймера. Внезапно оказалось, что они больше пяти часов провели в Восхождении.

А тут носилось пернатое счастье. И всем видом выражало состояние: жду-пожду. И столько радости при встрече…

— Еще немножечко терпения этому клюву, — Ника улыбнулась. — Я в душ и сразу же к тебе. Будем кастинг женихов проводить.

Когда Вив вернулась домой и была выпущена из переноски, первым делом оббежала всю хозяйку. Лапами, на разворотах помогая себе крыльями. Затем, убедившись, что с ее бескрылой все вроде бы нормально, ринулась в свою клетку.

Обнаружила, что та закрыта, очень удивилась. Спросила:

— Чви-и-и?

«Что это такое?»

Вероника кинулась отпирать дверцу. Менять воду, нести корм, колоски, морковку… Список был бы длиннее, но за дни без Вив художница за продуктами не ходила. Ела ли сама? Она не могла вспомнить.

В общем, как-то естественным образом выбор друга для подруги отложился. Но обещания положено исполнять, иначе зачем бы они вообще давались?

Так что сразу после душа Вероника засела за компьютер. Выбирать вместе с попугайкой красавчика в пухах и перьях. Для этой цели она не на сайт с потеряшками зашла. Их жалко, конечно, всех, но Нике хватило ситуации с Вив. Девушка открыла несколько вкладок с группами заводчиков и любителей волнистых попугаев.

Птиц, которого она возьмет для комнатной виверны, будет только ей принадлежать. Ей — это виверне, разумеется. Ника же им будет вкусняшки разносить на правах «полезного в хозяйстве существа».

Поиск вышел недолгий. Пернатая на один из предложенных портретов сказала:

— Тью-и.

— Хорош, — согласилась художница.

И начала писать автору фото о приобретении.

Парень, который глянулся обеим девушкам (включая пернатую, а ее мнение самое важное — ей с ним жить), мог показаться блеклым и скучным по окрасу. Птиц сер. Светло-серое пузико, на спинке цвет немного темнее. Крылышки: черные волны с белой окантовкой. Черно-серый хвост. Серо-синие пятнышки на щечках. Под клювом белизна с россыпью черных «бусинок». И белоснежная «шапка» на голове.